14

Нэш

— Мой отец сидит в тюрьме. За убийство.

Нашел место, чтобы сболтнуть такое, идиот!

Не знаю, почему меня так тянет открыть Оливии все свои маленькие грязные секреты. Тянет, и все тут. Может, потому, что она чувствует себя не в своей тарелке. Могу сослаться на это. В мире, где наружность и репутация значат все, мне приходится стараться изо всех сил, чтобы любое мое слово, любой поступок не вызвали порицания. Это почти невозможно — переступить, пережить, отгородиться от того факта, что мой отец сидит, но я это сделал. Долгие годы напряженного труда и целования всех нужных задниц — и вот я сделал это. Теперь я на шаг ближе к цели.

После целой вечности проклятого молчания я смотрю на нее. Она глядит на меня в шоке, ее губы слегка приоткрыты. Блестящие зеленые глаза, очень темные в полумраке, сфокусированы на мне. Что я вижу в них? Удивление? Неверие? Любопытство? Может быть, легкую жалость? Вовсе нет. Осуждение? Презрение? Ужас? Ничего из того, что так часто отражается в глазах людей, когда мне приходится рассказывать им свою историю.

Теперь мне еще сильнее хочется поцеловать ее.

Черт тебя подери! Ты привязываешься к ней все больше и больше.

— Что? Ты не бежишь прочь, не кричишь? — спрашиваю, не в силах скрыть горечь в голосе.

Оливия удивляет меня улыбкой и недоумевающим взглядом.

— Думаю, мы с тобой твердо условились: я не похожа на людей, с которыми ты обычно общаешься.

Я смеюсь. Смеюсь от души.

— Да уж. Думаю, мы это точно определили.

Оливия поворачивается ко мне. На лице у нее написан только интерес. Простое любопытство. Я рад, что больше не вижу оттенка жалости. Многого я бы хотел от этой девушки, но вот жалость в моем списке не значится.

— Хочешь поговорить об этом?

Пожимаю плечами.

— Сейчас меня это не беспокоит так сильно, как раньше. Теперь это для меня часть прошлого, и только.

— Наверное, это все-таки нечто большее, раз ты захотел мне рассказать.

Проницательно. Она не только красива, но еще и умна. И вероятно, не считает себя ни умницей, ни красавицей.

— Может быть. Не знаю. Сам не понимаю, зачем заговорил об этом. — Я перевожу взгляд на мерцающие огни города и чувствую себя дураком. Зачем упомянул об этой истории?

— Но ты же заговорил. Теперь должен все мне рассказать, иначе я буду думать, что ты садист.

— Может, я такой и есть.

Оливия прищуривается и обмеривает меня взглядом:

— Нет. Я в это не верю. Кроме того, разве не существует закона против жестоких наказаний? Ты не можешь быть одновременно законником и нарушителем законов.

Смешная логика. В голове помимо воли появляется мысль: «Интересно, что она подумает, если узнает правду?»

— Люди сплошь и рядом поступают так.

— Но ты не «люди». Ты парень, который готов избавить меня от моих страданий.

— Страданий? Хм. — Я хмурюсь.

Я знаю, моя улыбка отвлекает внимание от направления мыслей, и Оливии снова удается удивить меня — она немедленно включается в игру.

— Да, страданий, — поддакивает она с улыбкой. — Ты ведь не из таких парней, что оставят девушку в петле?

Хоть Оливия и выглядит милой, скромной и невинной, временами кажется, что она готова к играм гораздо более интимным и опасным. Знаю, мне не следует думать об играх, страданиях и всем прочем, что связано с Оливией Таунсенд.

Но черт меня подери, если я не думаю об этом!

В голову приходят мысли темные и грязные — например, о том, какое удовольствие я получу, если заставлю ее страдать. Не по-плохому, конечно. Нет, я хочу, чтобы она обливалась потом, корчилась и молила меня войти в нее.

Чувствую, что возникает неотложная необходимость поправить содержимое брюк, и напоминаю себе, как опасно ступать на эту почву. Умом-то я все понимаю, но смотрю в лицо Оливии, в ее сияющие глаза, на блестящие губы, и мне ясно: всей жизни не хватит, чтобы донести эту мысль до других частей моего организма.

