Франсуа предпочел думать, что она хочет продолжить игру. Бэмби с вызовом посмотрела ему в глаза, нарочито медленно повернулась:

— Принесу воды…

Руки Франсуа осиротели, зато взгляд воспламенился. «Прояви терпение, дружок, — мысленно призвал он себя, — и будешь вознагражден!» Первым усладилось зрение: Бэмби на ходу опустила парео еще ниже, прошла мимо витражного окна — на коже отразилась россыпь цветов — и через мгновение вернулась со стаканом. Франсуа ощутил волну тяжелого аромата.

— Нравится? — Голосок Бэмби прозвучал по-детски наивно.

Франсуа сел, подложив под спину подушку. У него был фирменный секрет — он никогда не строил из себя самца-победителя, особенно если был уверен, что уже покорил сердце женщины.

Он смотрел на девушку с обожанием и восторгом, как на заветный подарок, и изображал смущение.

— Красавица моя, ласточка моя бархатная, зачем тебе такой старик, как я?

— Замолчите, Франсуа.

Бэмби подошла совсем близко. Она была обнажена, только на волосах остался прозрачный шарф. Помнится, в их первую встречу Франсуа подумал, что такое покрывало не вписывается в образ «освобожденной» студентки. Бэмби расхохоталась:

— Разве я не кажусь вам красивой?

Бессовестная кокетка права. Шарф вуалью скрывал овал лица, затеняя круглые скулы, как дорогая рама, позволяющая сконцентрировать взгляд на шедевре — удлиненных, как листья оливы, глазах, двух перламутровых лодочках, уносящих в ночь между тростинками ресниц две черные, с медовым отблеском, жемчужины.

Комнату заполнял пряный аромат. Из скрытых в стенах динамиков лились восточные мелодии. «А нет ли тут видеокамер?» — встревожился Франсуа.

Бэмби плавно двигалась в такт музыке, зазывно вращала бедрами, внушая Франсуа уверенность, что он вот-вот насладится ее телом, а она станет инструментом в его руках. Бесценным инструментом, на котором позволено играть редким виртуозам.

— Я вам нравлюсь только из-за красоты.

Тембр голоса — «маленькая девочка»… Неотразимый. Не гортанный, без хрипотцы, как у исполнительниц госпела.

— С других сторон я тебя пока не знаю.

— Ну так закройте глаза.

Франсуа не послушался.

Бэмби медленно стянула с головы шарф. Длинные черные волосы были заплетены в косички.

— Хочу, чтобы вы любили меня с закрытыми глазами.

Девушка забралась на кровать и, мгновенно отринув стыдливость, оседлала Франсуа, так что он уперся взглядом в ее груди и ощутил мускусный запах женственности. Кожа Бэмби пахла вусуланом [ Вусулан — порошок из измельченных ароматических сортов дерева, пропитанного смесями масел, лепестков или листьев, приправ, ароматных трав и ароматических смол.] — молодые малийки пропитывают этим благовонием одежду и волосы, втирают в тело, чтобы околдовать возлюбленного.

— Хочу, чтобы вы любили меня на ощупь.

Ладно… Франсуа принял игру. Ему не впервой заниматься любовью с повязкой на глазах. Вначале они с Солен часто это практиковали, но больше так не делают. Поэтому он сегодня здесь. Только поэтому. Франсуа опустил веки, Бэмби завязала ему глаза, и он попытался лизнуть ее соски, обхватив грудь ладонями.

— Ведите себя хорошо, господин администратор! — произнесла Бэмби.

Тонкие пальцы сомкнулись на запястье Франсуа, как если бы он, подобно мальчишке-шалуну, пытался стащить конфету из коробки.

Щелк.

Он понял не сразу, потом рефлекторно дернулся, чтобы сдвинуть повязку, не сумел дотянуться и осознал, что Бэмби затеяла игру с единственной целью — приковать его наручниками к кровати. Значит, она готовилась и заранее прикрепила их к прутьям спинки, спрятав за подушками.

Девушка все спланировала… Проклятье… Что ей нужно?

— Будьте благоразумны, мой авантюрист, игра только начинается.

Она прижалась к нему, окутав облаком аромата, и Франсуа успокоил себя: «Да, это игра, и очччень будоражащая!»

Чего добивается малышка? Он поступил правильно, взяв с собой всего двести евро. Или она задумала шантаж? Ну вперед, крошка! Мелани и Юго совершеннолетние, будет хороший повод расстаться с Солен.

В свои сорок девять лет Франсуа перестал рисковать, обрел столь желанное чувство равновесия и теперь даже радовался приключению, пока… не почувствовал боль в руке.

Укол! В вену! Мерзавка что-то ему ввела!

Франсуа запаниковал, потянул за наручники, хотел было закричать, но вспомнил, что все номера в треклятом отеле отделаны звукоизолирующим материалом, чтобы парочки не раздражались, сравнивая число и силу оргазмов соседей со своими собственными подвигами.

Нет, Бэмби ничего ему не вливала — ощущение было другое… Она взяла у него кровь!

— Долго ждать не придется, — успокоила его Бэмби, — всего несколько минут.

Франсуа показалось, что время остановилось.

— Бэмби?

Никто не ответил, но ему почудился плач.

— Бэмби?

