28 марта Guns N’ Roses дали в «Roxy» два концерта, которые Викки организовала как показательные, но которые теперь превратились в празднование заключения контракта. Она помогла ребятам обналичить их аванс — каждому досталось примерно по 7,5 тысяч долларов. Викки не получила ничего. «Они бегали по городу и покупали одежду, набивали татуировки, покупали музыкальное оборудование и закатывали пьянки. Я осталась на мели, сидела в своей обшарпанной квартире и не знала, чем оплатить аренду и на что купить продукты. Хоуи Хабберман дал мне 500 долларов и сказал пожить где-нибудь в отеле… Мне действительно нужно было пару дней побыть наедине с собой, чтобы собраться с мыслями».
Когда Викки перестала быть частью будущего группы, Guns N’ Roses впервые встретились с прессой, и — возможно, это было предзнаменование — все закончилось катастрофой. Гамильтон организовала им статью журналистки Карен Берч в журнале «Music Connection», которая встретилась с ребятами в квартире Викки на Норт-Кларк-стрит и провела увлекательное интервью с пристрастием, которое сразу пошло не так, как только Карен спросила, сколько им лет. Когда статья — «Время Guns N’ Roses: Лицом к лицу с самой шаловливой мальчиковой группой Лос-Анджелеса» вышла — в ней было предупреждение: «По словам Акселя Роуза статья не соответствует пожеланиям Guns N’ Roses», — и это было правдой. Акселю не понравилась идея статьи, и он неделю звонил Берч с угрозами в попытке убедить ее не печатать материал, а когда 14 апреля 1986 года журнал вышел, он написал бессвязное письмо с жалобами на все, начиная с «неискренности» фотографа до «незаписанных сексуальных провокаций» Берч.
Это было абсурдное самоуверенное послание, написанное напыщенным слогом — «когда перо, как часто бывает в действительности, подобно ножу» — и полное надуманных причин того, почему Берч только «распустила зловоние» своей работой. Такое общение с прессой вошло у Акселя в привычку и стало очередным проявлением его неустойчивого поведения, которое будет определять дальнейшую жизнь группы. Его реакция была довольно странной, учитывая, что статья, если прочитать ее сейчас, кажется довольно хорошим материалом о группе в серьезном американском музыкальном журнале.
Вскоре после этого Викки получила уведомление о выселении и переехала с Норт-Кларк-стрит в бунгало в Западном Голливуде, испытав от этого огромное облегчение, хотя ей все еще трудно было платить за жилье. Несмотря на то, что уже было ясно, что она не будет менеджером Guns N’ Roses, Викки продолжала организовывать им концерты, а Зутаут тем временем вкладывал ресурсы компании «Geffen» в их повседневные нужды. Первым менеджером, которого он им нашел, был Арнолд Стифел, представитель Рода Стюарта, но сотрудничество быстро закончилось, когда музыканты разгромили дом, снятый для них Стифелом. Все вернулось на круги своя, репутация группы в глазах пары ведущих компаний, занимавшихся менеджментом артистов (Док Мак-Ги тоже умыл руки) упала, и Зутаут нашел им новый дом на Фонтейн-авеню — знаменитой голливудской магистрали, идущей параллельно бульвару Сансет. Акселю не нравился этот дом, и какое-то время он заваливался в квартиру Викки переночевать на диване, но, как только уведомление о выселении было исполнено, они перестали разговаривать. Она стала работать в компании «Geffen» и получила приятный телефонный звонок от Олы Хадсон, матери Слэша, которая поблагодарила ее за то, что присмотрела за ребятами. И, хотя Слэш, Стивен и Дафф публично выразили ей свою признательность, но так и не возместили деньги, потраченные Викки на Guns N’ Roses, поэтому три года спустя она подаст на них в суд.
В апреле 1986 года Guns N’ Roses дали первый концерт в отремонтированном клубе «Whisky a Go Go», и этот вечер важен по многим причинам. У них на разогреве играли Faster Pussycat, с которыми скоро будет работать Викки и на выступлении которых настоял Аксель. Кроме того, он переживал муки первых взрослых отношений с Эрин Эверли — 20-летней моделью и дочерью певца Дона Эверли — и от всего этого испытывал ужасное напряжение. В день концерта они со Стивеном Адлером ввязались в очередную драку. Никто точно не помнил, почему.
Том Зутаут пригласил Тима Коллинза, одного из менеджеров Aerosmith, из Нью-Йорка, чтобы тот взглянул на группу и рассмотрел вопрос сотрудничества. «На самом деле, я этого не хотел», — признавался Коллинз, но тогда отношения Aerosmith с «Geffen» только развивались, и он решил, что должен хотя бы взглянуть на них из вежливости. Как и «токсичные близнецы» Aerosmith Стивен Тайлер и Джо Перри, Коллинз был в завязке, поэтому, как только он заглянул за кулисы к Guns N’ Roses, которых окружали сомнительные персонажи и едва одетые молодые девицы, то «сразу же почувствовал наркотический аромат этой группы и серьезный риск сорваться, если не вести себя осторожно».
