Михаил Вершовский
Фантом
Посвящается любимой женщине и самому близкому другу — моей жене Анжелике
1
Маргулис, уже несколько минут держа бритву в руках, почти не мигая, смотрел на свое отражение в зеркале. Оттуда на него глядел человек в роскошном восточном халате, с дорогой стрижкой, подчеркивавшей пряди благородной седины. С усталыми вусмерть глазами в красных прожилках, которые уже не брал никакой «Визин». И мешками. Темными с синевой мешками под нижними веками.
«На кой черт, — подумал Маргулис, — на кой черт сотни тысяч — и ведь не деревянных — выброшены на косметологов. На кой черт все это — известность, влияние, имя в списке «Форбса», банки, заводы, шахты, виллы, гигантская яхта, в роскошной ванной комнате которой он сейчас стоял… На кой черт, если ни единой ночи я не спал как… Как нормальный, прежний, человек, без кошмаров и бесконечных пробуждений. Без прокатывания в голове до рассвета все новых схем и вариантов, атак и контратак…»
Маргулис негромко вздохнул. Да. Будь осторожен с тем, о чем просишь Бога. Ты можешь это получить.
Пол ванной комнаты под его ногами был абсолютно неподвижен. С тех пор как они вышли из Реджо-ди-Калабрия, — до чего же правильный, скучный, совсем не итальянский городишко, — Средиземное море выровнялось, словно зеркало. Ни ряби, ни морщинки. Самое время неспешно и с удовольствием побриться.
Он хмыкнул. «С удовольствием…» Когда последний раз он получал удовольствие от чего бы то ни было? Ладно. Jedem das Seine.[Каждому — свое (нем.).] И ему тоже.
Он прибавил горячей воды и аккуратно смочил лицо. Потом поднял голову, готовясь выдавить на ладонь горку пены для бритья, и… замер, увидев в зеркале нечто, чего еще минуту назад в ванной комнате не было. И это нечто двигалось…
Маргулис стоял, боясь обернуться и боясь отвести глаза от зеркала, в котором у противоположной стены приплясывал и кривлялся тряпичный клоун в рост человека. То, что это не человек, а огромная кукла, было совершенно очевидно. Однако кукла эта не просто приплясывала, но еще и растягивала в улыбке свой огромный нарисованный алой краской рот. Размахивая при этом руками.
Маргулис не был трусом. Будь он из племени боязливых, то так и проходил бы в научных сотрудниках до самой вольницы, до «большого распила», чтобы потом либо пахать на дядю за копейки, либо и вовсе загнуться. И уж, конечно, не поднялся бы в то поднебесье, в котором сейчас обитал. Нет, трусом он, безусловно, не был. Но сейчас Маргулис почувствовал, что ноги у него стали ватными и слегка подогнулись. И еще он понял, что ему страшно, невероятно страшно повернуться и посмотреть на это невесть откуда взявшееся нечто впрямую.
Стиснув зубы и сжав кулаки, он все-таки медленно развернулся, оказавшись лицом к лицу с огромной тряпичной куклой.
Клоун по-прежнему стоял у дальней стены, не делая попыток приблизиться. Впрочем, нет, не стоял — приплясывал, улыбался, подмигивал да еще и покачивал, держа на ладонях, словно на чашах весов, две половинки какого-то темного шара.
Маргулис открыл рот, но был не в силах издать ни звука. Наконец он сделал глубокий вдох, набрав полную грудь воздуха, и закричал:
— Ави!!!
Ручка двери щелкнула, массивная дверь медленно открылась наружу, и на пороге возник человек в простеньком, неброском костюмчике. Лет пятидесяти, с вихрастой и почти сплошь седой шевелюрой, худощавый, среднего роста, с пушистыми усами, полностью прикрывавшими верхнюю губу, и в дымчатых очках, через которые едва просматривались прищуренные глаза. Он улыбнулся Маргулису, и от этой улыбки олигарху стало совсем плохо. Это была не улыбка, а что-то среднее между издевательской усмешкой и хищным оскалом. Но чувствовалось, что по-иному человек этот улыбаться и не умел, и не хотел.
Продолжая улыбаться, гость дружески кивнул Маргулису, повернулся к коридору и позвал:
— А-а-ави!
После этого улыбчивый тип отступил в сторону, и на пороге появился Ави, один из лучших телохранителей Маргулиса, до того добрых пару десятков лет отработавший в Моссаде. Его поддерживали под руки двое крепких мужчин лет тридцати с небольшим. Застывшие глаза Ави были широко открыты, из уголка рта сочилась струйка слюны, а из уха торчал кончик вязальной спицы, которую ему на всю длину вогнали в голову.
Двое, державшие Ави, внесли его в ванную. Ноги несчастного волоклись по полу. Маргулис невольно попятился.
Вслед за ними в ванную прошел и визитер в дымчатых очках. Маргулис только сейчас обратил внимание, что он чем-то очень похож на тряпичного клоуна, так напугавшего его. Та же издевательская улыбка, те же шутовские манеры. Маргулис бросил взгляд на противоположную стену, но… никакого клоуна там уже не было.
