Хуже нет для журналиста вытягивать информацию при полном неведении! Бегаешь один, как дурак, среди занятых людей, а они посылают тебя друг к другу и ещё дальше…
— Кто такой Белый?
— То довга справа, — сказал Мыло. — Бо Билый то е Билый. Чужому не понять.
— Видишь ли, Дэн, — сказал Матадор. — Белый — это такой человек, которого в Зоне никто не смеет тронуть — не вольный, не военный, не миротворец, не последний мародёр, который за «вечерний звон» родную маму на поругание бюрерам отдаст. Своего рода неприкасаемый… Мыло! — внезапно заорал он. — Ты лестницу прикрыл?
— Та я там растяжку поставив, — беспечно сказал Мыло и даже зевнул.
— С ума сошёл, — сказал Матадор. — Как же мы слезать будем, если её кто-то посторонний сдуру тронет? Послал же мне господь связчика…
— Та я тую гранату поставив… кустическу… — оправдался Мыло.
— А-а… кустическу — это ничего, — сказал Матадор, но вдруг снова рявкнул: — Я же тебя лестницу «жгучим пухом» оплести просил! Мы же в секрете сидим! Тише травы ниже воды! А ты — кустическу! Вот обнаружат нас — тогда узнаешь!
— Вы что — не боитесь эту пакость? — спросил Дэн и поморщился при мерзком воспоминании.
— У нас не настоящий пух, — сказал Матадор. — У нас имитация. Берём обыкновенную ёлочную гирлянду, обрабатываем её соответствующим образом… Мастер, конечно, распознает, а средний бандит нипочём… Ты, Мыло, ведь забыл гирлянду? Признайся — забыл? Бить не буду…
— Я её не забув, а ты мени не забыв! — Мыло тоже решил блеснуть языкотворчеством.
— Мужики, мужики, — напомнил Дэн. — Я всё про Белого. Что он у вас делает? В чём его функция?
— Нияка Билый не хвунция, — сказал Мыло. — Вин людэй рятуе. И кого не трэба рятуваты — тэж рятуе…
— Если повезёт, — сказал Матадор.
— Он что у вас — вроде МЧС?
— Нет, — сказал Матадор. — У нас один Белый. Конечно, друг дружку и мы стараемся выручить при случае, а он только этим и занимается. Занимался… Ну-ка, что-то я давно на связь не выходил…
Он долго возился с крошечной рацией (это устройство никак не вписывалось в допотопную экипировку парочки), звал Большого, но не преуспел…
— Ни фига в эфире, — сказал он. — Ни звука, ни шороха. То ли радиомолчание Большой объявил, то ли Зона заткнула…
— А она может? — спросил Майский.
— Она всё может, — сказал Матадор. — Капризная дама. Как и всякая родина…
— А она вам родина? — сказал журналист.
— Отечество нам Царское Село, — ответил Матадор. — Не знаю, Дэн. Но вот что целый мир ваш нам чужбина — это точно…
Понял журналист, что прямыми вопросами ничего не добьётся и что остаётся ему одно — копить крохи в надежде склеить целую картину.
— Странный у вас секрет, господа, — сказал он. — Говорим в полный голос, встаём в полный рост, акустическую гранату вот приспособили… Сидел я у погранцов в секрете на границе с Северной Кореей, знаю, там за кашель пришибить могут…
— Какой-нибудь глянцевый журнал для настоящих мачо? — поинтересовался Матадор.
— Да нет, я типичный фрилансер…
— Так я тебе скажу, как фристалкер фрилансеру: вы болван, Штюбинг, пока не доказали обратного. И я был таким же болваном, и Мыло… Правда, Мыло и завис на этой стадии… Короче, Дэн, не задавай лишних вопросов и делай что велят. Да, пост наш чисто номинальный, на всякий случай. Пекинес тут на прорыв ни за что не пойдёт, хотя квадрат относительно безопасный, хоть на ПДА посмотри, да и до Периметра недалеко… Но там на Периметре такой укрепрайон, что любая точка пристреляна. И военкеров полно, и миротворцев… Их задача — банду не выпустить. А все действия в Зоне они нам предоставили и ещё кланам…
— Гляжу я, — сказал журналист, — что главный монстр на Зоне всё-таки человек.
