Пришедших обдало смесью пиво-водочных паров. Нике было на это совершенно наплевать, а вот Эрик слегка поморщился.

Но хозяин стоял на ногах более или менее твердо. На его голове была скособоченная бандана, а на черной футболке красовалась огромная летучая мышь — белая с кроваво-красными глазами.

— Ха, Ника, ты откуда это так поздно?! — Алиен не ошибся. Просто здесь это утреннее время и в самом деле считалось очень поздним. Во всяком случае, девушка не ста ла возражать.

— Да так… — бросила она. — Хотели до кладбища дойти, заплутали…

— А… — протянул Алиен. — А это с тобой что за чувак?

— Эрик. Он — наш.

Рекомендации оказалось более чем достаточно. Алиен протянул руку — в особом рукопожатии, ладонь к ладони, как принято у подобного народа.

— Ну и руки у тебя — отморозил, что ли? Да что стоим, проходим, проходим…

Тут же, в прихожей, выяснилось, что репетиция не состоялась. Причина была очень даже уважительной. Просто приятель некоей Леди Джагары, которую Ника отлично знала, разжился деньгами — черт его знает, что он там провернул, да никого здесь это и не интересовало. И, заглянув к Алиену, эта славная компания принесла столько алкоголя, что когда барабанщик про прозвищу Ницше предложил все же попробовать начать репетицию, ему ехидно заметили: «Ну-ну, давай, пробуй…» Он попробовал — и не сумел встать.

— На кухне сейчас сидит. Философствует. — Алиен сделал «умное лицо», получилось очень забавно.

— А Джагара здесь? — быстро перебила его Ника.

— Не. Они, вроде, еще до двенадцати куда-то свалили.

Что-то там ее чуваку понадобилось — работа у него, что ли, срочная… Да проходи, ну что вы стоите.

Судя по тому, что творилось на столе, парень Леди Джагары получил и в самом деле неплохие денежки. Ника не припоминала, чтобы хоть когда-нибудь у Алиена было подобное застолье. В свое время здесь приучились даже к народному лекарству простых российских бомжей — настойке боярышника. Правда, бомжи глушили ее просто так, а кое-кто из «еретиков» все-таки пытался сотворить «аристократический напиток» — боярышником бодяжили пузырь с пивом, получалась отменнейшая гадость — зато очень действенная.

Но чтобы столько водки, еще даже и недопитой — и это несмотря на утро… Ника деловито заглянула под стол — там громоздилась настоящая артбатарея.

— Промерзла? — Весело ухмыльнулся Алиен.

— Тот еще дубак! — Поддержала его Ника.

— Ну так садись. Этот… как его, в общем, Джагарин парень… Кари, что ли… Классный чувак! — Изобилие напитков заставило Алиена возлюбить весь мир, поэтому он закончил, обращаясь к Эрику:

— И ты тоже классный чувак!

Тут выяснилось, что комната, где происходило застолье, далеко не пуста. Ника, усаживаясь, слегка зацепила ногой лежавший на полу матрас, и обнаружилось, что на матрасе улеглась заспанная девица. Светик, — так ее звали, — Ника, в принципе, знала. Это была клавишница все из той же «металлической» группы.

— Алиен, ты?.. — спросила Светик, протирая глаза. Тут же она заметила Нику. — Привет!

Клавишница ухватилась за ножку стула, пытаясь подняться. Удалось это не с первой попытки.

Впрочем, Ника, поздоровавшись, перестала обращать на нее внимание. Гораздо большего внимания заслуживала еда, стоящая на столе. И водка, что характерно — тем более, Алиен уже успел налить.

— Ну, за нас с вами и за хрен с ними! — произнес хозяин ритуальную фразу. Ника выпила, Эрик тоже, но тотчас же потянулся за закуской. Похоже, водку пить он не любил.

А вот Ника давно прославилась в тусовке тем, что может выпить сколько угодно чего угодно — и даже не вырубиться после этого. Еще где-то год назад она попала в компанию, где говорили о делах, а она своим присутствием всем изрядно мешала. Но просто так выставить ее было, видимо, неудобно. В итоге ей поднесли выпить, надеясь, что надоедливая девица, знающая только свои компьютерные игры, моментально срубится. Как бы не так! Весь не слишком большой запас алкоголя в доме был выпит, а срубились первыми все-таки хозяева!