Коллинз привел музыкантов в свой номер в отеле «La Dufy», и они проговорили всю ночь. Аксель его очень впечатлил, но, когда он наконец попал в туалет после многочисленных визитов Иззи и Слэша и увидел кровь на потолке, то понял, что кто-то из группы употребляет героин. «Честно говоря, они меня пугали», — признался Коллинз американскому писателю Стивену Дэвису, и, несмотря на уговоры самого Дэвида Геффена, отказался с ними работать. Еще Зутаут приглашал Рода Смолвуда, прямолинейного менеджера Iron Maiden из Йоркшира с кембриджским образованием, но Смолвуд уже сотрудничал с Poison, которые работали с лейблом «EMI» вместе с Iron Maiden, и тоже отказался. «В них было что-то, в чем я был не уверен, — рассказал он мне. — В основном говорил вокалист, но меня отталкивало не то, что он говорил. Дело было в них самих, что-то в них явно было… не так».
Репутация Guns N’ Roses как неуправляемой группы только усиливалась.
Летом 1986 года все стало только хуже. Планы записываться в Лондоне с Биллом Прайсом провалились — отчасти из-за проблем с бюджетом, а отчасти потому, что Зутаут счел безумием отпускать Guns N’ Roses одних за границу. Дэвид Геффен попросил Прайса приехать в Лос-Анджелес, но Билл, который только что завершил продюсирование нового альбома Пита Таунсенда и начал работать над демо-записями группы The Jesus and Mary Chain, отказался. Продюсер Mötley Crüe Том Верман тоже отказался, как и Боб Эзрин, который работал с Лу Ридом и Роджером Уотерсом и которому показалось, что работать с этими странными детишками из Голливуда — это уже слишком. Встреча с гитаристом Cheap Trick Риком Нильсеном закончилась тем, что после пьянки с текилой Иззи ударил Нильсена по шарам. Зутаут даже разговаривал с басистом Mötley Crüe Никки Сиксом, по словам Никки: «Чтобы узнать, смогу ли я сделать панк-метал, который они тогда играли, более мелодичным и коммерчески успешным, при этом без ущерба для убедительности. Зутаут сказал мне, что Guns N’ Roses просто панк-группа, но могут стать величайшим рок-н-ролл-коллективом в мире, если кто-то поможет им найти мелодии, которые проложат им путь на вершину. Я тогда был практически в агонии и слишком занят тем, чтобы сбавить темпы в приеме наркотиков, поэтому не был готов серьезно рассмотреть эту идею…»
Наконец музыканты нашли кого-то, кто хотя бы был готов зайти с ними в одну студию, — Мэнни Чарлтон, гитарист Nazareth, провел с ними долгую сессию в «Sound City» в Голливуде. Присутствие одного из школьных любимчиков Иззи и Акселя стимулировало жесткий рабочий график, и за сессию они записали 27 песен, в числе которых почти весь альбом «Appetite for Destruction» и еще партия, которая останется для альбома «Use Your Illusion», в том числе любимая баллада Акселя «November Rain».
Это был тот самый прорыв, которого так ждал Зутс, а рабочие темпы друзей воодушевили его. Когда 11 июля они выступали хедлайнерами в клубе «Troubadour», Аксель сказал зрителям, что Guns N’ Roses не только запишутся для компании «Geffen», но и выпустят записи нескольких сессий в «Sound City» с независимым лейблом, чтобы их поклонники в Стрипе могли насладиться звучанием лучшей концертной группы Лос-Анджелеса на виниле.
А пока Зутаут наслаждался новой удачей и отрабатывал пару связей, которые катапультируют группу на орбиту далеко-далеко за пределы Голливуда, где она и обоснуется. Первое из этих важных знакомств — Алан Нивен, новозеландец, получивший образование в английской частной школе и обладающий свободным духом, позволившим избежать военной карьеры, которую прочил ему отец, и научиться играть на гитаре и писать песни. В ожидании славы он сделал ставку в своей музыкальной карьере на работу в компании «Caroline», дистрибьюторе в составе молодой империи «Virgin Records» Ричарда Брэнсона, и благодаря этой работе переехал из Лондона в Майами, затем в Гетеборг, а затем в Лос-Анджелес, а потом… куда угодно, где ему нравилось.
«Когда я заканчивал школу, а школа кончала со мной, я уже был руководителем, — рассказывает Нивен. — Школьным префектом, какое-то такое дерьмо. Под конец мне стало совершенно и глубоко отвратительно угождать взрослым, которые лицемерили и подводили меня. Так что именно там мое чувство презрения к авторитетам расцвело пышным цветом. Пойду ли я в военную академию в Сандхерсте по семейной традиции? Хрен там! Мне интересно накуриваться и ловить кайф, а кроме того проверить, смогу ли я кого-нибудь уложить в постель.