— А як же, — сказал Мыло.
— Так что проскучаем тут до темноты — и баиньки, — сказал Матадор. — Если, конечно, связь восстановится. А ты думал, Большой тебя пошлёт «Агропром» прочёсывать? Нет, хорошего помаленьку. Псевдогиганта ты уже видел, «карусель» я тебе показал, из «жадинки» выдернул… На первый раз достаточно. Ты же для нас не отмычка, а дорогой гость. Спасать и сохранять. Вот подожди, придётся тут заночевать, тогда узнаешь, какова Зона… Тишине никогда не верь, даже если я тебе говорю, что всё в порядке…
И точно — совсем неподалёку что-то звякнуло, словно гвоздь упал на бетон или железнодорожный костыль.
Ветераны молниеносно залегли и выставили стволы в сторону звука.
Дэн Майский тоже залёг — но далеко не так ловко. И тоже выставил свою маленькую «беретту» — оружие для вашего уик-энда, как говорит реклама. И только тогда увидел, что в парапет крыши вцепилась маленькая трёхлапая «кошка».
— Винница, мужики! — раздался высокий голосок.
— Винторез! — откликнулся Матадор. — Всё равно не торопись, башку покажи…
Показалась и башка в армейском шлеме, а потом и весь человек (вернее, человечек) перевалился через парапет и поднялся. Поднялись и сталкеры, поставив автоматы на предохранитель. Майский тоже принял вертикальное положение, как старшие.
— Здорово, Киндер! — сказал Матадор. — Как это ты подкрался так ловко?
— Тем и живём, — с достоинством сказал пришелец.
— Витэр з моря, гости з… ну ты понял, — сказал Мыло.
— Как ты жесток, дядя, — сказал прибывший. Ростом он был по плечо даже Мылу, а снаряга на нём была честь по чести — только всё какое-то маленькое, миниатюрное, даже помповик казался детским. Так примерно мог бы выглядеть сын полка, которому армейские умельцы спроворили и гимнастёрочку, и галифешечки, и сапожки стачали, и укороченным кавалерийским карабином снабдили. Натуральный эльф, и даже ушки острые показались, когда снял мальчонка шлем. Но нет, не мальчонка — лицо мужчины средних лет, и шрам безобразный на щеке…
— Знакомься, — сказал Матадор. — Это личный гость Большого, знаменитый журналист Дэн Майский… Дэн, это наш знаменитый Киндер…
— Очень рад, — сказал Киндер всё тем же девичьим голоском. — Если не ошибаюсь, вы автор книги «Битва кремлёвских карликов»?
— Было дело, — вздохнул журналист.
— А шо — бюреры вже до Кремля докопалысь? — обрадовался Мыло.
— Нет, это просто творческий экстремизм, — сказал Майский. — За что и поплатился…
— А, так вы — эмигрант? — догадался Киндер.
— Вроде того…
— Гаси базар, — сказал Матадор. — С чем пришёл?
— Да Большой меня поднял, прямо с Галки снял, — пожаловался Киндер.
— Ох, ты доиграешься со своей Галкой, — сказал Мыло. — Колысь прыспыть вона тэбэ, як маты малятко… Цицькой задавыть…
— Помолчи, Мыло, — сморщился Киндер. — И назначил меня Большой вроде как вестовым, поскольку связи не доверяет…
— Её, кстати, и нет, связи, — сказал Матадор.
— Давай-ка отойдём, пошепчемся, — сказал Киндер.
— Хрюли шептаться, — сказал Матадор. — Заодно расскажешь всё по порядку, а то господину Майскому не терпится войти в курс дела…
Киндер задрал головёнку и поглядел на журналиста с большим сомнением.
— Давай-давай, — поторопил Матадор. — Ты же у нас теперь штабной, всю картину видишь. Вот и рассказывай как бы ему…
— А вы про меня в своей книжке напишете? — спросил Киндер.
— Непременно, — сказал Майский. — Если живой останусь.
