Я растерянно посмотрел на его лицо, глядящее на меня сверху вниз.

— А я?..

— Тоже прыгай.

Я честно прыгнул, вытянув руки. Роста не хватало.

— У меня не получается!

— Да брось, просто прыгни повыше.

Я подпрыгнул еще раза два.

— Никак!

— Блин, ты че, издеваешься? — начал раздражаться брат.

— Мне роста не хватает!

— Ты как коротконогий пони, — проворчал Гордей и, свесив ноги из люка, прыгнул обратно в подъезд.

Очутившись рядом со мной, он грубовато схватил меня под мышки и поднял так, чтобы я дотянулся до лестницы. Я вцепился в ржавые прутья и вскарабкался наверх. Гордей буркнул что-то типа «наконец-то» и так же ловко, как в первый раз, поднялся следом за мной.

Выдохнув, я огляделся вокруг: рядом с нами возвышался чердак с треугольной крышей и пустым оконным проемом без стекол; за чердаком стояла вентиляционная труба и какие-то бетонные конструкции, через которые были протянуты телевизионные провода. Чуть подальше, на одной из таких бетонных балок, расположилась группа подростков. Видимо, к ним мы и шли.

Гордей подтолкнул меня вперед, а я судорожно начал вспоминать, как правильно ходить: постарался расслабить ноги и размашисто болтать руками. Когда мы подошли поближе, я сосчитал парней: четверо. Все примерно одного с Гордеем возраста, но одеты кто во что горазд. Один рыжий, похожий на ирландца, вроде бы ничего: в кожаной куртке и джинсах, на кармане которых виднелась маленькая бирка — Levi’s. Но тут же, рядом с ним, сидел вылитый беспризорник: мятый, грязный, с прокуренным желтым лицом. Сразу видно, что, если подойти к нему поближе, почувствуешь неприятный запах. Двое других были братьями-близнецами и выглядели как нечто среднее между ирландцем и беспризорником: вроде бы опрятные и в чистой одежде, а все равно на лице какой-то неясный отпечаток неустроенности. И тоже, наверное, курят — так я подумал из-за черных кругов под глазами.

Все они так или иначе выразили радость при виде меня. Пожали руки, кто почтительно, а кто немного шутливо. Гордей сказал им, что я его брат Вася. Они наперебой назвали свои имена, но с первого раза я запомнил только ирландца — Рому.

— Ты деньги принес? — хриплым басом спросил беспризорник у Гордея.

— Принес.

— Ложи в общак.

— Клади, — поправил я.

— Че? — нахмурился беспризорник.

— Правильно говорить «клади», — сказал я, уже жалея, что вообще вмешался.

Но его лицо вдруг снова приветливо разгладилось.

— Ай, эти дети попиков, — беззлобно сказал он. — Интельктуалы…

Меня резануло, что он назвал нашего отца «попиком», но я промолчал. В конце концов, они приняли меня как своего, а я впервые чувствовал, каково это — быть своим.

Пранк

В свои почти тринадцать лет я уже не так часто болтал с Иисусом. Это казалось мне немного по-детски, и я старался отучиться от привычки спрашивать его мнения по каждому поводу, но в тот день, когда я пришел домой после знакомства с компанией Гордея, мне очень хотелось кому-нибудь рассказать, что никто не заподозрил во мне девчонку. Не поведаешь же такое родителям или Поле Рябчик, которая к тому же перестала со мной общаться. Поэтому, оставшись один в комнате, я сел перед иконой и громким шепотом выдал ей всю историю. Наверное, если бы в комнату вошли родители, они бы подумали, что я молюсь.

Иисус в моей голове одобрительно отвечал:

— Ты молодец! Я знал, что у тебя все получится!

— Может, мне стать актером, когда я вырасту?

— Не знаю, вдруг у тебя будет перегрузка? Ведь тебе и без того придется всю жизнь притворяться мужчиной.

— Тоже верно, — согласился я. — А почему ты работал плотником до тридцати? Родители не говорили тебе, что нужно поступать в вуз?

— Говорили, но я не поступил на бюджет, — вздохнул Иисус.

— Но ты же Божий Сын, неужели у твоего Отца нет денег или связей?

Конечно, я знал, что во времена Иисуса не существовало никаких вузов, связей и бюджетных мест, но мне иногда нравилось делать вид, будто между нами нет гигантской поколенческой пропасти в пару тысячелетий. Иисус всегда мне подыгрывал.

Я не успел услышать ответ на вопрос, потому что в комнату зашел Гордей, и я тут же выпрямился, как можно дальше отодвинувшись от иконы.

— Молишься, что ли? — усмехнулся он.

— Ничего я не молюсь, — буркнул я.

Гордей, бухнувшись животом на свою кровать, спросил как бы между прочим:

— Кстати, пойдешь со мной завтра гулять? Че-то покажу.

— Че покажешь?

— Кое-че.

Я пожал плечами: пошли, мол.

