Глава 11

После удара молнии

«Где-то во Франции»,

май 1940 года

Такой стремительности от врага не ожидал никто — даже те, кто не доверял хваленой «линии Мажино». Предполагалось, что война не выйдет из неких рамок — как четверть века назад. Войска установят твердую линию Фронта, потом будет долгая череда битв, небольших отходов и наступлений.

Реальность оказалась совершенно иной. Французов просто отбросили на юг. А с ними — и британцев.

Случилось так, что в том самом городке, в котором квартировал британский отряд, и произошел его последний бой.

…Мэтью открыл глаза. Перед ним было небо, заслоненное каким-то темным предметом. Он все никак не мог сообразить, что это — как будто это представляло для него важность.

Почему-то стояла мертвая тишина. А когда он потерял сознание, все было не так. Шел бой, лейтенант приказал выбираться из развалин школы — но было уже поздно. Командира убило через пятнадцать минут, а что стало после, Мэтью не видел.

Он попробовал пошевельнуться. Это, как ни странно, получилось — почти нормально. Тут же вернулись ощущения, резкая боль пронзила ногу, и он непроизвольно сел.

Нет, кажется, всего лишь царапина. Значит, руки– ноги целы — уже хорошо. Но что же с ним случилось? Он никак не мог этого вспомнить, как ни старался.

Мэтью привалился спиной к каким-то обломкам, пытаясь сообразить, что с ним и где все свои. Они должны были покинуть город сегодня и попробовать пробиться к побережью. Ничего больше не оставалось — бой был проигран, это понимали все. Но и отступить не получилось.

Он еще раз посмотрел вверх, и вдруг с ужасом понял, — пока он сидит здесь и пытается хоть что-то вспомнить, балка над его головой не держится почти ни на чем. Небольшое сотрясение — и все это грохнется на него.

Мэтью поспешно отполз, стараясь не устроить этого самого сотрясения. Тут же он понял, что малейшее движение вызывает головную боль — нет, это было не ранение, похоже, что его контузило.

Двор школы, где стояла полевая кухня, сейчас был завален обломками. От самой кухни не осталось практически ничего. И никого не было поблизости — ни своих, ни врагов.

Может быть, отряд решил, что он, Мэтью, погиб, или его не смогли найти — и ребятам все-таки удалось прорваться? Трупов вроде нет.

Он, конечно, понимал, что это — вряд ли: скорее всего, трупы лежат под завалами. По ним била прямой наводкой артиллерия, и если его не ранило осколками, то это чудо. И теперь оставалось думать, что ему делать дальше.

Дорог было несколько. Самая простая — отыскать противника и сдаться. Собственно, можно и не отыскивать — найдут и так.

Или же попробовать дойти до побережья. Только что он там найдет? И сможет ли дойти — по территории, которой он, в общем-то, не знает. К тому же, враг просто обязан быть повсюду.

Можно еще и так — идти на юг, там французы пытаются сдержать врага. А если их разгромили, тогда надо как-то добираться до испанской границы. А это долго. И, опять-таки, рядом будут враги. А с его несколькими французскими фразами он, конечно, уйдет очень далеко. Это уже не говоря про одежду, которую придется раздобыть как можно скорее, лучше — прямо сейчас.

Вот только где?

Он вовремя успел спрятаться в развалинах, заслышав голоса. Говорили видимо, довольно громко, иначе он ничего не расслышал бы — слух еще не восстановился. И речь была чужой.

Враги!

Вероятно, у немецких солдат было задание — осмотреть развалины школы и прилегающих зданий. Скорее всего, они не ожидали застать живых — иначе пришлось бы соблюдать меры предосторожности. Но Мэтью был бы наверняка обнаружен.

Его спасло то, что едва не погубило.

Тяжелая деревянная балка, которая держалась на честном слове, наконец-то решила, что — хватит. И с грохотом сползла вниз, — до Мэтью долетело облачко пыли.

Кто-то из немецких солдат резко вскрикнул — должно быть, выругался. Некоторое время они о чем-то спорили, стоя в паре десятков футов от Мэтью. Наконец, послышались удаляющиеся шаги.