— Вот это правильная формулировка, — сказал Матадор. — Значит, понемногу втягиваешься…
— Значит, так, — сказал Киндер. — Большой с генералами Твердолаптевым, Гомолякой и Уэббоком плюс Воронин и нынешний глава «Свободы» — ну не могу я их запомнить, чехарда какая-то, — решили устроить очередной карачун всем бандитам и мародёрам и на этой почве объединить усилия… Тем более что, по данным разведки, в Зону прибыл Пекинес — то ли на сходняк, то ли что-то ценное надыбали. Назначили начальнички время «Ч». И тут пропадает Белый. Никто три дня его не видит. Ну ладно, мало ли что. Но! Ночью в «Хардчо» вваливается Раммштайн — один, без Лунохода. Весь в кровище, еле живой. Два огнестрела на нём. Но в баре был как раз Пилюлькин, а набраться ещё не успел. Обиходил, перевязал, уколол, своих дежурных из больнички вызвал. Раммштайн, прежде чем отрубиться, рассказал, что ходили они с Луноходом на окраину Припяти, зачем — не уточнял…
— Та я знаю зачем, — сказал Мыло, но Матадор пихнул его в бок.
— И вот лежат они на развалинах стадиона, никого не трогают, изучают обстановку. Видят — идёт Белый, торопится, кого-то выручать наладился. И тут из-за кустов выскакивает этот новенький, Топтыгин. Человек-гора. Мы-то думали, что он уже давно псами растерзан, а он в бандюки подался! Вот тебе и дитя природы! Бьёт, гадёныш. Белого по башке, взваливает на плечо и тащит! Ну, Луноход, конечно, не стерпел, прицелился в ноги и выстрелил. Он хорошо стрелял-то, Луноход, а тут оплошал. Но! Топтыгин не один был, их там ещё человек пять! И стали они Лунохода с Раммштайном поливать огнём из пяти стволов. Лунохода сразу завалили, а Раммштайна подранили, он мёртвым прикинулся. Подходят. Обыскали, стволы забрали, ПДА растоптали, хабар, какой был, утащили. Один хотел Раме контрольный выстрел сделать, но главный сказал, что вон, мол, тушканчики скачут, пусть помучается, сучара вольная, будет знать, как на деловых залупаться да облавы устраивать. А Раммштайн-то про облаву ни сном, ни духом!
— У военных протекло, — горько сказал Матадор. — Ну и?
— Раммштайн сильно разозлился, — сказал Киндер. — Ладно, думает, кранты. И пишет на рюкзаке кровью, что Белого блатные схватили. И готовится принять плохую смерть. Но тушканчики его окружили, постояли, да и поскакали по своим делам!
— Брэхня, — уверенно сказал Мыло. — Химера, кажуть, ще можэ ранену людыну нэ чапнуть, але тушканчики… Воны ж як те пасюки!
— Не скажи, Мыло, вокруг Белого иногда такие вещи случаются… Ну, Раммштайн и поднялся. Кое-как перетянул грудь тельником и пошёл, благо ноги целы. И на одной злобе до бара дотянул. Большой сам примчался, взбесился. Да и весь народ взбесился: смерть блатным и чёрным! На святое посягнули!
Тут вызывает Большого сам Пекинес и говорит: Белый у нас, обеспечьте свободный проход, рефрижератор с мороженым по случаю жары, пару автобусов до польской границы и много ещё чего, а выкуп назвал такой, что Большой побледнел… Стал он время тянуть…
— Простите, — вмешался Майский. — Я в заложниках трижды был — два раза добровольно, а про третий я уже господам сталкерам рассказывал. Это ваш Пекинес время тянет. Зачем-то ему этот Белый нужен. Точно.
— Вот и Большой так же решил, — сказал Киндер. — Ну, где они сидят, мы быстро узнали — в подвалах «Агропрома».
— Ну так они сами себя в ловушку загнали, — сказал Матадор.
— Если бы, — сказал Киндер. — Тут в углу бара просыпается Гуран, входит в курс дела и говорит: плохо дело, ребята, у Пекинеса есть такой человек по кличке Зоофил, вроде бандитского шамана. И этот Зоофил вроде бы может с бюрерами договариваться. Он целое их кубло на мороженое подсадил. И они якобы могут для него ходы копать, куда попросит…
— А откуда Гуран знает? — сказал Матадор.
