* * *

— А почему Герман тебя ударил? — Кирилл с Рэдом расположились на одной широкой кровати и шептались вполголоса. Герман устроился на топчане в соседней комнатушке. — Я же видел, он всерьез бил!

Рэд хмыкнул:

— Ясное дело, всерьез. Не всерьез, это он нам в детстве подзатыльники отвешивал… Вырубить хотел, чтобы не мешался, вот и бил. Сперва мне бы саданул, потом тебе. Меня скинул бы — ну, хоть здесь, — да запер понадежнее, чтобы подольше не выбрался. Коня бы увел… А тебя наркотой бы ширял, да дальше тащил, до самого Владимира.

Кирилл передернул плечами.

— Хорошо, что ты увернуться сумел.

— Тренировался долго. — Рэд покосился в сторону соседней комнаты. — Ты думаешь, кто меня уворачиваться учил? И вообще, драться? Герман во всей Цепи — лучший. Мы с тобой его даже вдвоем хрен бы одолели, если бы он меня слушать не захотел.

— Знаешь… — Кирилл помолчал. И горько произнес: — Герман-то тебя в итоге выслушал! Хоть сначала оглушить пытался. А у нас… Драться со мной никто не станет, конечно. Но и слушать никто не хочет. Говорю-говорю, а они только улыбаются, как младенцу!

Рэд скептически скривился, открыл было рот, но тут из соседней комнаты донеслось властное:

— А ну, цыц! Ночью не натрепались? Через пять часов — подъем.

Владимир. 31 день после возвращения. Кирилл

… — От такой расклад, пацанчик, — щуря на Кирилла водянистые глаза и ухмыляясь, повторил Толян. — Все я тебе, как на духу, выложил. Сдал тебя ваш Герман ненаглядный, как стеклотару в приемный пункт. Сдал — не почесался, собственными своими руками. Мои предъявы ты услышал. А дальше уж сам кумекай, жить тебе здесь в полном шоколаде, или помереть в страшных муках.

Кирилл очнулся час назад — перед тем, как сдать Толяну, его для правдоподобности оглушили. Последним, что помнил, были слова Германа: «Прости, братан, ничего личного» — и обрушившийся вслед за этим на затылок тяжелый удар.

Герман ударил гуманно, симптомов сотрясения мозга Кирилл у себя не определил. Ему разрешили принять болеутоляющее из аптечки — по совету Германа, захватил с собой и ее, и реактивы, необходимые для продолжения начатой в Бункере работы. Когда обсуждал это с Германом, еще не знал, где в итоге окажется, и радовался, как идиот.

Долго уговаривал Вадима Александровича, тот далеко не сразу согласился отпустить «ценного сотрудника» к адаптам. Слушая доводы Кирилла о необходимости исследования — нужно ведь выяснить, как повлиял нижегородский порошок на организмы Рэда и Лары! — скептически кривился. И вряд ли в итоге внял аргументам. Скорее, по горячности и настойчивости Кирилла, подкрепленным угрюмым молчанием Германа, Вадим догадался, что в крайнем случае рейд к адаптам организуют безо всякого разрешения, и согласился, чтобы не терять лицо. Оговорил, что Кирилл еженедельно будет переправлять в Бункер с доставщиками продуктов отчет о «проделанной работе». А через месяц — не больше! — вернется.

Кирилл был счастлив. Месяц, это ведь так долго! Целый месяц он будет с друзьями… А оказался тут. Сидит, примотанный скотчем к стулу, — до боли знакомая ситуация — напротив мерзкого Толяна.

Только сейчас здесь нет Рэда. И адаптов нет. Никто не выбьет дверь, не швырнет Толяна на пол, не разрежет скотч на руках. Он здесь один, адапты далеко. И рассчитывать может только на себя.

Убедить Толяна в том, что добытые в Новосибирске реактивы — отнюдь не путь к вечной жизни, Кириллу не удалось. Если изначально диктатор рассчитывал захватить Кирилла и «ящик», не особо понимая, для чего этот самый ящик понадобился в Бункере, то теперь, увидев пленника и сопоставив его облик с тем, что наблюдал полгода назад, отчего-то уверился, что в Новосибирске был открыт эликсир бессмертия. И, сколько Кирилл ни пытался Толяна разубедить, эффекта добивался ровно противоположного.

Пленника подвергли медицинскому осмотру. Меланхоличный мужчина по кличке Интерн, личный медик диктатора, показался Кириллу человеком, давно разучившимся удивляться. Толяну он равнодушно доложил:

— Два пули словил, перестарались бойцы. И обгорел, как бобик. Но, сука, живой. Хотя не должен.

Из чего Толян, очевидно, сделал собственные выводы. Категорично объявил Кириллу:

— Звездить в Бункере будешь! А у меня тут звездунов своих хватает. Мне лекарство нужно.

После этого Кирилла долго били, все попытки споров пресекая фразой: «Не гони, падла». И он понял, что остановить издевательство может единственным способом — пообещать, что «лекарство» изготовит.