Видимо, было решено, что осматривать эти развалины не следует: экая глупость — пережить бой и погибнуть оттого, что на тебя грохнулась сверху какая-то гадость! И немецкая пунктуальность уступила место немецкому же здравомыслию — пускай потом это здание разбирает специальная команда.

Немецкое здравомыслие дало Мэтью передышку — хотя бы на время. Больше до самого заката никто его не беспокоил. Несколько раз ему казалось, что он слышит звуки стрельбы, но на очень большом отдалении. Должно быть, линия обороны откатилась далеко к западу и к югу.

Страшно хотелось пить. Голод пока что, как ни странно, его не мучил, а вот жажда становилась просто невыносимой. Но попробовать отыскать воду можно было только ночью, никак не раньше. А сейчас следовало час– полтора спокойно полежать здесь, и желательно — издавать как можно меньше шума.

Шорох послышался совершенно неожиданно. Мэтью медленно повернул голову. Неужели здесь остался еще кто-то из отряда?!

Но никакого шевеления он не заметил — до тех пор, пока его руки не коснулась мягкая шерсть. Кошка!

— Блэки? — шепотом позвал он. Вот этого уж никак не могло быть! Кажется, здесь не должно было остаться ничего живого.

Вместо ответа послышалось тихое мурлыканье.

Мэтью приподнялся на локте, дотянувшись до зверя. Да, судя по размерам, это была именно его кошка. Даже след от ошейника на шерстке сохранился, хотя сам ошейник куда-то исчез.

Как ни странно, головная боль вскоре прошла, словно бы зверь мог вытянуть из него эту мерзость. Сухость во рту и жажда оставались, нога слегка саднила — зато мысли прояснились. А кошка перебирала лапками, будто пыталась что-то ему сказать.

Как в ту ночь, когда он оказался под прицелом снайпера.

— Выбираться будем, зверь? — одними губами произнес Мэтью. И ему показалось, что кошка не только услышала его слова, но еще и ПОНЯЛА их.

Она что-то тихо промурлыкала. И снова, как в тот момент, когда он, сам не зная как, спасся от снайпера, чья-то воля мягко коснулась его сознания. Он понял одно — не сейчас. Нужно еще немного выждать, когда окончательно стемнеет.

Иначе — гибель.

Прошло еще часа два, когда Мэтью осторожно выполз из развалившегося здания. Здравомыслящие немцы были бы, пожалуй, поражены, если бы поняли, что англичанин выбрал себе в проводники кошку. Наверное, они сказали бы, что он слаб духом, раз после боя сошел с ума, причем настолько капитально. Возможно, даже презрительно посочувствовали бы.

Но в том-то все и дело, что Мэтью с ума не сошел. Во-первых, выбора у него все равно никакого не было. А во-вторых… Уж коли эта кошка спасла ему жизнь один раз, почему бы этому не произойти дважды? Но дело было даже не в этом. Просто он не мог не подчиняться. Чужая воля тащила его за собой — так кошка тащит в зубах своего беспомощного малыша, унося его подальше от опасностей.

Правда, Мэтью даже не подозревал, какие именно опасности могут его поджидать дальше. Он думал о немцах, о шальных пулях и снарядах, о каком-нибудь французском фермере, который может выдать его нацистам, если он будет у него прятаться.

То, что с ним случилось, оказалось куда загадочнее и непонятнее.

А началось все, когда он проковылял несколько ярдов от своего убежища, когда ночь неожиданно осветилась, и город стал совсем непохожим на прежний. Он будто бы потерял свои очертания, стал иным, нереальным.

Но больше всего Мэтью поразила не эта перемена. Он остолбенел, забыв обо всех прежних опасностях, стоило ему только посмотреть на кошку…

* * *

Иногда Мэтью казалось, что он сошел с ума. Иногда — что немецкий снаряд попал гораздо точней, и все, что сейчас с ним происходит — это или предсмертные видения, или то, что должно наступить после смерти.