Выпили по новой, уже без всякого ритуального тоста. Ника почувствовала, как по телу разливается тепло — ей стало гораздо лучше, ощущение утреннего холода исчезло напрочь.

Наконец-то можно было просто расслабиться, сидя в хорошей компании. Девушка уже готова была в подробностях начать рассказывать о сегодняшних приключениях. Может, Алиен поймет, в чем было дело.

Но ей не дали поделиться впечатлениями. Светик все-таки поднялась, налила себе очередную порцию водки, выпила, после чего ее состояние стало намного лучше — по крайней мере, прошла сонливость. Она осмотрелась, оценивая обстановку, задержала взгляд на Эрике, а потом решила, что у нее есть серьезный разговор с Никой. О чем и объявила.

«Серьезный разговор» предполагал, что собеседников должно быть двое, поэтому пришлось кивнуть Эрику и полусонному Алиену — мол, мы сейчас придем, — и подниматься из-за стола. Ника сделала это с сожалением — больше всего сейчас ей хотелось отдохнуть, даже желание добраться до Алиеновского компьютера казалось не слишком-то сильным.

Девушкам пришлось выйти на лестничную площадку, прикрыв дверь — беседовать на кухне было невозможно — там накрепко засел юный философ, который сейчас что-то бубнил, разговаривая сам с собой.

— Ницше очень обижается, — сказала Светик, тряхнув кудряшками. — Он дал кому-то на просмотр наши тексты, и их так разругали!

Но разговор, который затеяла клавишница, был наверняка не об этом.

— Ну, так чего? — нетерпеливо спросила Ника, когда Светик достала пачку сигарет — с ментолом, не самых дешевых! — и протянула одну приятельнице.

— Я… в общем, вот что. Слушай, этот Эрик, ну, который все молчит — твой парень?

Эх, надо было это предполагать сразу! О главном увлечении в жизни Светки знали все.

— Ну… вообще-то, нет, — протянула Ника.

Это было правдой. Они даже за руки не держались, пока шли к тому чертову кладбищу, а потом — к Алиену. Ника была не то чтобы равнодушна к парням — нет, конечно, всякое в ее жизни случалось, — но до Светика ей в этом плане было далеко. Приставать к почти незнакомому, пускай и «своему» парню — это как-то несолидно.

Ника могла сказать, что, да, Эрик — ее приятель, и вообще… Но она вдруг догадалась, что Светик на этом не успокоится. Пожалуй, устроит длинные дипломатические переговоры — «а знаешь, парни любят разнообразие; если ты действительно хочешь его удержать…»

«Так вот почему Джагара со своим здесь не остались! — догадалась Ника. — Еще бы, наверное, бегом отсюда бежали…»

— Ой, так это хорошо, что он не твой! У меня правило строгое — чужого не беру! — твердо заявила Светик. — Так он точно не твой? А девушка у него есть?

— Не знаю я про его девушку, — рассеянно сказала Ника. — Может, есть, а может — и нет.

— Ну, тогда я сейчас все и выясню. А то, — она вздохнула, — от Ницше пользы никакой. Алиен… он вообще ничего не хочет, ленивый стал, как старый кот — кастрированный. А остальные расползлись. Что же, мне одной оставаться?

Ника не знала, что и ответить.

— Так ты точно не будешь против? — еще раз на всякий случай переспросила Светик.

— Нет, не буду, — коротко ответила Ника.

— У него такие глаза необычные — золотистые… — мечтательно протянула клавишница.

Через несколько минут она все-таки попросила Алиена провести ее в соседнюю комнату, к компу, а клавишница вплотную занялась Эриком.

Ника включила «Морровинд», на экране появилась заставка со скелетоподобными монстрами. Можно было начинать, тем более, что ее запись с прошлого раза оставалась — не нужно было заново продумывать своего персонажа.