— Так он же сам из бандитов. Может, связи остались… А меня к вам Большой прислал вот почему. Среди военных крыса завелась…
— Тоже новость, — сказал Матадор. — Их там полно. А мы-то при чём?
— Большой думает, что Пекинес будет выходить именно тут, — сказал Киндер. — В здании.
— Чего ж Большой тогда одного тебя сюда прислал, а не всех?
— Да потому что Пекинес как-то странно себя ведёт. Большинство своих людей разбросал по разным точкам, чтобы наши тоже рассредоточились… Так что теперь их собрать по-быстрому не получится, не на Материке всё-таки воюем, прямых дорог нет. Собак всех переполошили, зомбаки под ногами путаются, на Свалке вообще чёрт знает что…
— А Белый точно жив? — сказал Матадор.
— На что он им убитый-то?
— Извините, — вмешался Майский. — Я что-то не пойму. Сначала вас, то есть нас, посылают прикрывать заведомо безопасный сектор. А потом внезапно оказывается, что тут-то и есть самый Сталинград. Так дела не делаются. Ещё раз извините…
— Это правильно, Дэн, что извинился, — сказал Матадор. — Только в Зоне с логикой плоховато, и не только с логикой. Вот в лагерях есть поговорка: «Не веришь — прими за сказку». А у нас по-другому: «Не веришь — прими как данность».
— Я же вам и говорю, — сказал Киндер. — Где Белый замешан, всегда жди сюрпризов…
— Так, может, ваш Белый ещё и причинно-следственную связь нарушает? — предположил журналист.
— Белый всё что можно нарушает, — сказал Матадор. — Как беззаконная комета в кругу расчисленных светил… Только никак я в толк не возьму, почему Белый позволил салаге себя скрасть? И почему эта отмычка семипудовая, Топтыгин, подался к бандюкам? Им же вроде старая вера не велит…
— Брэхня, — обозначился Мыло. — Не можуть бюреры так швыдко копаты…
— Да там вояки ещё когда ходов понаделали, — сказал Киндер. — И агрегат свой землеройный наверняка бросили. А бюрерам один хрен — что бетонными блоками жонглировать, что фрезу вращать.
— В гостях у сказки, — развёл Майский руками. Он вообще-то привык, что журналистов будущие герои всегда норовят наколоть, а потом читают статейку да животы надрывают…
— Всё, КВН закончен, — объявил Матадор. — Будем надеяться на лучшее и готовиться к худшему. Мыло, спустись вниз и намотай на перекладины наш липовый пух. Киндер, тебя учить не надо, прикинь, как нам лучше распределиться. Дэн, покажи свою марсианскую ружбайку…
Через четверть часа крыша, обширная, как палуба авианосца, превратилась в маленькую крепость — правда, с огневой мощью было плоховато, а с боеприпасами и того хуже.
— Связи нет, — объявил Матадор. — Переходим ко второму пункту. Если бюреры сделают им выход прямо под нами, в здании, что маловероятно, то… там у нас тоже кое-что имеется. Вряд ли, конечно, они полезут на крышу, что им здесь делать, но лючок, который под нами, мы всё-таки обезопасим… Отойди-ка, фрилансер…
Майский с удивлением обнаружил, что действительно стоит на крышке, окованной жестью. Замка, правда, не было, и в петли Мыло загнал ржавую арматурину.
— Хлипковатая, — заметил Киндер. — Да они ведь мину могут поставить да рвануть…
— Не полезут они на крышу, — сказал Матадор. — Они ночи дождутся и будут просачиваться через Периметр…
— Ты же сказал — там полный непроходняк, — заметил Дэн.
— Там военкеры, — сказал Матадор. — Они все продажные. А миротворцы всего боятся. Где и когда эти писмейкеры героизм проявляли?
— Бывало, бывало, — сказал Майский. — Не надо их всех дерьмом-то мазать.
— Да хоть Юкку-Пекку взять, — поддержал его Киндер.
— Исключение подтверждает правило, — сказал Матадор. — Он потому и дезертировал, что не вписывался…
— К нам бы его сюда, — мечтательно сказал Киндер. — Никогда головы не теряет, чухна белоглазая! Но далеко сейчас Юкка-Пекка — если жив, конечно.