Хотя, как знать — у мертвецов, вообще-то, раны не болят. По крайней мере, не должны болеть. А вот ему приходится не идти, а ковылять. Значит ли это, что все происходящее с ним — действительность?

Он затруднялся с ответом, а после — махнул на это рукой. В конце концов, надо было куда-то идти и избегать каких-то совершенно неведомых опасностей. И опасностей этих, как подозревал Мэтью Корриган, здесь находится во множестве. Он чувствовал себя так, словно оказался на минном поле. И наверняка пропал бы, если бы не чужая воля, которая вела его. А куда? К спасению? Он искренне на это надеялся.

Здесь было отчего сойти с ума. Да уже хотя бы от самого вида этого города! Никаких развалин, никаких разрушений здесь пока что не случилось — и означало это только одно: он оказался в совершенно другом мире, почти что непохожем на тот, который остался у него за спиной.

Кажется, этот город был населен. Но, когда под утро он услышал автомобиль, движущийся по дороге, ему пришлось броситься к пустующему зданию и прижаться спиной к двери — настолько сильным оказался переданный ему импульс страха. Было, пожалуй, отчего испугаться, хотя, с другой стороны, не настолько же. Ну да, грузовик двигался сам, без водителя и без пассажиров.

В том же доме он и остановился, уже зная: день в этом мире — это опасность, идти здесь нужно только ночью.

Перемены с кошкой стали происходить почти сразу же, как они оказались здесь. Она стала больше, и при тусклом свете никакой шерсти он не разглядел. Кошка — размером с крупную овчарку — была словно бы закована в стальную броню. А ее клыки, пожалуй, были достойны какого-нибудь леопарда. Но самое странное — хвост, заканчивающийся шипом. Мэтью невольно потянулся, чтобы рассмотреть этот самый шип, но кошка сделала шаг назад — и зашипела, словно бы предупреждая об опасности. А потом импульс в мозгу подсказал Мэтью — шип ядовит, лучше к нему не прикасаться.

Он не слишком четко понимал, в какую сторону они держат путь. Сперва нужно было просто как можно скорей покинуть город, а потом двигаться наугад — мимо каких-то болот, по петляющим тропинкам, и в его мозгу звучал приказ — не останавливаться! По сторонам не глазеть! Иначе, как он понял, дело примет очень плохой оборот.

И когда из ближайшего «окошка» трясины послышалось бульканье, а кошка встала на задние лапы, и издала то ли урчание, то ли шипение — он бросился почти бегом, несмотря на легкое ранение в ногу. Не потому, что очень испугался — виной тому вновь была воля, пришедшая извне. Похоже, против здешних чудовищ не помогла бы никакая винтовка. Да сейчас у него и не было винтовки, Мэтью оказался полностью безоружным. И приходилось только подчиняться воле, идущей извне — больше делать ему ничего не оставалось.

Потом они оказались еще в одном городе. Тут Мэтью даже смог осмотреться, пока они не наткнулись на этот странный грузовик.

Вроде бы, город как город, но состоял он только из старинных, тянущихся ввысь зданий с острыми крышами и узкими окнами. Ни одного современного здания он не увидел.

Они оказались в пустом доме, где не было почти ничего, кроме пыли и ощущения давным-давно покинутого жилья.

Хотя, пожалуй, это было и к лучшему: если в этом мире кошки таковы, как этот зверь, который свернулся рядом с ним, то какими же должны быть хозяева? Знакомиться с ними, тем более, сейчас Мэтью не слишком– то хотелось. Поэтому он предпочел заняться перевязкой раны на ноге — все-таки, она оказалось царапиной. Хотя бы это радовало.

Потом он задумался, в какую, собственно, передрягу попал, и как из нее выбраться, но, не надумав ничего утешительного, заснул.

Глава 12

Узник Собачьей Слободы

Санкт-Петербург (Запределье),

май 2010 года

Окрестности острова Новая Голландия только в здешнем мире считаются центром города и неплохим, в общем-то, районом. В Запределье эти места почти что безлюдны. Даже ночью здесь мало кого встретишь. А уж днем — и подавно.