— Только если это не противоречит ее желаниям, — говорю я, протягиваю руку и приподнимаю с плеча Оливии длинный локон черных волос. На ощупь он как шелк. — Что ты любишь, Оливия?

Кажется, я замечаю, как ее грудь резко вздымается, — Оливия задерживает дыхание. Может быть, она первая нажмет на тормоза. Бог свидетель, я этого делать не собираюсь. Вероятно, потом я пожалею, но прямо сейчас думаю только о том, как будет выглядеть Оливия без этого красного платья.

Брови Оливии изгибаются дугой. Не знаю, действительно ли ее задел мой вопрос или это то, на что я надеюсь. Но потом она облизывает губы и слегка приподнимает подбородок, глядя на меня из-под ресниц.

Она скромна. Но не притворно. Просто она такая. И это заводит меня еще сильнее.

— То есть ты не знаешь? Я считала, четырехзвездные генералы знают все-все, чего не знают остальные.

— Может быть, я просто хочу провести разведку.

— В каком смысле?

Понимаю, надо остановиться, пока это еще возможно. Только не могу.

— Я хочу с помощью всех органов чувств составить подробный план местности.

— План местности? — переспрашивает Оливия, и в уголках ее губ появляются ямочки.

— Разумеется, — отвечаю я. — Тогда я могу спланировать атаку.

— Разведка? Для атаки? Надо же.

— Я начну с осязания. — Протягиваю руку и глажу кончиком пальца одну из ямочек, потом медленно провожу по чуть выступающей нижней губе. — Прикосновение неоценимо. Текстура местности говорит мне о том, насколько… яростной должна быть моя атака. Некоторые места требуют гораздо более деликатного подхода по сравнению с другими.

— Ясно, — тихо говорит Оливия, ее теплое дыхание щекочет мой палец. — Что еще?

— Обоняние, — говорю я, запускаю руку в волосы Оливии, откидываю их назад, а сам утыкаюсь лицом в нежно благоухающую шею. — Определенный запах может подсказать мне, в правильном ли направлении я двигаюсь. Что-то сладкое. Что-то… мускусное, — бормочу я.

Тихонько кусаю Оливию под ушком и слышу тихое «ах».

— И слух, — шепчу я. — Иногда самый тихий звук, даже стон, может сказать мне много-много о том, далек ли я от достижения желаемой цели.

Чувствую, как пальцы Оливии обхватывают мое предплечье. Ногти впиваются в кожу сквозь рубашку. Думаю только о том, как бы мне хотелось ощутить их прикосновение у себя на спине.

Дыхание Оливии становится частым и неглубоким.

— Что еще? — выдыхает она мне в ухо.

Я отклоняюсь и смотрю ей в лицо. Веки у нее полуопущены, глаза затуманены, а щеки горят от того, что происходит между нами. Она тоже не хочет останавливаться. У меня в этом нет сомнений.

— Вкус.

Оливия мельком смотрит на мой рот и снова мне в глаза:

— И что ты пробуешь на вкус?

— Все. Я хочу попробовать все.

Если у меня и был шанс устоять перед ней, он улетучился в тот момент, когда она ко мне прижалась. То же случилось со всей моей тонкой стратегией, если я вообще был способен ее применять. Поцелуй, который должен был начаться медленно, занялся как лесной пожар. Вкус ее языка поглотил меня целиком и полностью.

И я пропал.

Руки мнут ее волосы, рот пожирает ее губы. Ни одной мысли о том, где я нахожусь, или о девушке, на отца которой работаю. Ни о чем не могу думать, кроме одного: как безумно мне хочется оказаться внутри упругого, горячего тела той, которую я держу в объятиях.

Но почему? Почему я так сильно хочу ее?

Никакого ответа в голову не приходит. Мысли, похоже, схлопнулись, стоило только Оливии обвить меня руками, а мне почувствовать, как она впивается в мои плечи ноготками.

Я рычу, не переставая целовать ее, и слышу ответное урчание. Тяну Оливию за волосы, может быть, чуть сильнее, чем намеревался, и ее поцелуй становится жадным. Она жмется ко мне, как будто ей не хватает нашей близости. Я разворачиваю ее и прижимаю спиной к стене. Мое тело распластано на ней. Чувствую, как каждый кусочек моего упругого тела утопает в ее мягком. Нас разделяет одежда, что заставляет меня прервать поцелуй.

