— Густав уже достаточно долго торчит в допросной, — говорит Лея, одергивая футболку. — Пожалуй, будет лучше, если допрос поведешь ты. Как мужчина с мужчиной, так сказать. Он, похоже, восхищается Киллером.

Лея улыбается, и в глазах у нее поблескивают озорные огоньки.

Хенрик кивает, но на самом деле, наверное, наоборот. В высказываниях Густава о женщинах, сделанных в разных массмедиа, он демонстрирует совершенно дремучий взгляд на женский пол. Женщина, возможно, могла бы заставить Густава ослабить оборону, но с ним надо обращаться осторожно, чтобы он начал говорить.

— Независимо от того, виновен он или нет, он будет темнить, и, скорее всего, будет звучать убедительно. Как только мы усомнимся в его искренности, он придумает новую ложь, будет угрожать, блефовать и отрицать предыдущую ложь.

— Он психопат, — подытоживает Лея, вставая.

— Этого мы не знаем, но в его личности определенно есть нарциссические черты. Будем вести допрос по очереди. Сейчас главное не раскрыть перед ним карты, которые он сможет использовать против нас. И прежде всего — не верить ни одному его слову.

Густав

В допросной нет окон, и ощущение такое, будто бежевые стены постепенно смыкаются вокруг него. Густав даже думать не хочет о том, кому до него довелось сидеть на этом стуле. Камера на потолке направлена в его сторону, привинченный к полу стол кажется оскорблением.

Густав обещал себе и родителям, что никогда не окажется здесь. Никогда.

Нашла ли полиция его второй телефон? Что им на самом деле известно? Кольцо в кармане жжет руку.

Сидящий на маленьком стуле Хенрик выглядит угрожающе. Густаву противна мысль, что из всех чертовых полицейских страны его оппонентом оказался именно Хенке Хедин. Он наклоняет голову к одному плечу, потом к другому, разминая шею, так что она аж хрустит.

— Почему я сижу здесь? Меня что, в чем-то подозревают?

— Нет, мы большинство допросов свидетелей проводим в управлении, так проще, здесь есть вся необходимая техника.

Хенрик наклоняется к диктофону и нажимает на кнопку, одновременно зачитывая вслух написанное в лежащих перед ним бумагах. Пока он тарабанит идентификационный номер Густава, тот сидит, уставившись в камеру на потолке. Хотя он добровольно согласился дать свидетельские показания, все равно надо было сначала поговорить со своим адвокатом. Можно погореть на одном неверно сказанном слове. Но он выглядел бы виновным, если бы отказался отвечать на вопросы полиции без юриста. Как ни поступай, все равно рискуешь.

— Вы успели поразмыслить? Как думаете, что все-таки произошло?

Голос Хенке звучит неожиданно мягко.

— У меня нет ни малейшего предположения и, честно говоря…

Густав прячет лицо в ладонях и наклоняется вперед.

— Очень важно, чтобы вы поделились с нами всеми мыслями, которые приходят вам в голову. Даже тем, что кажется пустяками. Мельчайшая деталь может оказаться решающей. Вы знаете какое-нибудь место, где могла бы скрыться Каролина, возникни у нее такое желание?

— Мальдивы, — ухмыляется Густав. — Поверьте, если бы я знал, я бы сказал.

Хенрик распрямляет спину и переворачивает страницу в стопке документов перед ним.

— Каролина могла впустить в дом незнакомого человека, а потом последовать за ним?

— Нет, — отвечает Густав, глубоко дыша. — Карро никогда не открывает, не будучи уверенной, что она знает человека, который звонит в дверь. Она боится, что ее ограбит или изнасилует какой-нибудь тип из понаехавших, — говоря это, Густав закатывает глаза.

Дверь открывается, появляется Лея.

— Хотите, я принесу что-нибудь из кафе? — спрашивает она, кладя на стол пачку бумаг.

— Двойной эспрессо… и «Ред Булл», пожалуйста, — говорит Густав.

— А из еды?

— Ничего не надо, спасибо. Я не хочу есть.

— Хорошо. А тебе?

— Только черный кофе, пожалуйста, — отвечает Хенрик, и Лея выходит из допросной.

Густав вытирает ладони о брюки и пытается сесть поудобнее.

— Все хорошо? — спрашивает Хенке.

— Пора бы начать действовать.

— Мне жаль, что вам приходится проходить через все это, у меня у самого две дочери, но они старше ваших. Вы не могли бы немного рассказать об Астрид и Вильме?

— Рассказать что? Они внешне похожи, но у них совершенно разные характеры. Астрид поактивнее. Вильма осторожная и задумчивая, но у нее такой же взрывной темперамент, как у Карро. Никто не способен так вывести меня из себя, как моя жена.

Он улыбается, но понимает, что Хенке это неинтересно, это просто способ заставить Густава расслабиться, ошибочно почувствовать себя в безопасности.