К слову сказать, самым опасным временем в мире Запределья считается как раз день. Тому есть много объяснений. Как правило, разумные существа в этом мире спят ночью, а бодрствуют днем. А Запределье в некоторой мере — это отражение мыслей и чувств разумных существ.

Не очень-то приятное объяснение для людей и для человечества в целом. Зато — справедливое. Впрочем, не единственное.

Во всяком случае, монстры в Запределье чаще всего встречаются именно днем. Впрочем, тому, кто случайно попал туда даже ночью, мало все равно не покажется. Того, что люди зовут чудовищами, там хватает всегда. И даже если они не причинят зла, человек может сам стать себе наихудшим врагом — и, возвратившись на Оборотную Сторону, отправиться в больницу. Бывает, что и навсегда.

Ну, а если провалиться в Запределье в окрестностях Новой Голландии, в местах, которые в О.С.Б. прозвали Собачьей Слободой — да еще и сделать это днем, — то шансы возвратиться (в любом виде) стремятся к нулю. В принципе, такого бедолагу можно не искать даже на предмет похорон. Как правило, местные псы обглоданных скелетиков не оставляют.

Но дружить с такими собаками — это, знаете ли, надо уметь. Пожалуй, даже родившиеся в Запределье посмотрят на такого умельца с уважением — или с некоторой оторопью. Он, несомненно, должен быть опасен.

И будут очень неправы.

Сейчас Кари стал совершенно безопасным. Мог бы стать мертвым, а если не стал, то должен бы благодарить за это начальника О.С.Б. Эйно. Благодарить за то, что можно назвать «следственной сделкой». Мол, натворил ты, Кари, художеств: контрабандой занимался, предметы антиквариата переправлял из Запределья на Оборотную Сторону, а заодно и магические артефакты. Это бы ладно, так ведь за антиквариатом последовали живые псы из Собачьей Слободы (хотя, конечно, то были выбракованные больные звери). Их брали в качестве охранников для богатых пустоголовых хозяев, понятия не имеющих, откуда такие собачки взялись. Нет, объяснять им уже ничего не надо, им в аду, должно быть, черти объясняют, что глупость — грех. А правда, Кари, что тебе приплачивали еще и за то, чтобы этих хозяев собачки покусали? Да не смотри так удивленно, это ведь правда. А за такую неприятную правду придется отвечать. Знаешь, есть такая страна — Швейцария? Так вот — там, в городе Женеве, есть начальство над О.С.Б. Международный суд в Гааге — он для людей. А для нас — политкорректная Женева. И никто там тебя убивать не станет. Магических способностей лишат — это они могут. А потом — живи не хочу.

Вот именно — «не хочу». Кари отлично знал, что после такого жить именно не хотят. И живут, что характерно, больше полугода. А в Женеве руками разводят — мол, сами-то не убиваем, жизнь разумного — это предмет священный и неприкосновенный.

Вот точно также инквизиторы не любили пролития крови.

А потом Кари сказали и кое-что иное. Да, преступлений на нем висит — во множестве. Но ведь он честно помог обнаружить и уничтожить существо, которое куда как более опасно, нежели он сам. Он даже пострадал при боевой операции. А это требует награды. В его случае — оставления магических способностей. С некоторыми ограничениями. Отныне придется ему пожить в своем родном Запределье. И оттуда — никуда! Хватит кровь портить О.С.Б.!

У Эйно было в запасе достаточно сдерживающих магических артефактов.

Вот так Кари оказался в пустых дворах Собачьей Слободы — в своем родном мире.

Но даже и не подумал жить, радоваться и благодарить судьбу и Эйно.

Те, кто считает, что оборотней не бывает в природе, просто никогда их не видели. Потому что те, кто видели, говорят очень редко, а иногда — совершенно не по существу.

Ну еще бы — жил себе спокойно человек, а потом взял — и превратился в зверя. И хорошо, если в обыкновенного зверя.