— Ребятки, — ласково произнес усатый, — посадите Ави вот туда, к стене. К унитазу поближе. Стоять-то ему, бедному, никак — ноги не удержат.
Двое его спутников, оба в черных водолазках и темно-серых костюмах, аккуратно усадили Ави у стены и стали по обе стороны от него, словно охраняя труп от всяких неожиданностей.
Теперь улыбчивый гость и Маргулис стояли друг напротив друга. Молчали все, включая и двух «близнецов», втащивших Ави в ванную. Тишину нарушил усатый.
— Ну что, Леонид Борухович, или… вы ведь по паспорту Борисович? Пора и поговорить. Тянуть не будем, вы человек деловой, не то что минута — секунда каждая на счету.
— Это было необходимо? — прервал его Маргулис, указав рукой в сторону мертвого охранника.
Усатый округлил рот.
— О, конечно! Абсолютно необходимо! Это ведь не браток и не качок какой-нибудь. Настоящий, серьезный профессионал. Был бы жив — мог бы нашей беседе очень помешать.
Маргулис помолчал, нервно покусывая губу. Потом кивнул.
— Беседа. Надо полагать, вам побеседовать позарез было нужно, если даже на убийство пошли. Кстати, а вы-то кто? Мои биографические данные вам, похоже, известны. С кем я имею дело?
— Михаил Иванович, — усатый снова расплылся в хищной улыбке. — Честное слово, так меня и зовут. Обычные русские имя и отчество. С фамилией — тоже исконно русской — пока погодим. — Он сделал паузу и с чуточку обиженной интонацией добавил: — А насчет убийства это вы зря, Леонид Борисович.
— И как это называется по-вашему? — вспыхнул Маргулис.
— По-нашему это называется зачистка. Обычная нормальная зачистка в ходе операции.
— Цель которой?
Михаил Иванович развел руки в стороны.
— Побеседовать с вами, дорогой господин Маргулис! К вам ведь вот так, запросто, на чаек, в гости не заглянешь, верно? А поговорить ой как надо было!
Маргулис, нахмурившись, кивнул:
— Что ж, говорите.
Незваный гость снова дружелюбно ощерился.
— Да разговор простой и понятный. Особенно для вас, человека умного. Речь о том, Леонид Борисович, что делиться надо.
— А-а-а, — протянул Маргулис, — банальный грабеж…
— Ну что вы, право… — Усатый старательно изобразил обиду. — Грабеж?
Внезапно губы его сжались, а глаза, проглядывающие сквозь дымчатые очки, сузились от гнева.
— Грабили и грабим не мы, господин Маргулис. Грабили и разворовывали страну — всё и вся, до гвоздика и кирпичика — вы, все вы, масонская ваша братия, пока мы воевали и подыхали черт знает где и черт знает за что. Ох, не вам бы о грабеже заикаться.
— Какая «масонская братия»? — Маргулис чувствовал, что теряется. Гость его был явно не похож на параноидного кликушу, зацикленного на теории заговора. И работал он вместе со своими головорезами на удивление профессионально.
— Какая «масонская»? — переспросил Михаил Иванович. — Ну полно дурака-то валять. Фамилия-имя-отчество у вас такие масонские, что еще поискать. Национальность — опять-таки масонская на все сто. Телохранитель вон даже, — он ткнул рукой в сторону Ави, — все тех же масонских кровей. Как и почти вся охрана на «крейсере» вашем.
— А, — догадался Маргулис. — Вы, вероятно, хотели сказать «жидомасонская»?
— Ну зачем же так, — возразил усатый. — Это уже ксенофобией попахивает. А мы, Леонид Борухович, сугубые интернационалисты. Вот, например, камрады, что Ави вашему войти помогли. Ходжа хотя бы.
Стоявший у стены смугловатый «близнец» слегка поклонился.
— Вообще-то зовут его Бахром, — пояснил Михаил Иванович. — Ходжа — это, скажем так, для внутреннего употребления. Так вот вам — таджик, и самый натуральный.
Ходжа молча кивнул.
— У нас народу всякого хватает, господин Маргулис, — продолжал усатый. — Татары, армяне, хохлы, литовцы, чечен даже один есть.
— Так это, значит, еще не вся бригада? — хмуро заметил Леонид Борисович.
— У нас не бригада, — серьезно ответил гость. — И даже не дивизия. Армия.
Последнее слово он произнес жестким чеканным голосом.
Воцарилась тишина. Маргулис гадал, куда же делись остальные его охранники и не постигла ли их судьба Ави.
— Вот я и говорю, Леонид Борухович… Или вам все-таки приятнее «Борисович»? — поинтересовался гость.
Маргулис махнул рукой:
— Лишь бы вам было приятно. Мне все равно.
— Вот я и говорю. Пока нас через все мыслимые и немыслимые мясорубки прокручивали, пока мы товарищей теряли, — он скрипнул зубами, — вы всё к чертовой матери и порвали в клочья, как волки несытые. И теперь, конечно, костьми лечь готовы, чтобы этот статус-кво навеки сохранить. Но я вас расстрою. Мечта эта несбыточная. Потому что есть мы. И делиться придется. Да оно ведь, Леонид Борисович, и душу очищает.