Я отстраняюсь и смотрю на Оливию. Глаза ее темны, а губы припухли. Слышу, как в дверь скребется рассудок, но игнорирую эти сигналы, когда Оливия привстает на цыпочки и тянется ко мне, чтобы куснуть за нижнюю губу.

— О мой бог, — со стоном выдыхаю я и снова погружаюсь в поцелуй. Оливия встречает меня там, где мы расстались. Без оговорок.

Не отрываясь от губ Оливии, я подхватываю ее на руки и несу к одному из шезлонгов подальше от дверей лифта. Я кладу девушку на лежак и выпрямляюсь, чтобы посмотреть на нее сверху вниз.

Ее ноги слегка согнуты в коленях, краем глаза вижу тонкие лодыжки. И не могу оторваться. Опускаюсь на колени и прижимаюсь губами к подъему стопы; приподнимая подол платья, тянусь к икре.

Скольжу ладонью по шелковой коже, чтобы отодвинуть ткань, а сам пролизываю и прокладываю поцелуями дорожку к коленке, потом к внутренней стороне бедра. Оливия раздвигает ноги — чуть-чуть.

Это приглашение.

Я покусываю мягкую кожу, а пальцы добираются до слегка влажных трусиков. Слышу вздох Оливии. От предчувствия звуков, которые я услышу, когда войду в нее, член твердеет.

Но тут Оливия замирает в напряжении, и я понимаю: что-то не так. Поднимаю голову и встречаю ее тревожный взгляд.

Смущаюсь, когда вижу, что у нее в глазах стоят слезы.

— Что случилось, Оливия? Я сделал тебе больно?

Не думаю, что я был не прав…

Она качает головой:

— Нет, просто… Я только… Мы не можем так поступить.

Как ни горько признавать это, она права. Марисса слишком важна для осуществления моих планов, чтобы смешать все карты прямо сейчас. А Оливия — слишком милая девушка, чтобы втягивать ее в мою сумасшедшую жизнь.

И я со вздохом утыкаюсь лбом в ее колени.

15

Оливия

Слышу, как Нэш бормочет:

— Ты права. — Потом он поднимает голову и говорит более твердо: — Ты права. Пожалуйста, извини меня.

Он кажется скованным и… отстраненным. Результат: и без того неудобная ситуация становится еще хуже, гораздо хуже. Я сажусь прямо и беру Нэша за руку, пока он не успел встать и уйти.

— Нет, подожди. Не делай этого. Это моя вина. Я заигрывала с тобой, зная, что ты несвободен. Очень несвободен. Я виновата не меньше твоего. Давай просто забудем об этом, а? Не будем совершать роковую ошибку?

Несколько секунд Нэш напряженно вглядывается в меня и ничего не говорит. А когда произносит одно только слово, мне сразу становится легче.

— Конечно.

Сказав это, Нэш встает и предлагает мне руку. Я вкладываю пальцы в его ладонь, он легонько сжимает их и тянет меня вверх.

Опускаю взгляд, чтобы проверить, расправилось ли платье — расправилось, облегает ноги как положено, — а потом поднимаю глаза на Нэша, но он не смотрит мне в лицо; его взгляд устремлен на мою грудь. Я гляжу вниз, чтобы понять, что привлекло его внимание. И впадаю в смущение: из-за наших… агрессивных поцелуев платье у меня немного съехало, так что груди почти вывалились. Сосков, конечно, не видно, и платье свои функции выполняет, но ложбинка открыта всему свету.

Нэш не выпускает мою руку. Я стряхиваю ее и быстро поправляю белье. Когда мы наконец снова встречаемся глазами, я невольно улыбаюсь и говорю насмешливо:

— Так вот, значит, каким образом ты зачаровываешь кобр.

Он отвечает с дьявольской улыбкой:

— Если ты и правда хочешь знать, какое действие оказываешь на мою змею, буду счастлив тебе показать.

Чувствую, как кровь приливает к щекам и в животе становится жарко. Похоже, мы вернулись к тому, с чего начали.

Несколько секунд мы смотрим друг на друга, а потом Нэш вздыхает:

— Полагаю, мне снова нужно извиниться. На самом деле с другими женщинами я себя так не веду, клянусь.

Нэш как бы между делом снова берет меня за руку и ведет к лифту.