И в то же время девушка размышляла, так, что даже временами отвлекалась от игры. Кто такой этот Эрик, почему она так легко согласилась с этой Светкой? Вот уж одно слово — клавишница. Ника знала несколько рок-команд, и везде клавишницы были примерно такими же.

Нет, она нисколечко не ревновала. Но почему ей вдруг стало немного неуютно? Может быть, дело просто в самом присутствии Эрика. С ним хорошо и спокойно… Да уж, спокойно — особенно, прошлой ночью.

Тогда что же? С ним, наверное, можно говорить о чем угодно. Только вот он почему-то не говорит. Все больше слушает, или односложно переспрашивает.

Так в чем тогда его секрет?

Тем временем, ее персонаж сразил очередного монстра — это был, судя по описанию на экране, «клыкастый щетиноспин», проще говоря — большой кабан. Теперь можно было немного передохнуть.

В чем же секрет Эрика? Его глаза. «Такие золотистые», — сказала Светик. А Ника вдруг припомнила, как он выглядел несколько часов назад, когда они петляли по этим гребням. Глаза Эрика — два провала во тьму.

Девушка еще минут пять посидела за компом, потом решительно поднялась, еще не зная, что, собственно, хочет. Почему-то она чувствовала злость и раздражение.

«Ну, если у них там хентай… Она же его прямо в комнате может», — бессвязно думала Ника.

Хорошее слово в свое время изобрели японцы — хентай. У них это то, что у нас называют «эротикой». Но с некоторых пор сие слово в определенных кругах почти напрочь заменило мат.

Никакого хентая в комнате не было. Алиен удалился на кухню — должно быть, беседовать с Ницше о том, что было бы очень хорошо выгнать всех поэтов из государства куда-нибудь подальше — хотя бы тех, которые, сволочи этакие, критикуют прекрасные поэтические тексты!

Светик спокойно спала на своем матрасе, а Эрик столь же спокойно сидел за столом, вяло поедая чипсы из тарелки с закуской.

— Уже наигралась? — слегка насмешливо спросил он.

— А… да. — Ника слегка удивленно кивнула. — А что? — она посмотрела на клавишницу.

— Да ничего, — коротко сообщил Эрик. — Мы с ней еще немного выпили, потом целоваться полезла. Чего только ни говорила! Странная она какая-то…

— А что? — не поняла Ника, но ей стало любопытно.

— Да так, чушь какую-то несла. Мол, глаза — как золотистые звезды. А потом сказала, что я сам — холодный, как лягушка. — Он даже не засмеялся. — А теперь решила заснуть.

Светка вела себя странно, но почему — Ника не поняла. Может, он вообще «голубой», этот Эрик? Стало быть, девушки ему ни к чему…

— Лады. Слушай, у меня тут одно дело. Надо бы денег в долг занять, а то сигарет нет, — сказала она.

— Ну, у меня еще есть немного.

— Так то — немного. Так вот — я сейчас позвоню, мы еще немного здесь посидим, а потом…

Ника говорила бессвязно, как всегда бывало, когда она неожиданно радовалась чему-нибудь. А сейчас — девушка это только что поняла — некоторый повод для радости был.

— Ну, звони, — пожал плечами Эрик. — А как ты долг потом отдавать будешь? — спросил он не без ехидства.

— А, не беда, отработаю, — махнула Ника рукой. — Я же тут на работу устроилась…

Новость для тех, кто ее знал, была невероятной, но правдивой. Раз в три дня Ника действительно ходила на работу. Работа заключалась в следующем — на нее нацеплялся сдвоенный рекламный плакат музея восковых фигур. Плакат оказался очень большим, и это было хорошо — одежда девушки не всегда была чистой, но никто этого не видел. С этим плакатом нужно было ходить взад и вперед по проспекту на маленьком пятачке у музея. Это была дополнительная реклама — основная ждала посетителей у входа: гигантский минотавр с дубиной — чудище, вполне пригодное для «Морровинда». Не так давно вместе с минотавром стали выставлять кота из «Шрека-2».

— Ну, смотри, — ухмыльнулся Эрик.

