С тех пор Мерлин стал для Серёжи Панина и учебником, и справочником, и арифмометром, и логарифмической линейкой (ни калькуляторов, ни компьютеров ещё не было в ту пору, и как-то обходились), и счастливым билетом, и наперсником, и наставником. А Панин был для Ромы и телохранителем, и крепостным дядькой при барчуке, и консультантом — по жизни и по девушкам.
Тогда Мерлин и получил прозвище Колдун — за безошибочные, по мнению профанов, прогнозы. Про короля Артура и его команду в те годы слышали немногие…
Юность их развела, но не навсегда.
Панин унаследовал от папаши не только «мать их Софью», но и солдатскую закваску, пошёл в военное училище и стал вертолётчиком, потому что, несмотря на габариты, мечтал летать.
Налетался он вволю. Над Гиндукушем, над Хайберским перевалом, над долиной Пяти Львов, над Кавказом…
Мерлин отслужил в хитрой своей части и продолжил образование по гуманитарной линии. Панина ему здорово не хватало. Гонор-то остался, а драться было некому.
Долгой вышла разлука. Многое в неё вместилось — целая эпоха.
С приходом нового времени оказалось, что ни военные вертолётчики, ни мирные историки никому больше и на фиг не нужны.
Встретились друзья случайно, в гнусной парковой забегаловке, окружённые толпой таких же растерявшихся и матерящихся мужиков. Забегаловка была оборудована в том самом пригородном бору, вырубленном нынче практически подчистую.
— Минетжеры на Русь пришли. Правда-правда, я сам в «бегущей строке» объявление видел — «Требуется опытный минетжер». Самое то для них название — присосались к Отечеству… Но я своё дело открою, конкретное, — глядя в никуда, угрожающе сказал Панин.
— А первичный капитал? — безнадёжно спросил Мерлин.
— Есть кое-что, — туманно сказал Панин. — Не зря же я столько лет по свету мотался. Бабок туева хуча. Зацепил в одном ауле два мешка фальшивых долларов.
— Так они такие же доллары, как этот шашлык — баранина!
— Ну и что? Два мешка фуфла — полмешка настоящих!
— У меня тоже есть кое-что в смысле идей, — сказал Мерлин. — Сам-то я, конечно, этим заниматься не буду, натура не та, но…
Мерлин был и остался теоретиком, зато хорошим. Идею свою он растолковал в двух словах.
— Это же нагибалово! — вскричал честный владелец липовых долларов. — Это же «письмо счастья»!
— Верная аналогия, — кивнул Мерлин. — Только надо вовремя соскочить…
Последовала бурная, но, в сущности, скучная и типичная для тех времён история — фирма, крыша, банда Аскара Глистаева, уголовщина, жуткая ловушка в покинутом военном городке Кедровый, придуманная Мерлиным… Вернее, не придуманная, а вычитанная в старой книге и носившая название «Раздразнить обезьяну в Чэньду, чтобы засохла слива в Сяньши». Ловушка была такая жестокая, что у Мерлина в голове что-то с хрустом надломилось…
А вот с Паниным, Костюниным и Лымарём, непосредственно осуществлявшим элиминацию, ничего особенного не произошло. Романа же Ильича, знатока древнекитайских стратагем, пришлось поместить в соответствующее лечебное заведение — правда, Панин предупредил персонал: в случае чего кости переломают не только санитарам, но и профессору Чурилкину.
— И чего ты, Колдунище, распсиховался? — дивился Панин. — Да весь ихний народец одной твоей башки не стоит! Гуманист расплюев!
Панин был непреклонно убеждён, что Колдун — он колдун и есть. Нелепые с виду выводы и решения Мерлина, взятые вроде бы с потолка, давали неизменно добрые результаты. Поскольку люди помнят лишь сбывшиеся предсказания…
Наконец Мерлин покинул психушку и сказал:
— Всё. Выхожу. Семью я потерял, родителей схоронил, жить в вечном напряге нет мочи. Минетжера из меня не получится. Капитализм строить не хочу, потому что это тоже тупик. Почитать некогда! Всё, Серёжа, меня Прянников в родной универ зовёт. И доли мне своей не надо. Дурные деньги.
— Ты сам дурной! — устыдил Панин. — Семья гавкнулась потому, что ты женился без моего разрешения на этой ломехузе…
— Ты же тогда в госпитале загибался!
