Мишель Адамс

Моя сестра

Первое издание своей книги я посвящаю тебе, Стасинос, — без тебя всего этого никогда не было бы.

Все остальные — тем, кто в какой-то момент своей жизни чувствовали себя бесполезными. Я надеюсь, теперь вы знаете, что ошибались.

Глава 1

Сигнал моего телефона можно сравнить со снующим под кроватью тараканом. Ничего по-настоящему опасного. И все же меня переполняет неприятный страх. Такой же страх внушает, например, стук в дверь перед отходом ко сну — непременно недобрые вести, или это убийца пришел воплощать свои фантазии. Я оглядываюсь и вижу спящего рядом Антонио; складки белой простыни, словно свободная тога, надежно укрывают его тело. Дыхание размеренное, спокойное и умиротворенное. Я знаю, ему снится что-то хорошее, потому что он причмокивает и подергивается как довольный младенец. Бросаю взгляд на красные цифры, светящиеся на будильнике. 2:02, недобрый знак.

Я тянусь за телефоном — мои движения заторможены — и смотрю на экран. Неизвестный номер. Нажимаю зеленую кнопку, чтобы ответить, и слышу бодрый, жизнерадостный голос. Но это — ложь, чтобы одурачить, пустить пыль в глаза.

— Привет. Это я. Алло? — голос ждет ответа. — Ты меня слышишь?

Я подтягиваю одеяло выше, пытаясь защититься от холодка, пробежавшего по коже. Прикрываю груди, левая у меня чуть ниже правой. Спасибо второй степени сколиоза. Это голос Элли, и я знала, что услышу именно его. Последняя нить, связывающая меня с прошлым, которое я пыталась забыть. И вот, после целых шести лет тишины Элли удалось выкарабкаться со дна пропасти, которую я оставила между нами, пробраться ко мне, как червь сквозь грязь, и найти меня.

Я приподнимаюсь, включаю лампу, освещая самые темные, кишащие монстрами углы комнаты. Когда подношу трубку к уху, я все еще слышу дыхание Элли, она будто бы выползает из тени, ожидая, когда я заговорю.

Я откатываюсь от Антонио, поморщившись от того, что бедро больно пульсирует при движении.

— Что тебе нужно? — спрашиваю, пытаясь придать голосу уверенности. Я научилась не быть вежливой, держаться отстраненно. Чтобы не поощрять ее.

— Мне нужно поговорить с тобой, поэтому даже не думай бросить трубку. Почему ты шепчешь? — Слышу, как она хихикает, будто бы мы друзья, будто это просто обычный разговор глупеньких девочек-подростков. Но это не так. Мы обе знаем это. Я должна положить трубку, несмотря на ее угрозу, но я не могу. Уже слишком поздно.

— Сейчас середина ночи, — я слышу дрожь в своем голосе. Меня знобит. С трудом глотаю слюну.

Шуршание — она проверяет часы. Где она сейчас? Что ей нужно в такое время? Вообще-то раннее утро, но как бы то ни было. Я снова спрашиваю:

— Что тебе нужно? — чувствуя, как она через расстояние дотрагивается до моей кожи, пытаясь проникнуть под нее.

Элли — моя родная сестра. Единственный человек из той, прошлой жизни, о которой у меня почти нет воспоминаний. А те, что есть, расплывчаты, как если бы я смотрела на них сквозь оконное стекло, мокрое от ливня. Я даже не уверена, что они все еще соответствуют реальности. Двадцать лет — достаточный срок для того, чтобы воспоминания исказились, превратились во что-то иное.

Моя новая жизнь — та, в которой я застряла по сей день — началась, когда мне было три года и пять месяцев. Это был ясный весенний день, холода отступили, и звери в близлежащих лесах совершали первые робкие вылазки из своих нор. Я была закутана в толстую шерстяную кофту, слои ткани делали меня неподвижной. Женщина, которая родила меня, натягивала красные рукавицы на мои руки, не говоря ни слова. Вот что я помню с того возраста.

Она несла меня по пыльной тропинке, поросшей молодой травой, пока мы не добрались до уже поджидавшего нас впереди автомобиля. Я развивалась медленно, и некоторые части моего тела, например, бедро (плохо сформированное, стянутое слабыми волокнистыми сухожилиями), были и вовсе недоразвиты. Сам процесс хождения был для меня почти не осуществим. Я не сопротивлялась, когда она резко усадила меня на заднее сиденье и пристегнула ремнем. Во всяком случае, не помню, чтобы я сопротивлялась. А может, я на самом деле не помню ничего, и это просто уловка моего разума, чтобы создать иллюзию, что у меня есть прошлое. Жизнь, где у меня были родители. Прошлое, где есть кто-то еще, кроме Элли.

