— Хорошо, что ты это сам понял! — не стал я сердиться на майора и преувеличенно бодро хлопнул того по плечу. — Ты же знаешь, что я жутко не люблю, когда мои альтруистические порывы начинают вменять мне в обязанности. Еще бы пришлось напоминать тебе, что происходит, когда кое-кому фуражка голову отдавливает и этот «кто-то» вдруг начинает считать меня своим подчиненным, да, Дамир?

Последнюю фразу я произнес с нажимом, открыто намекая на один неприятный конфликт, который разгорелся между нами в прошлом. Тогда Галиуллин тоже вдруг с чего-то посчитал, что имеет моральное право давить на меня и даже что-то требовать. Завершилось все тем, что мы в пух и прах разругались, разорвав любое сотрудничество. В конечном итоге все же Дамир повинился, признав свою неправоту, но ему потребовалось на это несколько недель. И вспоминать этот эпизод он откровенно не любил.

— Ну хватит уже, чего ты сразу заводишься? — поморщился он от не самых позитивных воспоминаний.

— А это чтоб ты не расслаблялся, государев человек! С вашим братом иначе нельзя, на шею садитесь. А то в следующий раз вообще по тарифу ценник выкачу!

Насладившись редким зрелищем пристыженного майора, я все же с великодушным и прощающим видом махнул рукой.

— Ладно, веди уже. Где там мой клиент?

— Клиент, блин… опять эти твои шуточки… — пробурчал себе под нос Дамир, указывая дорогу к жертве очередного убийства.

Пройдя по выкрашенным какой-то грязно-коричневой краской коридорам, в которых буквально каждая деталь кричала о принадлежности к казенному дому, мы вошли в одно из помещений, стены которого украшала отвратительная зеленая кафельная плитка.

— А почему труп все еще в секционной? — спросил я, разглядывая полупустое помещение. Тут, помимо привезенной каталки с накрытым простыней телом, стояли только два пустых патологоанатомических стола и несколько медицинских стеклянных шкафов с множеством специфических инструментов и склянок.

— Ну так… для тебя ж специально все устроили! Не у холодильников же торчать, мерзнуть.

Майор попытался изобразить беззаботность, но я где-то на грани восприятия уловил от него нотки смущения.

— Вы что, — ехидство в моем голосе было чуть ли не осязаемым, — опасаетесь, как бы я и с остальными жмуриками парой фраз не перекинулся?

— Вот что ты за человек, Секирин? Ерунду говоришь всякую! Да ну тебя!

Дамир в сердцах махнул рукой, показывая всю глубину своего почти неподдельного возмущения от подобных обвинений. Но, во-первых, я слишком давно его знал, чтобы он мог так легко меня обмануть, а во-вторых, моя способность ощущать эмоции других людей теперь уже явно просигнализировала о том, что он сильно смутился. Хм… значит, не показалось, и правда опасаются.

И, судя по реакции Галиуллина, он прекрасно понял, что, несмотря на мой полушутливый тон, я обо всем догадался верно и выводы об уровне доверия сделал соответствующие. Однако сам он выглядел почти извиняющимся, всем своим видом показывая, мол, извини, приятель, служба такая. Хочешь узнать больше — надевай китель. И пробивающийся сквозь мое восприятие легкий флер ощущаемой им вины явно намекал, что он очень стыдится такой демонстрации недоверия. Однако я даже на него и не думал обижаться. Я ж прекрасно понимаю, над ним сидит начальство, с которым спорить себе дороже. Да и чужих секретов мне и задаром не надо. Давно уже наученный, что от них сплошные проблемы. Так что я абсолютно не имел никаких претензий к майору, что и поспешил тому продемонстрировать.

— Ладно тебе обиду вселенскую изображать, — добродушно хмыкнул я, — ты лучше скажи уже, чего хочешь вот у него спросить? — кивок головы в сторону тела.

— Ох-хо-хо! Тут не так все просто, Сергей, — охотно переключился на волнующую его тему полицейский. — Спросить-то я хочу многое, но вот утвердили мне только очень ограниченный перечень. — Он протянул мне листок с распечаткой общих и донельзя размытых вопросов. — И очень прошу, не любопытствуй лишнего, ага?

— Дамир, расслабься! Я все понимаю, чай, не на детский утренник пришел. Секретность, уровни допуска и прочая ваша служебная шелуха мне прекрасно знакома, — не глядя похлопал я майора по погону, не отрываясь от изучения переданного мне листа бумаги. — Да и ты не забывай, с какими людьми мне работать приходится. Если б не умел держать язык за зубами, давно бы «выбыл» из бизнеса.

Свою последнюю фразу я для наглядности сопроводил жестом, проведя ладонью по горлу, однако Галиуллина мои заверения совсем не успокоили.