— Да я же у своих занимаю. И потом — надо это делать аккуратно, не спеша. Я вот сейчас позвоню, просто встретиться…

Мысль о звонке Джагаре зрела давно. Раз подруга разбогатела — будет очень справедливо у нее занять. Отдавать Ника, конечно, не собиралась.

И девушка решительно направилась к телефону, перешагнув через спящую клавишницу.

— Алё, привет! — На том конце провода ответили сразу, видимо, Джагара уже проснулась.

— Да, от Алиена, — продолжала Ника. — Не, все нормально, мы только под утро дошли. А, чувак один, потом расскажу. Нам бы с тобой повидаться… Что, только в шесть? А, ну-у, нормально! Где-е? На Труда? Так это же очень далеко! И никак по-другому? А если подумать? Ну, ладно, ладно… тогда — пока.

— Говоришь, в шесть? — спросил Эрик, когда Ника сообщила не совсем утешительные новости. — А почему бы и нет. Ты — выспишься. А я… я спать не хочу, здесь посижу.

Уже засыпая на притащенном из другой комнаты матрасе, Ника посмотрела на сидящего за столом Эрика. И снова на секунду ей показалось — глаза у парня совсем даже не золотистые. В них была темнота. Но девушка уже сама не понимала, видит она это наяву или уже во сне.

Глава 5

Двое в бурлящем городе

Ленинград,

ноябрь 1989 г.

Чтобы попасть к цели, Редрику нужно было миновать довольно темный переулок, потом пройти по заросшей деревьями аллее. Фонарей, естественно, не было: раньше не озаботились, а потом, не так уж и давно, настал момент, когда всем стало все равно — хоть трава не расти!

Он с тревогой всматривался в темноту. Слишком много сейчас, примерно с начала года» стали кричать о росте преступности. Мол, правда должна быть известна народу! У нас творится самый настоящий кошмар! Убийства, наркомания, проституция — все, что угодно!

Газеты и телеканалы с жадностью смаковали самые отвратительные вещи. Да, теперь разрешили открыто говорить обо всем — на то и гласность!

Походило это на кое-что иное: словно некий дирижер взмахнул палочкой — и полилась поганая музыка со страниц газет и с телеэкрана. Целей было несколько. Во-первых, люди должны были осознать и прочувствовать — раньше, до перестройки, им ужасно плохо жилось. Ну просто отвратительно! Во-вторых, люди должны быть запуганы. Чем больше запуганных, тем легче будет превратить их в трясущихся обывателей. В-третьих же, подробности кошмаров, легкость, с какой, судя по газетным описаниям, совершались преступления, должны были и в самом деле содействовать преступности, поднять ее на небывалую прежде высоту.

Прямо об этом никто не говорил, но в О.С.Б. очень хорошо знали, кому выгодна вся подобная дрянь — для нее даже специальное слово нашлось — «чернуха». Походило на то, что с горе-журналистами очень хорошо и тонко поработали «Воины Армагеддона». Да ведь и в самом деле, к чему будет стремиться трясущийся обыватель? К хлебу с колбасой, к безопасности, к тому, чтобы его никто не тронул, а уж он-то точно не тронет никого. Такие вещи, как развитие, оставались вне его мира. Зачем? Больше всех надо, что ли? В конце концов, телевизор под боком.

Редрик, да и его коллеги из О.С.Б. и не предполагали, как далеко все зайдет. Последней каплей стало высказывание некоего весьма и весьма известного писателя-фантаста, «архитектора мечты», о том, что, разумеется, самый лучший путь для страны — это превратиться в подобие Швейцарии или Новой Зеландии.

А всякие там полеты в космос, высочайшие научные технологии — это не для нас!

И ведь слушали, слушали таких вот «архитекторов мечт», которые пролезали в издательства и на телевидение. А страна, тем временем, впадала в кошмар.

Редрик прервал свои размышления, чтобы еще раз внимательно осмотреться по сторонам. Нет, вроде здесь никого. Он-то мог не бояться преступников: для того, кто ходит по Запределью, какой-нибудь гоп-стопщик из проявленного мира — всего лишь пустяк. Опасался он совсем не за себя…

А вот Ася… Она же здесь ходит по нескольку раз в день. И все отмахивается — ерунда, ничего страшного!