Солнце между тем помаленьку начало сваливаться на запад.
— И чего это сегодня так печёт? — сказал Киндер. — Не припомню я в Зоне таких ясных дней…
— А это Земля наша, матушка, с Зоной борется, — сказал Матадор. — Земля ведь живое существо, а Зона — болячка. Вот и решила планета болячку прижечь. Кстати, в такие редкие дни у мутантов падает активность…
— Вот бы всё лето такое стояло! — воскликнул Киндер. — Болота эти гадские высушило…
— Хлопцы, — сказал Мыло. — А чому ж той Пекинес не скрал Болотного Доктора?
— Потому что Доктора сама Зона бережёт, — наставительно сказал Киндер.
— Так вона ж и Билого тэж…
— Да вот не уберегла, — вздохнул Матадор. — Хотя и странно…
Всё это время Дэн Майский слушать слушал, а в бинокль-то посматривал.
— Собаки бегут, — объявил он. — Штук десять.
— Де? — вскинулся Мыло.
— Далеко, — сказал Дэн. — Примерно там, где лес заплясал…
— То и нехай бегуть… А в нас завжды тихо…
— А может, вот сейчас, под нами, какие-нибудь твари возятся, — предположил Майский, продолжая обозревать окрестности.
— Нет там никого, — устало сказал Матадор. — Я бы почуял. Да и случайные люди сюда не сунутся. Все знают, что там химера живёт…
Майский чуть не подпрыгнул, но сумел сдержаться.
— Ложная тревога, — сказал Матадор. — Слух насчёт химеры пустили мы сами. Химеры так близко к людям не селятся, не любят они этого…
— А у Белого, говорят, ручная химера есть, — сказал Киндер.
— Брехня, — сказал Мыло. — Скажи ещё, шо он её ще кутёночком взяв и выгодував…
— Я уже ничему не удивляюсь. Ей-богу, вот выручим мы Белого, так я с него с живого не слезу — пусть перестанет темнить.
— А всё-таки мы трое — его крестники, — сказал Киндер. — И мне по барабану, как он меня из подвала вытащил. Главное, что вытащил. Так что не старайся, Матадорушка, всё равно он тебе ничего не скажет. А если скажет, так враз свою силу потеряет…
— Киндер, Киндер, — укоризненно сказал Матадор. — Дитё ты и есть дитё. У тебя за спиной всё-таки высшее образование, хоть и физкультурное…
— Билому сама Зона ворожить, — сказал Мыло.
— А почему тебя Матадором зовут? — спросил Майский — он всё-таки не забывал, что ему заказан сценарий, и спешил нахвататься деталей сталкерского быта.
Мыло в очередной раз противно захихикал. Седого сталкера это не смутило.
— Потому что я обожаю корриду, — сказал он. — Денег я не коплю, в могилу их не заберёшь, зато каждый год езжу в Испанию, оставляя Мыло без присмотра. И в День святого Фермина, седьмого июля, принимаю участие в беге с быками.
— В белых штанах? — уточнил Майский.
— И в белой рубашке, — сказал Матадор. — И в красном берете. И в красном пионерском галстуке. И так мне хорошо…
— Неужели в Зоне риска не хватает? — сказал журналист. — Я так в Испании вёл чисто растительную жизнь с устрицами и тинто бланко.
— Там, парень, риск человеческий, естественный. Там и адреналин настоящий. А здесь всё такое… нелюдское…
Тут вмешались Мыло с Киндером и стали пенять Матадору, что он деньги на ветер пускает ради своей блажи, а вот побегал бы он наперегонки с кровососами, как все добрые люди, или хотя бы с припятскими кабанами, которые могут выпустить кишки не хуже мелких испанских бычков.
Мыло же на вопрос, почему он Мыло, ответил кратко:
— Гыгыена…
…Майский глядел в бинокль, медленно поворачиваясь по кругу, и думал, что его фильм так и начнётся — с бега быков в Памплоне, благо студия им. Довженко теперь богатая…
— Внимание! — воскликнул он. — Со стороны Периметра к нам едут гости…