Тот, кто шел сейчас по Собачьей Слободе в Запределье, среди пустующих домов с выбитыми стеклами, неизвестно, почему и как здесь оказавшимися, не был похож на обычного зверя. Пожалуй, его можно было сравнить с каким-нибудь крупным леопардом — или же, с пантерой. Но у пантер растет шерсть, а не слегка серебрящаяся в сумерках чешуя. У пантер не бывает таких длинных клыков, торчащих из пасти. И хвоста, заканчивающегося острой стрелкой, — ядовитым оружием, — у них тоже нет.

Это был мантикор, зверь, встречающийся лишь в легендах и мифах (видимо, кто-то когда-то все-таки кое– что видел — и даже рассказать сумел). Конечно, он мог и не перекидываться. Но собаки, которых прозвали «адскими гончими» — с ними вечно случаются проблемы. А проблем ему сейчас совершенно не требовалось.

Теперь нужно было протиснуться еще под одну из арок. Как раз в этот момент перед мантикором возникли два крупных черных пса. Вообще-то, сейчас было для них не время, но это существо, каким бы сильным и могучим оно ни было, следовало задержать. Ведь оно наверняка хотело нарушить покой их Хозяина. А это плохо, чрезвычайно плохо.

Тварь коротко рыкнула на псов — беззлобно, но совсем не добродушно. Это значило — убирайтесь, я пришел не по вашу душу.

Конечно, вся стая скопом, вылезшая из многочисленных подвалов, могла бы стать угрозой и для мантикора. Большинство псов полегло бы в бою, но оставшиеся вполне могли стать покалеченными победителями.

Но тут послышался чей-то голос, и псы застыли на месте.

Мантикор тоже остановился.

Теперь надо было дождаться того, кого псы из Запределья, по крайней мере, здешние, — слушались безукоризненно — Кари.

Вскоре показался и он сам — довольно видный и симпатичный парень — и по меркам обыкновенной реальности, и по представлениям Запределья: высокий, чуть скуластый, черты лица довольно тонкие — даже не скажешь, что (как и неожиданный визитер) не вполне человек. Он посмотрел на мантикора, на собак, отдал короткий приказ, и «адские гончие» нехотя убрались.

— Что, опять решил истинный облик принять? — усмехнулся бывший контрабандист.

Вместо ответа мантикор в какую-то неуловимую долю секунды поменялся — его силуэт расплылся, сделался нечетким — а через мгновение перед Кари стоял человек.

— Привет, — сумрачно поздоровался он. — Списочек составил — чего тебе сюда притащить в следующий раз?

— Составил, — вздохнул Кари. — Только знаешь, муторно все это. Как в тюрьму — передачки.

— Догадываюсь, — кивнул оборотень. — Сам хорошо представляю. По-моему, они немного перегнули палку.

— Немного?! Ты считаешь, что вот это — немного?! — Кари провел рукой по подбородку, где виднелся

тонкий и слабо различимый в сумерках ошейник. — Понимаешь, ты сейчас уйдешь, а мне — оставаться здесь.

— Вообще-то, ты родился здесь, — напомнил оборотень. — А первое появление в том мире было для тебя очень неприятным.

— Правда твоя, — кивнул Кари. — И все равно — у меня нет теперь свободы!

— Знаешь, мог бы прикончить твой ошейник — давно бы это сделал. Не получится пока.

— А что они там? Небось, с облегчением вздохнули? — В голосе Кари прозвучала горечь.

— Не очень-то. Кто как, конечно. Да, вот что — я все-таки постараюсь этот ошейник с тебя снять. А ты после этого постарайся не вредить. Ни им, ни кому-то вообще. Захочешь ТАМ появиться — пожалуйста, дело твое. Но не больше.

— А то что?

— А то же, что с одним не очень приятным типом недельки три назад. Кстати, он тебе должен быть знаком, правда, не лично. Большой был специалист по интригам и по терактам — самым разным. Вплоть до прорывов Предела.

— Погоди, ты о ком? Если я правильно понял?

— Правильно, правильно, — заверил Кари оборотень. — Очень ему хотелось оружие транспортировать — твоими руками, например. И хорошо, что ты на это, в итоге, не пошел. Иначе у нас с тобой был бы короткий разговор.