— Знаю, Серега, знаю! Будь на твоем месте кто-либо другой, я бы вообще не рискнул под это дело вписываться. Ты просто не представляешь себе, интересы каких людей затронуты в этом деле. Вся эта затея организована сугубо под мою ответственность, и если хоть что-то пойдет не так, хоть вот настолько, — он показал мне микроскопический зазор между пальцев, — то первой оторвут именно мою башку. Вот такой здесь расклад, без всяких прикрас…

Переваривая услышанное, я мысленно выругался. Нет, ну нельзя же так! Это как подойти к человеку и сказать: «Не думай о белой обезьяне!» И первое, что этот гипотетический человек сделает, это обязательно о ней подумает. Так что теперь работать нужно будет втройне осторожно, чтобы и правда не зацепить ничего лишнего у покойника. Истинность изречения «Во многих знаниях многие печали» я успел познать на себе уже неисчислимое количество раз, так что наступать на эти грабли я больше не намерен. И я ведь профессионал, мать твою за ногу! Я же все смогу! Наверное…

— Общаться с мертвыми — это тебе не в Гугле запрос вбить, — проворчал я больше для успокоения Галиуллина, припоминая одно из своих выдуманных правил. — Не факт, что он и на эти твои вопросы захочет отвечать.

Конечно же, я безбожно лукавил. Нет у мертвеца ничего такого, что бы он сумел от меня скрыть. По крайней мере, мне пока такие уникумы еще не попадались. Но знать об этом, конечно же, не положено ни единой живой душе. Пусть лучше все будут убеждены, что я не могу получить любую, какую только захочу, информацию от покойника. Так всем будет спокойней жить, а мне так в первую очередь.

Подойдя к трупу, я откинул простыню с его головы. Под тканью оказался мужчина приблизительно пятидесяти лет. Утонченные черты лица, которые не смогла испортить даже смерть, аккуратная испанская бородка, волевой подбородок, широкая мужественная челюсть. Его темные волосы слегка посеребрила седина, делая образ покойного каким-то по-отечески располагающим. Подсознательно же к нему хотелось относиться со всем возможным уважением и пиететом, как к мудрому наставнику, который знает ответы на большинство жизненных вопросов, или что-то вроде того. Весь внешний вид мертвеца не просто намекал, а прямо кричал о его высоком положении при жизни, и принять его за рядового клерка не получалось даже в таком виде — распластанном голышом на холодной каталке.

Без тени брезгливости положив ладонь покойнику на лицо, я попросил Дамира выйти, а сам начал осторожно накачивать тело покойного Силой.

Я выпустил ее уже достаточное количество, когда краем глаза увидел, как в дверном проеме нарисовался силуэт еще одного полицейского.

— Опа, Галиуллин! А чё тута происходит? Почему посторонние на объекте?

Пожилой усатый мужчина в новехоньком кителе по-свойски вошел в секционную, заложив руки за спину. Он всем своим видом демонстрировал главенствующее положение, а заодно эдакий хозяйский настрой кого-нибудь как следует пропесочить.

— Товарищ полковник, — Дамир смерил раздраженным взглядом преградившего ему выход коллегу, — не мешайте, пожалуйста! Все, что «тута» происходит, согласовано с генерал-майором Суховым, и посторонний здесь по его личному распоряжению. Еще вопросы?

О как. Сухов, говоришь? А я-то услышал, что это сугубо под твою ответственность организовано. Как же так, Дамир?

Услышав фамилию начальника всего и вся в этом, и не только этом, здании, усач быстро потерял весь задор, но не любопытство.

— А-а-а, ну если Сухов согласовал, тогда ладно. А этот, — кивок в мою сторону, — чё делать-то собрался? Это же колдун с телевидения, да?

Майор не успел ответить, потому что я, отвлекшись на их разговор, почувствовал, как упустил критически много энергии. Само по себе это не несло никаких необратимых последствий ни для меня, ни для трупа, но если прямо сейчас, при посторонних, здесь вскочит оживший мертвец… то это будет даже не катастрофа, это будет полный пушистый зверек с севера. Всему моему тщательно выстроенному и прилизанному со всех сторон амплуа медиума придет каюк. Да и мне, пожалуй, тоже. Черт, да я даже не уверен, что Дамир, которого я знаю двадцать с лишком лет, сумел бы понять и принять тот факт, что я могу поднимать мертвых, что уж говорить об этом столь неудачно забредшем полковнике?! И пойдет эта присказка передаваться из уст в уста, пока не дойдет до нужных (вернее будет сказать, ненужных) людей. А потом… головой готов поручиться, что на этой планете нет ни единой страны, чье правительство сможет лояльно отнестись к тому, кто способен заставить восставать мертвецов. Вскройся этот факт, и мне до конца моих дней будет уготована участь либо подопытного кролика, либо вечного раба, либо и того и другого одновременно. А то и вовсе на вилы поднимут, как в Средние века.