Он начал терять ощущение времени. Сколько минут прошло? Он один в этом номере? Пора плюнуть на приличия и позвать на помощь. Придется краснеть, объясняться, спокойный мирок Солен рухнет, а Мелани узнает, что любимый папочка спал с ее ровесницей. О которой ничего толком не знал. Неужели проклятая девка с самого начала манипулировала им и все наврала? Только последний болван мог поверить, что такое сексапильное существо пишет диссертацию!

Он открыл рот и тут понял, что рядом кто-то есть.

Попробовал сосредоточиться, уловить запах Бэмби, но терпкие ароматы номера «Шахерезада» перебивали все остальные. Франсуа вслушался. Что это — звук шагов? Дыхание? Шорох висящей на шее цепочки с кулоном? Мелодия уда [ Уд — древний безладовый музыкальный инструмент — предшественник лютни и дедушка современной гитары. Уд имеет 11 струн — пять парных и одна басовая. Родина уда — Средний Восток.] заглушала все на свете.

— Бэмби?

Он почувствовал укол в запястье и легкую боль, так бывает, когда порежешься при бритье. Теплая жидкость потекла по правой руке. Кто-то с ловкостью цирюльника перерезал Франсуа вены.

3

8:30

Стулья, расставленные в длинном коридоре перед каждой дверью, напомнили Лейли бесконечное ожи- дание во время встреч родителей с преподавателями в школе и коллеже. Она часто появлялась последней, договариваясь на самое позднее время, больше часа ждала в одиночестве, после чего математик или англичанка уделяли ей две минуты: им не терпелось пойти домой. Так было с Бэмби и повторилось с Альфа́. Одиночество в коридоре, как сегодня утром.

Бюро недвижимости откроется только через полчаса, но Лейли пустили внутрь, ни о чем не спросив. До девяти утра и после шести вечера чернокожие уборщицы в стеклянных кабинетах офисных зданий напоминали работающих посменно призраков. Лейли хотела оказаться первой. В половине девятого из лифта вышел Патрис Пеллегрен. Он выглядел так, словно не понимал, как оказался в этом бесконечном коридоре.

— Мадам Мааль? — удивился он. — Я начну прием только через полчаса!

Лейли взглядом дала понять: «Что вы, что вы, ничего страшного, не извиняйтесь, у меня полно времени!»

— Э-э, ну что же, простите… — мямлил чиновник, — схожу за кофе.

Лейли одарила Пеллегрена лучшей из своих улыбок.

— Возьмете мне круассан?

Он вернулся через десять минут, неся на картонном подносе два эспрессо, пакет с булочками, две бутылки сока, масло, джем и свежий хлеб.

— Входите, раз уж вы здесь. Позавтракаем вместе.

Улыбка Лейли, теплые цвета ее африканской туники и бусинки в косичках явно сработали. Она решила не признаваться, что пьет литрами чай и никогда — кофе. Дерзость — опасное оружие, его следует применять с осторожностью.

Она обмакнула круассан в чашку, надеясь, что он впитает всю жидкость. Через панорамное окно открывался потрясающий вид на Пор-де-Бук, дома, торговые центры и щупальца дамб, связывающих полуостров с континентом. Фонари гасли, мигали светофоры, зажигался свет в окнах.

— Я люблю вставать раньше всех, — тихонько произнесла Лейли. — Когда приехала во Францию, каждую ночь убиралась на верхних этажах Башни [ Башня CMA CGM — самый высокий офисный небоскреб в Марселе, штаб-квартира третьей по величине в мире судоходной компании контейнерных перевозок.] в Евромедитеране — деловом квартале Марселя. Мне там ужасно нравилось. Я как будто сторожила город, видела, как он просыпается, как загораются первые окна, идут по улице первые прохожие, фырчат первые автобусы, как начинаются новый день и новая жизнь. А у меня все наоборот — я собираюсь лечь спать.

Пеллегрен на мгновение задержался у окна.

— Я живу в Мартиге — на другой стороне канала, в одноэтажном доме. Вижу только растущие вокруг туи.

— Зато у вас есть сад.

— Да… Но выхожу я очень рано, чтобы успеть до пробок, закрываюсь в кабинете и читаю дела.

— Если не является надоедливый арендатор.

— Я всегда рад компании!

Патрис Пеллегрен: 40 лет, лишний вес, жена. Заарканив такого мужчину, за него выходят замуж и сразу рожают одного-двух детишек, чтобы «застолбить место» навечно. Такие мужчины если и говорят любезным тоном с девушкой, то совсем необязательно кадрят ее в этот момент.

— А я живу там. — Лейли показала на восемь белых башен квартала Эг Дус, стоящих лицом к Средиземному морю, как «сахарные» кости домино.

— Знаю… — ответил чиновник.

Они доели, и Пеллегрен переместился в деловую часть кабинета, достал папку и указал Лейли на стул напротив. Их разделял уродливый стол из лакированной сосны. Переменка закончилась.

— Итак, мадам, что я могу для вас сделать?

— Я не расскажу вам ничего нового, мсье Пеллегрен. Вы ведь знаете типовые квартирки F1, они все одинаковые: в двадцать пять квадратных метров втиснуты гостиная-кухня и спальня. Вчетвером очень тесно.