— Я люблю в ней абсолютно все. С первой встречи.

— А как вы познакомились?

— Она играла главную роль в одном фильме. Недостижимая девушка моей мечты. Такие девчонки из высшего общества никогда даже не смотрели в мою сторону. Когда у меня появились деньги, я вложил некоторую сумму в фильм, в котором она исполняла главную роль. Тогда-то мы и встретились в первый раз. На премьере. И с тех пор наша страсть не угасла, хотя, разумеется, не все всегда идет гладко, когда у вас маленькие дети, бытовые проблемы, работа и все такое. Но мы любим друг друга.

— Что она за человек?

— Умная. Всегда шла своей дорогой. Я ею восхищаюсь. Она может казаться железной снаружи, но она… такая мягкая и горячая. Простите, это, наверное, прозвучало неуместно. Я не могу этого объяснить, но когда Карро входит в комнату, все это замечают, если можно так выразиться. Она притягивает все взгляды. Она неотразима.

Лея снова открывает дверь и ставит на стол поднос. Хенрик следит взглядом за всеми ее движениями.

— Что вы собираетесь предпринять? — спрашивает Густав. — Если Карро не получит свое лекарство как можно скорее, она умрет.

— Мы помним, не сомневайтесь. Берите кофе, — говорит Лея и садится рядом с Хенке.

Буркнув «спасибо», Густав залпом выпивает эспрессо, который уже заметно остыл и имеет пластмассовый привкус. Лея достает из сумки блокнот и ручку.

— Вы сказали, что говорили с ней вчера вечером, но мы не видим никаких входящих или исходящих звонков на телефоне Каролины в это время.

Густав задумывается на пару секунд.

— Мы созванивались в ватсапе. Мы иногда так делаем.

— Почему?

— А почему нет? — Густав пожимает плечами. — В этом нет ничего странного, так поступают еще, типа, пара миллиардов людей. Мне нравится это приложение.

— Может быть, потому что оно имеет шифрование, защищающее все сообщения и разговоры, так что мы не можем их проверить, — говорит Лея, отхлебывая из стаканчика с кока-колой.

— Вам нечего проверять. Все было так, как я сказал.

Густав достает свой телефон и показывает список звонков.

— Вчера вечером я звонил Каролине в двадцать двадцать.

Лея внимательно смотрит на его смартфон, а Хенрик фотографирует экран.

— Отлично, спасибо большое. А с двоюродным братом вы тоже в ватсапе общаетесь?

— Ха, а я все жду этого вопроса, — фыркает Густав и делает глоток энергетика.

— Почему?

— Да потому что рано или поздно вы всегда начинаете грести всех иммигрантов под одну гребенку.

— Что вы хотите сказать?

— Да ладно, а то вы не понимаете. Вы же тоже не шведка и знаете, каково это — не быть одним из своих.

— Честно говоря, я редко об этом думаю, — говорит Лея. — Я это я, этого достаточно.

— Вы не ответили на вопрос, а он важный, — возвращает их к делу Хенрик, пристально глядя на Густава.

Густав точно знает, о чем они думают. Им не нравится его уверенность в себе. Он не имеет права противопоставлять себя им. И неважно, насколько он успешен на бумаге, — когда речь заходит о чем-то действительно важном, он всего лишь чертов иммигрант, которого совершенно необязательно пытаться понять.

— Нет. Я не общаюсь с «Семьей». У меня нет с ними ничего общего.

— Это правда? — Лея сверлит его взглядом. — Нам важно, чтобы вы были откровенны с нами. Если это как-то связано с исчезновением…

— Я не общаюсь с ними. Они преступники, я давным-давно порвал с ними.

— Это их разозлило? — спрашивает Хенрик.

— Между нами нет недоговоренностей, если вы об этом.

Лея кивает, глядя на Густава с подозрением.

— Значит, вы не встречаетесь со своим двоюродным братом?

— Естественно, мы встречаемся, когда у кого-то из родни свадьба или что-то типа того. Мы же родственники, наши матери — родные сестры. Но это все.

Неважно, как быстро и как долго он будет бежать — прошлое всегда дышит ему в затылок.

— Понятно, — говорит Лея, но в ее ответе слышно сомнение.

Они пока ни слова не произнесли о его втором телефоне, однако вопросы о брате нервируют. Лея открывает какой-то документ и быстро пробегает его взглядом. Вдруг она спрашивает дружелюбным тоном, как будто это должно вывести Густава из равновесия:

— Какой у Каролины был голос, когда вы говорили вчера?

— Обычный, я уже это говорил.

— Каролина ведь еще звонила своей маме… Вы, кажется, удивлены?

— Да, они редко общаются. Думаю, они не созванивались с июля, когда были вместе во Франции.

— Не знаете, о чем могла идти речь? — спрашивает Хенрик, потягивая кофе, как будто это самый обычный рабочий день, ничем не отличающийся от других.