Вадим едва не подпрыгнул.

— Что значит — «за чем ходили»?! Ты хочешь сказать, что где-то уже изобрели вакцину? И в шприце — именно она?!

Герман пожал плечами.

— В шприце — то, от чего пацан ваш жив. Ларка очухается — получше объяснит, она все про прививку какую-то бормочет. Я не больно вкурил… Так чё, полотенце-то?

Светлана Борисовна вытащила из шкафчика стопку одноразовых пеленок:

— Вот, держи. Тебе помочь?

— Обойдусь. Спасибо.

Герман смочил пеленку под краном. Засучил на адаптке брючину, снял с лодыжки ножны. Расстегнул ремень девушки, брюки. Бросил Вадиму:

— Так и будешь пялиться?

— Извини, — спохватился Вадим.

Отвернулся.

Герман хмыкнул.

— Ну да… Адаптка ведь! Обезьяна почти.

— Я так никогда не говорил!

— Ты и сейчас не говоришь.

Судя по звукам, Герман освобождал питомицу от одежды. Вадим недоуменно разглядывал шприц.

— Где они это взяли?

— Ларка говорит, сама приготовила. Из какого-то порошка.

Герман подошел к крану, прополоскал пеленку. Темные от ожогов руки, размером и твердостью напоминающие экскаваторные ковши, орудовали на удивление искусно.

— Что за порошок?

Отвечать Герман не спешил. Долго полоскал пеленку, потом отжимал. Закрутил кран. Не глядя на Вадима, проговорил:

— Знаешь, Вадик, чем ты от Евгеньича отличаешься? И от Гриши?

Вадим слегка опешил — хотя, разумеется, знал. Сравнение с Сергеем Евгеньевичем, давно отошедшим от науки, занимавшимся в основном административными вопросами и, тем более, Грегором — топорным ремесленником, на научные изыскания никогда не претендовавшим, он уверенно проводил в свою пользу. Но услышать такой вопрос от Германа было странно.

— Чем же?

— Тем, что они сперва о людях думают. А уж потом о порошках. — Герман повернулся к Вадиму, уставился на него светлыми, почти как у адаптов, глазами. Вадим вздрогнул — понял вдруг, что командир адаптов еле сдерживает злость. — Ларка тут у вас уж сколько часов валяется — а ты ее ни как звать не спросил, ни что с остальными! Реактивы ему достань, а там хоть сдохни… Красавец.

Бункер. День возвращения. Григорий

Герман задержался в Бункере ненадолго. Дождался, пока Григорий поставит Сталкеру дренаж, посидел возле кровати.

Хмуро спросил:

— Ногу-то парню не отхряпаешь?

Вопрос попал в точку. Ставить диагнозы командир, изрядно за эти годы поднаторевший на ранениях, умел не хуже Григория.

Врач неопределенно развел руками. Рана сильно воспалена, надежды на антибиотики мало. Ногу, скорее всего, придется отнять.

Герман все прочитал по его лицу. Болезненно нахмурился. Что-то пробормотал и постучал, отвернувшись, по деревянной спинке стула. Поднялся.

— Ладно… Мне ехать надо, дел полно. Ларке не мешай, окей?.. Девчонка отлично знает, что делает. И не спрашивай, откуда! Знает — и всё. Ваде на опыты ее не отдам, а то насмерть заисследует. Пусть колет и себя, и пацана вашего — столько, сколько надо. Хуже не сделает, обещаю. А тому, кто под руку сунется, может.

— Верю. — Григорий покосился на разбитую пулей плитку.

Герман проследил за его взглядом.

— Это мои залатают, — пообещал он. — А что Ларка такой шухер устроила, извиняй. Перепугала вас…

Григорий обиделся:

— Сдурел, что ли? Это она Вадима с тетками перепугала, а я — военврач все-таки. Угрозу жизни от бабской истерики отличу как-нибудь.

— В натуре не сердишься?

Григорий припомнил армейский лексикон и предельно доступно рассказал, что он думает о вопросах Германа, о нем самом и его ближайших родственниках.

Герман, ухмыляясь, поднял руки:

— Убедил, сдаюсь… Ладно. Будь здоров, эскулап. Евгеньичу — привет. — Оглянулся на Сталкера. Пробормотал: — А вот увидишь — ни фига ему не будет! Оклемается. — И стиснув пальцы Григория так, что тот крякнул, вышел в коридор.

— Шелдон! — повелительно раздалось оттуда. — Рон! Выдвигаемся.

Только потом, отвечая на расспросы Кирилла, Григорий обнаружил, что понятия не имеет, в каком направлении Герман «выдвигался».

* * *

Проснувшаяся наконец-то — проспала она больше суток — Лара, узнав, что Герман ушел, ни о чем больше не спрашивала. Просто кивнула.

Вылезла из кровати и с неудовольствием оглядела свой наряд — конфузливая Светлана Борисовна, то и дело с опаской вздрагивая, ухитрилась-таки напялить на пациентку пижаму.