— Мне не только приятно это слышать, но, кроме того, я тебе верю, — убеждаю я Нэша. И я действительно верю ему. Вот так. Он хороший парень. Могу точно сказать.

— Веришь? — переспрашивает Нэш. Судя по выражению лица, ему на самом деле интересно, что я думаю.

Ну и ну! Поди разберись!

— Да, верю. Я знаю, что ты за человек.

— И что я за человек? — Нэш проводит меня в кабину лифта.

— Умный, преуспевающий, рассудительный, благородный.

Он смеется:

— Вау! Звучит лестно, но обязывает. Может, мне стать рыцарем и назначить кому-нибудь дуэль на рассвете?

— Ничего такого я не имела в виду. Я говорю, что в тебе много разных качеств, но главное — ты хороший парень. Я за свои слова отвечаю.

— И это хорошо? — спрашивает Нэш с выражением сомнения на лице.

Я улыбаюсь:

— Для меня это очень хорошо.

Нэш возвращает мне улыбку, и я вынуждена отвернуться. Кажется, я сказала слишком много. Не надо было давать никаких оценок.

Идиотка.

— Ну, раз ты так думаешь…

Всю дорогу до гаража мы провели в молчании. Я не в состоянии размышлять после такого шквала эмоций, да притом еще Нэш поглаживает меня большим пальцем по руке с тыльной стороны. Знаю, нам не стоит держаться за руки, как будто у нас свидание, но заставить себя убрать пальцы из ладони Нэша не могу. Скоро все закончится — и я не упущу ни секунды этого блаженства. Завтра все встанет на свои места, реальность вернется. И вместе с ней Марисса.

По пути домой Нэш развлекает меня вежливой болтовней — и это правильно. Мне не нужно слишком сильно задумываться, чтобы поддерживать беседу. Я могу просто… быть. Наслаждаться. И предаваться фантазиям.

Легко могу себе представить, каково это — возвращаться домой после свидания с Нэшем. Настоящего свидания. Если бы он был моим. Если бы рядом со мной был такой эффектный, преуспевающий мужчина, как Нэш, от одного взгляда которого я таю и загораюсь от его первого прикосновения. Нэш — лучшее в обоих мирах. Но, к несчастью, он принадлежит миру, к которому я не подхожу.

А вот Марисса подходит.

— Так тебе нравится работать у моего брата?

Ну вот.

Одна только мысль о нем, о его имени, вызывает спазм восторга в животе. Как он посмотрел на меня, когда наклонялся, чтобы вынуть зубами ломтик лайма, зажатый между моими губами. Кроме как хищным такой взгляд не назовешь. Сколько времени ни проведешь с таким парнем, все будет поездкой длиной в жизнь. Но потом он меня бросит с разбитым сердцем.

Они всегда так делают.

— По твоему молчанию могу заключить, что не все идет ладно. Может, я должен принести тебе извинения и за брата тоже?

Мне стыдно, что я думаю о Кэше, когда рядом со мной сидит его брат — такой же восхитительный и горячий парень. И он только что целовал меня, чего Кэш не делал, и все равно я думаю о Кэше и размякаю.

О бог мой, это тяжелый случай! Шлюха, да еще проблемы с головой!

— Оливия?

Я выдергиваю себя из мира грез и возвращаюсь к реальности:

— О боже, нет! Все идет отлично. Прости меня. Я задумалась о работе. Моя смена в среду.

— Значит, тебе нравится? И он… с ним хорошо работать?

Что-то странное слышится в его тоне…

— Почему ты спрашиваешь? Ты что, считаешь, с ним могут быть проблемы?

Нэш пожимает плечами:

— Да нет.

— Да нет?

— Ну…

— Что — ну?

— Кэш немного э-э… э-э…

— Если такому красноречивому человеку, как ты, не подобрать слов, могу вообразить, что это говорит о Кэше.

— Нет, ничего такого. Я просто подумал, что ты обязательно понравишься Кэшу.

— Ну так я рада, что понравлюсь ему. Это сэкономит мне кучу времени и денег на бензин.

Нэш бросает на меня раздраженный взгляд:

— Я не это имел в виду, ты прекрасно знаешь.

— А что ты имел в виду?