— Не влияет значения. Мог бы и потерпеть, — укоризненно сказал Панин. — Ровню надо было брать. Вон Хуже Татарина — женился на Розке своей по родительской воле, и живут как люди, Коран соблюдают. А ты — на ложный залёт купился…
Хуже Татарина было прозвищем Рима Тимергазина — из ихней же компании. Рим работал врачом в клинике, принадлежащей Панину. И хороший детский врач из него получился. Панин его даже в Мекку отправлял — для поощрения. Там старину Хуже стали переманивать в Эмираты — новоявленный ходжа не поехал…
На фирме у Панина всё было своё — и врач, и адвокат Дима Сказка (его фамилия исключала всякую кличку), и Гриша «Скелет» Костюнин — для конфиденциальных поручений, и много кто ещё из старых друзей. Нужно было держаться друг за друга. Мерлин придумал и название фирмы — «Фортеция», — и лозунг, переделанный из популярного стихотворения:
Если я гореть не буду,
Если ты гореть не будешь,
Если мы гореть не будем —
То никто и не сгорит!
Панин успел вовремя выскользнуть из списка богатых вольнодумцев, потому что не пренебрегал советами Мерлина и считался с некоторых пор «национально мыслящим и социально ориентированным предпринимателем». Кстати нарисовался и энтузиаст воздухоплавательного дела — Костя Лейзарович по прозвищу Штурманок.
Панин за бесценок приобрёл завод по производству автоприцепов, и через некоторое время над Крайском проплыл первый дирижабль…
Глава 3
1
…Просеке не было конца, а я всю дорогу продолжал сокрушаться о человеческой легковерности:
— И почему люди на всякую дрянь ведутся? Почему любой шарлатан способен их выпотрошить, обобрать, лишить здоровья и самой жизни? Где самостоятельные мужики? Где вековечная бабья мудрость? Где, наконец, элементарная жадность? О детях бы подумали!
Но разорялся я с большими обобщениями, стараясь не намекать на личное безумие липового капитана.
— Всё ты верно, борода, толкуешь, — откликнулся Денница. — Только Бодаэрмон-Тирза для того и пришёл, чтобы покончить с этими шарлатанами, чтобы окончательно спасти человечество… Да что я тебе элементарные вещи объясняю? Для того он и мучается, для того и страдает…
— С чего это он страдает?
— Тяжело же ему у нас! Попробуй походи в этом… экзоскелете! Да ещё всякая земная хворь цепляется к нему — иммунитета-то нет! Из реанимации не вылезает!
В сумасшествии капитана была какая-то строгая система.
Но в чём она заключается, я так и не узнал, потому что Денница разразился самыми грязными ругательствами:
— Ай, сгибаться вшам на лысой голове синим конём сто лет! Накаркал! Напросился! Ай, ну что бы нам, звездоплётам тупорезным, отсидеться до ночи! Подумаешь — сутки потеряем! А всё ты — засветло доедем, засветло доедем! Вот и доехали к чертям в зубы!
— В чём дело-то?
— Ночью черти боятся выходить, — объяснил есаул-капитан. — Ну, выскочили бы, дали вслед пару очередей… Не факт, что попадут… Держись, борода! Пан или пропал! Бабки готовь!
Бабки у меня были — разноцветные рубли, зелёные доллары, бледные евро…
Блокпост — строение, окружённое выщербленными бетонными плитами, — появился как-то внезапно. За шлагбаумом, преградившим просеку, бездорожье кончалось, и начиналось обычное асфальтовое шоссе.
«Герцогиня» пошла медленно-медленно.
— А кто сейчас-то мешает на прорыв? — предложил я.
— Днём мы и километра не проедем — по тревоге нас с вертушки ракетами сожгут, — объяснил Денница.
— Так они и ночью… — начал было я.
— Ночью они боятся! А теперь молись своему староверскому богу… Ну кто бы знал, что по просёлку асфальт положат! Что пост здесь поставят ради нас! Кто по этой просеке ходит? Грибники? А всё из-за тебя!
— Как из-за меня? — я так и не привык к странному, но исконному русскому обычаю винить в несчастьях всех, кроме себя.
— Уес, спугнул ты мою морскую фортуну, борода… — безнадёжно сказал Денница и заглушил двигатель.
Из-за плит вышло несколько вооружённых автоматами людей в угольно-чёрных комбинезонах и с огромными головами. Я поспешно напялил очки и понял, что это не головы огромные — просто траурные свои чалмы сикхи намотали вместо весёленьких ооновских касок…
Бред капитана Денницы оказался правдой. Правда вообще любит проявляться в самых неподходящих местах и в неурочное время. Это были настоящие темнолицые бородатые индусы со всеми сикхскими атрибутами — на поясе у каждого короткий меч, под погон заправлен стальной гребень, на левой руке — стальной же браслет.
Сикхи мрачно сверкали антрацитовыми глазами, лопотали что-то по-своему и жестами предлагали нарушителям покинуть такую родную кабину.
— Ничего, я английский знаю, — попытался я оправдать своё никчёмное существование. И прочитал нагрудную нашивку у одного из солдат: «UN Charity Forces». Ага, значит, вот откуда «черти»-то взялись! Черити! Да разве можно с таким словом в русскоязычную среду лезть!
Конец ознакомительного фрагмента