Устремилась к Кириллу. Знакомым уже жестом положила ладони ему на лоб и грудь. Подождав, оглянулась на Григория.

— Сколько я провалялась? — Голос звучал хрипло, адаптка закашлялась.

— Сутки.

Лара кивнула.

— Бункерного уколоть надо. Где шприц?

Григорий вытащил из холодильника достопамятный шприц. После категоричных разъяснений Германа, забирать препарат Вадим не рискнул. Капнул немного на лабораторное стеклышко и, подхватив контейнер с реактивами и тетради с записями Кирюши, умчался к себе, исследовать.

Адаптка молча, как должное, приняла лекарство. Ввела Кириллу. Подождала. Удовлетворенно кивнув, перешла к Сталкеру. Положила ладонь рядом с раной — Светлана Борисовна охнула.

— Антибиотик давал?

— Разумеется.

— Какой, покажи.

Григорий, заранее решивший ничему не удивляться, продемонстрировал ампулу из-под препарата. Адаптка посмотрела удивленно:

— На фиг мне пустышка? Полная нужна.

Григорий, пожав плечами, вытащил из коробки новую ампулу. Лара умело отломила кончик. Вытряхнула каплю на ладонь. Лизнула… Замерла.

Выглядело происходящее почти колдовством. Григорий поймал себя на том, что ждет магических пассов и напевных заклинаний, но ничего подобного адаптка не сделала.

— Нормально, — решила она. Вернула ампулу. — Спрячь пока на холод. К утру еще вколем.

— К утру, — сухо объявил Григорий, — самое позднее — завтра вечером, я собираюсь его прооперировать. У твоего друга начинается гангрена. С такими вещами тянуть нельзя.

Парня было жаль. Но все шесть лет в Академии и еще два года — в ординатуре Григория учили, что живой человек без конечности однозначно предпочтительнее, чем полностью укомплектованный мертвец.

«Вы не представляете, как люди любят жить, — рассказывал им, тогда еще желторотым курсантам, читавший хирургию профессор. — И наша задача — сохранить им эту жизнь. Без рук, без ног, без глаз или ушей — неважно! Пациент должен выжить. А как уж дальше он распорядится этой жизнью, не наше с вами дело».

И мысли Григория сейчас были только об одном: у кого из персонала хватит стойкости ассистировать при операции. Ни Оле, ни Светлане Борисовне наблюдать за отпиливанием конечностей до сих пор не приходилось.

Лара слову «прооперировать» не ужаснулась — возможно, просто не поняла, о чем речь. Она деловито рассматривала ногу Сталкера, дренаж и отводящую трубку. Спокойно, как с равным, с Григорием согласилась:

— Да, это можно — дохлое убрать… Я помогу, если надо. Я в Нижнем в больнице работала, тетя Ася хвалила! А вообще, нормально заживает.

Григорий нахмурился. Подошел к Сталкеру, собираясь показать адаптке, как выглядят «нормальные» ткани, а как — «дохлые». И объяснить, чем опасно омертвение. Но, подойдя, заготовленной речью подавился. Рана Сталкера выглядела в точности как утром, страшной черноты по краям и миллиметром не прибавилось.

— Спасибо тебе, доктор, — поднимая на Григория глаза, серьезно проговорила Лара.

Хуже Рэду не стало ни к утру, ни на следующий вечер. Могучий, не избалованный лекарствами организм воспринял антибиотик с удивительной благодарностью, ни у кого из прошлых пациентов Григорий подобного не наблюдал. Рана очищалась на глазах. Температура спадала. На третье утро Сталкер пришел в сознание.

Лара восприняла это, как должное — не сомневалась, видимо, что так и будет. Гораздо больше адаптку беспокоил Кирилл.

К нему она подходила часто. Подолгу держала ладони на груди и лбу и то, покачав головой, отходила, то принималась копаться в «аптечке» — тканевом сундучке, набитом, помимо обычных лекарств, подозрительного вида пузырьками. Потребовала забрать у Вадима обнаруженную в контейнере пробирку с темным порошком. Вадим не хотел отдавать, стоял насмерть, и пришлось пригрозить бунтом адаптки.

Заполучив пробирку, Лара вытряхнула из нее в ампулу несколько крупинок. Накапала туда же воды. Смесь зашипела, над ампулой вскипел и испарился густой, белого цвета газ — адаптка заранее отвела руку, видимо, предстоящая реакция была ей хорошо знакома. Несколько раз, с промежутками, встряхивала — до тех пор, пока раствор не приобрел мутно-голубой оттенок. Капнула на ладонь. Лизнула. Замерла.

Адаптка не нуждалась в аптекарских весах и сложных приборах. Она, сама в себе, была уникальным лабораторным комплексом. Не имея представления даже об элементарной химии, отлично знала, какое лекарство нужно больному. Какая концентрация лечащего вещества, и в какой момент обозначенное вещество следует вводить…

Это было абсолютно необъяснимо. Но это было так.

«Слава богу, что я не ученый! — думал Григорий. — Как хорошо, что обыкновенный военврач».