Её вопрос штырём вонзился в мою расхристанную душу. Неужели девчуля и вправду решила, что я мог бы свалить втихаря, как последняя крыса, и бросить её здесь? В прекрасной, хотя и не очень тёплой компании с трупом?
— Зайка, хватит нести хуйню, — сказал я, не скрывая досады. — И без тебя тошно. Пошли уже, у меня руки отваливаются.
Она помолчала, обдумывая заманчивое предложение, и с глубокомысленной серьёзностью спросила:
— А что будем делать с Бу?
— Расфасуем его по пакетам и бросим в пруд, — на ходу отозвался я, вспомнив наш недавний разговор.
— Никакого уважения к планете, — фыркнула Принцесса. — Зачем в пакетах‐то?
— В биоразлагаемых, детка.
— Не вариант. В процессе распада образуется микропластик, который отравляет воздух и воду.
— Fort bien [Очень хорошо (фр.)]. Пусть планета тоже сдохнет.
Меня всегда вдохновляли пессимистичные фантазии о конце света. Есть в них сладостное эгоистическое успокоение. Умрёшь не только ты, умрут вообще все, ну здорово же, если посудить. Никто не останется в одиночестве, некому будет переживать потерю.
А у лифта нас встретила Нихиль. Она лежала на спине, вытянув лапы, выставив на всеобщее обозрение толстое пушистое пузо. И смотрела на мир томным похотливым взглядом порноактрисы.
— Ни стыда ни совести, — сказал я. — Ну и что с тобой делать?
— Придётся взять её с собой, — тяжко вздохнула Принцесса, стараясь изобразить неудовольствие. Но получалось плохо: кривить душой она не умела. Притворство — это штука, которой учишься всю жизнь, а девчуля, при всей её мозговитости, мало смыслила в хитросплетениях социальных игр. Интуиции недоставало. И опыта.
Я сделал умный вид и голосом строгого воспитателя заявил:
— Тебе больше всех надо — ты и тащи.
Нет, не думайте, что у меня окончательно поехала крыша. Я, конечно, разъебай, но не до такой степени, чтобы брать кошку в поход по всяким злачным местам. Условия мои были просты и однозначны: Нихиль идёт с нами только до тех пор, пока на пути не встретится какой‐нибудь приют. Отдадим её в сердобольные руки волонтёров, это самый разумный вариант.
Ну да, я так и сказал: «сердобольные руки».
— Это примерно как «душевный член»? — не преминула съязвить Принцесса, толкая подъездную дверь и пропуская кошку вперёд.
— Не придирайся к словам, зануда.
Солнце на мгновение ослепило меня, яркое, золотое, по-утреннему ласковое. Оно ещё не раскалило воздух, не покрыло город коростой жары, и всё вокруг: дома, тенты придорожных кафешек, деревья — казалось прохладным, чистым и умиротворённым. Тоска моя потихоньку таяла, и сердце становилось лёгким, будто воздушный шарик.
Наверное, что‐то похожее чувствует человек, когда умирает, подумал я. Но это была светлая такая, знаете, спокойная мысль. Вот Бу больше нет, и нас не будет, ну и заебись.
Оставалось только рыбкам хорошо сделать, чтобы не мучились в этой своей банке. Ха-ха, двусмысленно прозвучало, да? Но я вообще‐то не имел в виду, что их надо убивать. Моё дело маленькое: брошу рыбок в воду, а там пускай сами разбираются, хотят они жить или нет.
Впрочем, что‐то мне подсказывало, что у них тоже были склонности к суициду, как у хозяина. Откуда нам знать наверняка, есть ли у рыб сознание? Может, там целый мир, фантазии какие‐нибудь, мечты о блестящем остром крючке и сковородке, а люди даже не в курсе. Приходят такие с удочками и не слышат криков, раздающихся в воде: «Пожалуйста, выбери меня! Сил уже нет никаких, плавники болят, жена опять беременна, говорит, у нас будут дети, а я предыдущих ещё не доел».
Я думал об этом всю дорогу, пока мы шли до ближайшего пруда, но вслух не признавался: мне казалось, Принцесса не поймёт. Для неё всё должно было быть логично, обосновано, как в учебнике: пока не доказано, не ебёт, что сказано.
Прудик, кстати, был красивым, с тёмной, почти чёрной водой. Казалось, туда упало ночное небо, и россыпь звёзд, скользивших по поверхности, стала серебристыми бликами. Мне вдруг вспомнились слова Васиштхи — про разум, который не знает волнений, потому что спокоен, как тихая гладь.
Я устыдился своей несдержанности и сказал:
— Прости меня.
— За что? — удивлённо отозвалась Принцесса, и я понял, что произнёс это вслух. Но не стал признавать оплошность, только пожал плечами:
— Да за всё.
Извиниться никогда не бывает лишним, правда? Особенно если у тебя мерзопакостный характер, и ты по сто раз на дню ругаешься со всеми, в том числе с собственной шизофренией.
Принцесса вскинула бровь.
— Ладно. Я прощу тебя, если ты дашь мне выпустить рыбок.