Иногда мне кажется, что я могу вспомнить лицо своей матери — оно похоже на мое, только старше, краснее, с паутинкой морщин вокруг губ. Но я уже не столь уверена в своих воспоминаниях. Но я знаю точно, что не было ни напутственного совета «быть хорошей девочкой», ни короткого поцелуя в щеку, чтобы приободрить меня. Я бы такое запомнила, правда? Она захлопнула дверь, отошла на шаг назад, и дядя и тетя увезли меня, как будто в этом не было ничего из ряда вон выходящего. И уже тогда я чувствовала, что чему-то пришел конец. Меня отдали, выгнали, бросили.

— Ты слушаешь меня, Айрини? Я же сказала, хочу поговорить с тобой. — Ее резкий голос пронзает тишину, словно лезвие, возвращая меня в настоящее.

— О чем? — шепчу я, понимая, что вот, все начинается сначала. Я чувствую ее напор, как она скользит обратно на свое место.

Слушаю, как она вдыхает, пытаясь успокоить себя:

— Сколько времени прошло с тех пор, как мы общались?

Я отодвигаюсь еще дальше от Антонио, не хочу разбудить его.

— Элли, сейчас два часа ночи. Мне завтра на работу. У меня нет времени на разговоры. — Жалкая попытка, но стоило попробовать. Последнее усилие, чтобы оттолкнуть ее.

— Ложь, — выплевывает она. И я знаю: вот оно, я сделала это. Я ее разозлила. Сбрасываю одеяло, свешиваю ноги с кровати, смахиваю с глаз челку. — Завтра воскресенье. Ты не работаешь.

— Пожалуйста, просто скажи, что тебе нужно?

— Это насчет мамы. — Меня задевает, когда она так небрежно произносит это слово. Бросает его так, как произносят прозвище друга. Оно чуждо мне, и я чувствую себя уязвимой. Насчет мамы, значит. Как будто я ее знаю. Как будто имею к ней какое-то отношение.

— Что с ней? — спрашиваю тихо.

— Она умерла.

Проходят мгновения перед тем, как я снова начинаю дышать. «Ее больше нет», — думаю я. Я снова ее потеряла. Закрываю рот вспотевшей ладонью. Элли ждет реакции, но поскольку мне нечего ей сказать, в итоге она спрашивает сама:

— Ну, приедешь на похороны?

Логичный вопрос, но у меня нет на него ответа. Потому что для меня мама — это не более чем детская безнадежная мечта. Но мучительное любопытство подстегивает меня. Есть то, что мне нужно узнать.

— Похоже, что да, — произношу с заминкой.

— Не заставляй себя. Не то чтобы кто-то заметит, если тебя не будет.

Я бы хотела, чтобы меня это не задевало, но осознание того, что никто не заметит моего отсутствия даже после стольких лет — это весьма горькое напоминание о реальности.

— Тогда почему ты зовешь меня? — чувствую, как сползает моя маска уверенности в себе.

— Потому что ты нужна мне там, — она говорит это так, будто бы удивлена, что я еще сама не догадалась, будто бы не знает, что я сбрасываю ее звонки или что я меняла номер телефона двадцать три раза и меняю место жительства только ради того, чтобы она не могла найти меня. Шесть лет я держала дистанцию, и достигла лучшего результата на данный момент. Но она изматывает меня, и то, что она якобы нуждается во мне, лишает меня сил. Делает уступчивой.

— И ты все еще в долгу передо мной, Айрини. Или ты забыла о том, что я для тебя сделала?

Она права. Я должна ей. Как я могла забыть. Родители, может, и отдали меня, но Элли так и не смогла с этим смириться. Она всю жизнь потратила на то, чтобы прорваться ко мне, она присутствует в моем прошлом, как мусор, который перекатывает по земле сильный ветер.

— Нет, я не забыла, — подтверждаю я, поворачиваясь, чтобы взглянуть на Антонио, он все еще спит. Сжимаю веки, как будто могу таким образом отогнать от себя все это. Меня здесь нет. Ты не сможешь меня увидеть. Так по-детски. Слеза сбегает по щеке, а я крепко сжимаю одеяло. Хочу спросить, откуда она узнала мой телефонный номер на этот раз. Он у кого-то есть, однозначно. Видимо, тетя Джемайма; единственная из знакомых, кто хоть как-то связан с матерью. Если она еще поднимает трубку на мои звонки, я смогу спросить ее. Сказать, что я думаю об этом очередном предательстве своих родственников.

— Позвони мне завтра, если надумаешь, — говорит Элли. — Надеюсь, ты сможешь. Не вынуждай меня приезжать за тобой в Лондон. — Она кладет трубку, не давая мне шанса ответить.