— Оливия, ты красивая, умная, веселая. Любой мужчина захотел бы сделать тебя своей. И мой брат не исключение. Он только несколько более… агрессивен в достижении желаемого. Я не хочу, чтобы он тебя выгнал с работы.

Вспоминаю о своей пикировке с Кэшем по поводу сексуальных домогательств. Не сомневаюсь: он отодвигает границы, но никогда у меня не возникало впечатления, что он может начать принуждать меня к чему-нибудь или делать нежелательные авансы. Надеюсь, о боже, он не догадывается, что его авансы не являются нежелательными. Я ведь хочу, чтобы они были.

— Тебе не стоит переживать из-за Кэша. Он всегда был настоящим джентльменом, и у меня нет причин подозревать, что в этом смысле он может измениться. Я работаю у него, и он будет относиться к такому положению вещей с уважением.

Уголком глаза вижу: Нэш смотрит на меня как на сумасшедшую. Не обращаю внимания.

Наш разговор обрывается, как только мы въезжаем на парковку рядом с таунхаусом, где я живу вместе с Мариссой. Задерживаю в груди тихий вздох. Ясно, что Нэш со мной в дом не войдет. Потому что я ему не предложу. Так лучше.

Оторви и брось.

Как я и предвидела, Нэш останавливается на парковке и не выключает двигатель.

Так лучше. Вот и славно.

— Спасибо тебе, — говорю я, глядя в его бездонные темные глаза. В свете огоньков приборной панели они выглядят кусочками оникса. — Я хорошо провела время.

Раздается смех Нэша — какой-то невероятный лай.

— Нет, это ложь.

Я улыбаюсь:

— Ладно, большую часть времени я провела хорошо. Спасибо, что взял меня. И я правда надеюсь…

— Ах, ах, ах, — обрывает меня Нэш. — Ни слова больше. Ни в чем из того, что случилось, ты не виновата. Чего еще можно было ожидать от кучки пресных трофейных жен? Ты тут вообще ни при чем.

«Забавно, — думаю я, — что он употребил те же самые определения, которыми раньше наградила эту компанию я. Великие умы…»

— Ну, вечер сложился бы иначе, если бы Марисса смогла пойти с тобой. Она-то точно не ошиблась бы с выбором платья и… — Я замолкаю, в первый раз осознав, что меня подставили. Разве можно сомневаться в том, что Марисса знала наверняка, какие будут последствия моего появления на вечере в таком платье.

— И что? — подталкивает меня к продолжению разговора Нэш.

Я окидываю его взглядом. Он заслуживает большего, гораздо большего. Хотела бы я дать ему это. Но для такого парня, как он, я — карьерный суицид.

— Ох, ну-у, просто она намного лучше приспособлена к таким вещам, к такой публике. А я всего лишь деревенская девчонка.

Нэш склоняется ко мне и берет мое лицо в ладони, слегка откидывает голову и смотрит оценивающе:

— Не делай этого. Никогда не принижай себя. Потому что тогда тебя и другие страшно недооценят.

Он смотрит мне прямо в глаза, будто хочет, чтобы я впитала в себя смысл его слов, чтобы я прониклась его искренностью. И я проникаюсь. Он не кривит душой. Только это ничего не меняет. Он все равно останется с Мариссой.

Он не такой плохой парень. А я не такая плохая девушка.

— Я ценю твои слова, Нэш. — Знаю, что надо идти. Не имеет значения, как сильно жажду я его поцелуя, как хочу, чтобы он пошел со мной в мою комнату и мы завершили начатое, я понимаю, что не могу. Не должна. Не буду. И он не будет.

А если будет…

К чему развивать мысль, если этого все равно не случится, поэтому я говорю недодумывая:

— Спокойной ночи, Нэш.

Его губы складываются в кривую усмешку. Странно. А чего он ожидал?

— Спокойной ночи, прекрасная Оливия.

Удаляться от машины, от Нэша, когда оставался хоть малюсенький шанс, что он пойдет со мной, оказалось самым трудным за всю мою жизнь.

До следующего утра я не вспоминала о признании Нэша, что его отец сидит в тюрьме за убийство. Довольно плохо, но гормоны, оказывается, способны нейтрализовать шоковую реакцию на любое известие.


Конец ознакомительного фрагмента

Если книга вам понравилась, вы можете купить полную книгу и продолжить читать.