— Бери, — согласился я, протянув ей аквариум. — Только смотри не урони. А то будет обидно, такая нелепая смерть, во второй раз я этого не переживу.
— Смерть не бывает нелепой, — с обыденным философским бесстрастием заявила Принцесса. — Она всегда одинаковая. Тебя может размазать асфальтоукладчик или взорвать какой‐нибудь фанатик, с точки зрения умирающего разницы нет.
Подумав, я хмыкнул:
— Ну как же? Ты можешь подыхать медленно и мучительно, а можешь ничего не почувствовать. Разница всё‐таки есть.
И почему, интересно, мы опять об этом заговорили? Неужели не существует других тем для беседы?
Можно, например, обсудить экологические катастрофы.
Можно выяснить, почему стремление познать мир в итоге привело людей к изобретению атомной бомбы.
Можно поболтать о религии, о всяких богах и ритуальных убийствах.
Блядь, да что ж такое?!
— Это не смерть, — сказала Принцесса, опустившись на корточки, — а то, что к ней подводит. Неважно, какова причина, результат для всех один.
И погрузила аквариум в толщу воды. Густо-чёрная, как смола, она подхватила рыбок и на несколько секунд вспыхнула огнём. А потом три искры, сверкнув в солнечных лучах, погасли, растворились, как будто их никогда и не было. По поверхности пруда прошла лёгкая рябь, исказившая блики, после чего всё снова стихло.
Рыбки уплыли в глубину, и мы не могли их разглядеть. Мне снова сделалось невыносимо грустно, навалилось тяжкое ощущение утраты. Я знал, что больше их не увижу, они скрылись навсегда в далёкой беспросветной темноте. Можно сказать, в каком‐то смысле перестали существовать — для нас.
Но ведь это было очень правильно, естественно. Красивые, свободные, недосягаемые создания, они не принадлежали никому, только самим себе. Не знали ни печалей, ни радостей — лишь безмятежность ледяной воды.
А мы? Что оставалось нам?
То же самое, если посудить.
Выпуск восьмой
Дети не умеют жить
Потом мы долго сидели на траве, глядя в пронзительно-синее небо, и солнце казалось ярким, как гигантский прожектор. Вообще‐то я его терпеть не мог: оно всегда жарило голову, раскалённым лезвием резало мысли. Оставались только обрывки, не связанные друг с другом образы — дикая дичь. Но сейчас лучи скользили по коже нежно, почти неощутимо, и это было даже приятно — подставлять им лицо.
Я сказал:
— Так красиво.
— Это же просто декорации, — безучастно отозвалась Принцесса. Она качала кошку на руках, как грудного младенца-переростка, и та всё норовила извернуться, высвободиться. Но её царственную задницу крепко держали в тисках — что за несправедливость!
— Декорации? — не понял я.
Ответа не последовало. Было видно, что девчуле не хотелось вести разговор. Её занимали какие‐то свои мысли, которыми она не спешила делиться. Похоже, ждала, когда я по привычке отвлекусь и забуду о вопросе, заткнусь и позволю ей и дальше наслаждаться молчанием.
Но не тут‐то было. Мне стало интересно, что она имела в виду, я не мог думать ни о чём другом. Вы, ребята, меня знаете: уж если что‐то засядет в башке, не успокоюсь, пока не докопаюсь до сути.
Я снова с нажимом уточнил:
— Декорации?
Принцесса с неудовольствием вздохнула.
— Ну да. Их расставляет Майя.
— А ты‐то откуда знаешь? — не унимался я.
Не то чтобы это было такое уж неожиданное, шокирующее суждение. Наоборот, оно казалось очень логичным: если есть всякие камеры и прослушки, значит, должны быть и декорации — обязательный элемент любого шоу. Но мне хотелось узнать, как Принцессе удалось докопаться до правды, что стало причиной открытия — ну, вы понимаете, все мы приходим к одним и тем же выводам разными путями. Не имеет значения, что у тебя получилось в результате, важно, как ты вообще до этого додумался. Что было в голове: причины, там, промежуточные итоги и так далее. Хотите узнать человека — проследите за ходом его рассуждений, выясните, что он чувствовал, пока искал истину. Короче говоря, расспросите о прошлом.
Ну вот, пожалуйста. Чтобы сформулировать эту простую мысль, пришлось опять засрать эфир словоблудием, ха-ха. Интересно, научусь ли я когда‐нибудь сразу высказываться кратко и по существу?
Даже не надейтесь, ребятки.
— Проводились определённые наблюдения, — голосом убеждённого эксперта сказала Принцесса, — в процессе которых выяснилось, что солнце, например, никогда не заходит. — Она прищурилась и ткнула пальцем в небо. Отчего обрадованная кошка, воспользовавшись удобным моментом, наконец‐то освободилась и спрыгнула в траву, уселась возле Принцессы, чтобы отмыться от невежливых прикосновений грязных человеческих лапищ. Но та, кажется, этого не заметила, её неожиданно увлекла речь: — Если на него смотреть целый день, можно узнать, что оно не движется по траектории, стоит на месте. А когда наступает ночь, его просто выключают, и всё. Не бывает ни восходов, ни закатов, вероятнее всего, это картинки из набора, которые…