Прогулка сразу началась странно. Гордей зачем-то хотел в самый большой торговый центр в городе, до которого нужно было ехать полчаса на автобусе, хотя возле нашего дома были и другие магазины. К тому же он не признавался, зачем пилить в такую даль.

В автобусе было много народу, и нам пришлось стоять в проходе. Кондукторша пихала меня туда-сюда, а в какой-то момент грубо сказала:

— Слышь, отойди куда-нибудь.

Этим отличалась жизнь мальчика от жизни девочки. За один только день я уже несколько раз услышал «эй», «слышь» и «иди отсюда», но во времена, когда я был девочкой, со мной были вежливо-обходительны и обращались ко мне чаще всего на «вы». Но мне по-странному нравилась эта грубость. Я чувствовал себя мастером перевоплощения, виртуозным притворщиком.

Наконец автобус остановился на парковке торгового центра. Я думал, мы пойдем внутрь, но Гордей, схватив меня за рукав куртки, потащил к самому центру парковки. При этом он быстро выдавал мне инструкцию:

— Сейчас выберем машину, которая будет отъезжать или поворачивать. Подкараулим ее на расстоянии, а когда поедет мимо, ты разбежишься и врежешься в нее.

— Зачем? — испугался я.

— Не бойся, больно не будет. Они очень медленно тут ездят, так что ты просто ладонями хлопнись и падай на бок, только в сторону от колес. Падай и делай вид, что тебе на самом деле очень больно, понятно?

— Зачем? — повторил я.

— Шутка такая, прикол, пранк. Не знаешь, что ли?

Я с сомнением покосился на Гордея:

— Не знаю…

— Мы с пацанами снимаем пранки для ютуба. Мол, как отреагируют прохожие на сбитого ребенка. Знаешь такое?

Что-то похожее я действительно видел, но звучало странно.

— А кто снимает? Где камеры?

— Пацаны снимают.

— Где камеры?

— Не скажу, чтобы ты не палила в них, иначе будет неестественно, понятно? Там они, в стороне. — И он неопределенно махнул себе куда-то за спину.

Я подумал, что пацаны прячутся с камерами за какой-нибудь из машин.

— А сколько у вас подписчиков?

— Нисколько, мы только начинаем, — грубовато ответил Гордей.

Мы остановились между двумя машинами, и он начал оглядываться по сторонам, выбирая жертву для нашего пранка. Я предлагал ему то одну тачку, то другую, но он отнекивался. Сказал, что нужно, чтобы водитель был пожилым человеком или женщиной. Я не понял, зачем доводить пожилых людей и женщин. Для таких шуток лучше молодые, у них нервы крепче.

— Вот, смотри. — Гордей показал мне на подержанный БМВ, въезжающий на парковку.

Я тут же занервничал, так что не успел разглядеть, кто за рулем, да и Гордей затараторил прямо над ухом:

— Разбегаешься, врезаешься в бок, падаешь в сторону, лежишь и стонешь, можешь заплакать, если получится, только не вставай и не выходи из образа, пока я не скажу.

— Мальчики не плачут, — напомнил я, усмехнувшись.

— В этом деле можно.

Вздохнув, я кивнул.

— Я скажу, когда бежать.

Гордей смотрел поверх машин куда-то вдаль, а мне по причине низкого роста ничего не было видно. Из-за этого и из-за того, что я переволновался, все пошло немного не по плану. Когда я услышал вблизи шорох колес, то рванул, не дожидаясь команды, выскочил не на ту машину, да и к тому же слишком рано, так что влетел в капот и она сбила меня по-настоящему. Не сильно, конечно, но я здорово ушибся рукой и заплакал от боли, когда свалился на землю.

Взрослый мужчина в строгом костюме вышел из машины и начал проклинать меня, что-то типа: да сукин ты сын, да так тебя растак, да смотри, куда прешь. Я заплакал еще сильнее — от страха, потому что на меня никогда так сильно не кричали, тем более матом, и я начал представлять, что сейчас он вызовет моих родителей прямо сюда, на парковку, и пожалуется им на меня.

Но тут я услышал уверенный, ровный голос Гордея:

— Эй! Вы чего на него орете?

— Это ваш пацан?! — заорал мужик уже на Гордея.

— Это мой племянник.

Я на миг задумался, почему это Гордей перепутал наши родственные связи, но быстро забыл об этом: все еще ныла рука и кричал мужик.

— Следить надо было! Я еду, а тут он выскакивает на дорогу, это вообще что такое?..

Гордей наклонился ко мне, заботливо — так, как никогда не делал раньше, — погладил меня по спине и ласково спросил:

— Ты ушибся? Что болит?

— Рука, — прохныкал я.

Гордей достаточно формально глянул на нее и цыкнул:

— Ну, видимо, придется вызывать скорую и полицию. — Он поднялся, обращаясь уже к мужчине: — Вы не уезжайте никуда, ДТП оформлять будем.

— Какое ДТП?! — голосил тот. — Я на работу опаздываю, только на обед приехал — и тут такие новости!