— Мне нужно отправлять в Бункер отчеты, — прошепелявил разбитыми губами Кирилл, — хотя бы раз в неделю, мы так договорились. Вадим Александрович думает, что я у Германа.

— Не вопрос, — кивнул Толян, — черкай, сколько влезет. Только имей в виду — перед тем, как в Бункер отослать, я сам каждую букву прочитаю.

— А ты читать умеешь? — не сдержался Кирилл. И тут же получил такой удар по ребрам, что согнулся бы пополам, если бы не был намертво примотан к стулу.

— Не хами, малолетка! — Новый удар, с другой стороны. — Понял, кто тут папа? — До чего же мерзкий голос. — Ответа не слышу!

— Понял…

— То-то.

Если у Кирилла и были сомнения, что делать, они развеялись. Ну, держись, подонок! Будет тебе «лекарство».

Толян, однако, оказался хитрее, чем он думал. Первый план Кирилла — впрыснуть гаду мышьяк и попробовать отобрать у одного из охранников оружие — с треском провалился. Вместе с диктатором в выделенное Кириллу под лабораторию помещение явились двое мужчин, на вид — ровесники Толяна, со схожим телосложением.

— Сперва на придурках пробуй, — приказал Толян, — а я поглядю. Мне спешить некуда.

Пришлось вместо заготовленной отравы набрать в шприц физраствор.

* * *

Интересно, как долго он сможет морочить Толяну голову, притворяясь, что синтезирует мифическое «лекарство»? — оставшись в лаборатории в одиночестве, в который раз бесполезно процеживая сквозь фильтр подкрашенную марганцовкой воду, уныло размышлял Кирилл.

Две недели?.. Три?.. А главное, что изменится за это время? Путей, ведущих на свободу, он как не видел пять ночей назад, впервые оказавшись здесь, так и не видит. Охраняют его добротно, мышь не проскочит, работать с реактивами приходится под неусыпным присмотром одного из охранников. Туповатые парни, конечно, мало понимают, чем занят пленник, но у них и задачи такой не стоит — главное, чтобы работал, а не хрен пинал. Даже в туалет из лаборатории выводят под конвоем. Кормят прямо на рабочем месте… Хорошо, хоть спит не там.

Толян — правитель многоопытный, хорошо понимающий значение и кнута, и пряника, расстарался. Кириллу, как обещал, обеспечил «полный шоколад»: поселил в отдельной квартире — спальня, кухня, душ и даже горячая вода (ну, относительно горячая), час утром и час вечером. И все бы ничего, но окна в квартире оказались забранными, помимо ставен, решетками. Железную дверь охранники запирали снаружи, сами жили в соседней квартире. Кроме того, внезапно выяснилось, что Кирилл будет здесь не единственным обитателем.

В первую ночь Толян, самолично демонстрировавший Кириллу «хоромы», хлебосольно улыбаясь, распахнул дверь в спальню. На кровати сидела ярко накрашенная девушка в длинноволосом парике. Увидев вошедших, она с готовностью вскочила.

— Видал, какая краля! — подтолкнул Кирилла Толян. — Стелка, а ну подойди!

Девушка, профессионально покачивая бедрами, приблизилась.

— Мой тебе подарок! — гордо отрекомендовал Толян. — Сосет — закачаешься!

— Я… — Кирилл растерялся, но быстро нашелся: — Я таблетки специальные принимаю. Мне женщины не нужны.

Диктатор скривился:

— Слыхал… Извращенец бункерный. Ну, вольному воля. А только баба в доме пригодится. И пожрать сгоношит, и барахло постирает. Верно говорю, Стелка?

Девушка подобострастно закивала. По жесткому взгляду Толяна Кирилл понял, что от «подарка» не отвертеться.

Владимир. 43 дня после возвращения. Кирилл

Вернувшись из лаборатории «домой» и поужинав, Кирилл сидел на кухне. Размешивал сахар в чашке с приготовленным Стеллой чаем, тоскливо поглядывал на сожительницу и думал о том, что бункерный антилав, от которого в свое время отказался, в нынешней ситуации здорово облегчил бы жизнь.

Кровать в квартире была, хоть и широкая, но одна. Ну и шпионила Стелла, разумеется, за каждым его шагом.

— Сладенький, ты чего грустишь? — Девушка встала у Кирилла за спиной, положила руки на плечи. — Давай, массажик сделаю?

— Не давай. — Кирилл попытался вывернуться. — Отстань, я думаю!

Грубить Стелле не хотелось, он догадывался, что красотка находится тут не по доброй воле, но иначе от нее было вовсе не отвязаться.

— Думщик ты мой сладенький… — Стеллины ладошки прилипли к спине, будто вязкая смола — не стряхнешь. Переместились на затылок и шею. — Думщик ненаглядный… — Девушка прижалась к Кириллу грудью.

Блин. Он немедленно вспомнил, какая роскошная у Стеллы грудь. Волнующий запах стал отчетливее. Кажется, буддисты это умели — силой воли подавлять любые желания… Или йоги? Но не простые парни вроде него, сто лет девчонку не обнимавшие.