…Редрик прошел к подъезду. Слева мелькнул человеческий силуэт. Нет, ничего кошмарного в нем не было — случайный прохожий, идет, ссутулившись, думая о том, как бы поскорее добраться до дома.

Метрах в пяти от сотрудника О.С.Б. послышался шорох. Редрик насторожился. Но, опять же, ничего страшного не произошло — из-за облетевших кустов с голыми ветками показалась собака. Небольшая собака, кажется, эрдель или какая-то помесь.

Редрик подошел к самому подъезду, обернулся. Собака не собиралась уходить, она смотрела на него. «Да ведь это же домашний пес, — вдруг решил он. — Люди выкинули. Сейчас часто выкидывают собак и кошек — нечем кормить, видите ли…»

Лампочку в подъезде еще не догадались вывинтить, но это почти ничего не меняло — света было недостаточно, чтобы прочесть газету, а в темных углах лестничной площадки приходилось ступать на ощупь.

— Ред? — осведомились за дверью, стоило ему позвонить.

— Я за него…

Мрачные мысли куда-то моментально улетучились, стоило ему только услышать Асин голос.

— Значит, уже завтра уезжаешь?

Кажется, девушка, сидевшая перед ним, готова была тут же расплакаться.

— Ты, по моему, мне не все говоришь… — раздельно ска зала она. — Это твоя журналистика… Может, отговоришь начальство?

— Не получится.

— Но ты точно — в Киев? Или…

Она недоговорила, да он и сам понял, в чем дело. На юге сейчас возникло то, что притягивало многих журналистов. Зона конфликта — по сути, там уже несколько месяцев шла самая настоящая война.

— Нет, не беспокойся. В Киев. Даже — не в Чернобыль.

— Ну, еще того не хватало! — возмутилась девушка. — В Чернобыль! Да я бы узнала, и…

— Говорю же — не туда, — терпеливо произнес Редрик.

Официальная легенда гласила следующее — он закончил журфак в одной из союзных республик, некоторое время работал в многотиражке мясокомбината на Урале (название газеты, которое значилось в его документах, было невероятным, но реальным — «Мясной гигант»). А потом он переселился в Ленинград, сейчас сотрудничает в нескольких газетах — к счастью, их расплодилось великое множество. Заодно, журналистика объясняет и его «неформальный» вид.

Кстати, легенда была почти что правдой — несколько раз ему доводилось писать статьи в издания вроде «За здравый смысл»: о шарлатанах-лекарях и прочей пакости. Это было одним из побочных заданий О.С.Б., хотя очень скоро его отменили: люди продолжали упорно верить «заряжателям воды», «контактерам со Вселенским разумом» и прочей погани.

Зато с журналистским удостоверением можно было, нисколько не скрываясь, вести наблюдения за тем, что происходило в городе — за некоторыми политическими акциями мог стоять СВА, хотя руководство О.С.Б. давным-давно зареклось заниматься политикой.

Вот на одном из пикетов — в память о гибели революционных студентов в Китае — Редрик и познакомился с Асей.

— Ред, ты только приезжай поскорей, — она поправила длинные волосы, схваченные неширокой темно-синей — под цвет глаз — ленточкой. — Ты…

Кажется, она порывалась сказать о чем-то — да все не находила возможности.

Он подумал, что это здорово — кто-то, кроме сотрудников, называет его по имени. Конечно, Ася думает, что это — хипповское прозвище. Ну и пускай думает.

…В тот день ярко светило солнце, едва-едва начиналось лето, и, проходя мимо Казанского собора, было очень сложно вообразить, что где-то в немыслимой дали — в материковом Китае — три дня назад на главной столичной площади были расстреляны тысячи и тысячи безоружных людей. Однако же, на ступеньках Казанского выстроилось человек двадцать — таких же молодых, как те погибшие китайцы. Кто-то нарисовал плакаты, кто-то даже перевел основные лозунги на китайский и английский. Пусть и иностранцы видят, что в Ленинграде — нет, в Санкт-Петербурге! — живет небезразличный ко всему окружающему народ.