Он отпустил ее, и она попятилась. Ее тело там, где он к ней прикасался, все еще горело.

Англичанин одернул жилет, приводя в порядок свою одежду.

— Послушайте, факт остается фактом. Мое имение еще не полностью укомплектовано персоналом. Мне понадобятся ваши услуги. Ученикам обычно не платят, но я готов предложить вам небольшое жалованье вдобавок к постели и пансиону. Конечно, если вы будете добросовестно трудиться и прилично себя вести. И я дам мистеру Финдли рассрочку до конца года, чтобы погасить остаток долга. Ну что, договорились?

В сердце Шоны впервые забрезжил луч надежды. Мало того что Хьюм получит дополнительное время, чтобы рассчитаться с долгами, так еще и она сама сможет наконец зарабатывать. При мысли о том, как может измениться ситуация, если они с Уилли будут работать у англичанина, у нее от радости закружилась голова. С деньгами в кармане они, безусловно, не пропадут и смогут разыскать Кэмрана, когда достигнут совершеннолетия. Еще она сможет продолжать ухаживать за Пиллоу и другими животными, к которым привязалась.

С другой стороны, англичанин может оказаться жестоким, порочным хозяином. Она слышала всякие истории об английских помещиках и о том, как они обходятся в девушками, находящимися у них в услужении. При всей своей сварливости и грубости Хьюм не был распутником. А что представляет собой англичанин, она не знала. Знакомый черт лучше незнакомого.

Глаза англичанина разглядывали ее с удивленным любопытством. Он был еще красивее, чем показался сначала. У него были голубые глаза, обведенные вокруг темным кобальтом оттенка зимнего озера. Глаза обрамляла густая бахрома темно‑коричневых ресниц. Ветер трепал на лбу светло‑коричневые завитки его волос.

Возможно, этот шаг, в конце концов, был не так уж плох.

— Звучит достаточно справедливо. Да. Мы с Уиллоу можем завтра прибыть на место.

Морщинка между его бровей углубилась.

— Уиллоу? Это корова?

Шона рассмеялась:

— Нет, моя сестра.

Его губы вытянулись в линию.

— Мы с мистером Финдли насчет Уиллоу не договаривались. Она может оставаться здесь на ферме.

Улыбка с лица Шоны исчезла.

— Нет. Уиллоу должна пойти со мной.

Англичанин вздохнул:

— Мне жаль. Финдли, пожалуйста, уладьте вопрос. Хартопп составит условия договора. Я хочу, чтобы девушка была у меня в поместье до наступления ночи.

Англичанин сел в карету.

— Я без Уиллоу не уйду, — возразила Шона.

Хьюм положил руку ей на локоть:

— Пусть будет так, Шона. Я хочу, чтобы Уиллоу осталась со мной.

Она выдернула локоть и подбежала к дверце кареты, не дав ей закрыться.

— Вы должны взять нас обеих. Если не хотите, можете не платить, но я Уиллоу не оставлю.

— Шона, угомонись! — пригрозил Хьюм. — Не обращайте на нее внимания, милорд. Это сестринская любовь. Но они уже взрослые и должны научиться жить порознь.

— Нет, — упорствовала она. — Или вдвоем, или ни одна.

— Девушка, — начал англичанин, — я не привык, чтобы мне предъявляли ультиматумы, тем более люди, находящиеся у меня в услужении. Я настоятельно рекомендую вам… — Он осекся, и его глаза сосредоточились на объекте за ее спиной.

Шона обернулась. Сзади стояла Уиллоу.

— Пожалуйста, милорд, — взмолилась Уиллоу. — Не разлучайте нас. Я не буду вам обузой, обещаю.

Он округлил глаза:

— Вы сестра Шоны?

— Да, милорд.

Уиллоу потупила взгляд. Пряди светлых волос упали ей на лицо.

Он лениво оценил достоинства девушки. Такое выражение лица Шона видела у многих мужчин, когда они смотрели на Уиллоу.

— Очень хорошо, Шона, я возьму вас обеих. Думаю, что подыщу и для нее какую‑нибудь работу. Соберите свои вещи. Карета отъезжает через десять минут.

В течение пяти минут девушки побросали свой гардероб — платья, которые носили по очереди, — другие немногочисленные пожитки в потертый кожаный чемодан, который взяли с собой из сиротского приюта. Иона стояла в дверях их комнаты и плакала, осыпая всевозможными проклятиями лысую голову Хьюма.

— Не плачь, Иона, — сказала Шона, меняя мокрую одежду на сухую. — Имение всего в пяти милях отсюда. Обещаю, что мы с Уиллоу будем приходить при каждой возможности.

Нос Ионы походил на мокрую вишню.

— Пять миль? Это все равно что пятьдесят. Вы не станете приходить, слишком далеко. Но даже если сможете, никто не знает, каким хозяином окажется этот англичанин. Может, он откажется отпускать вас из имения. Может, он такой же тиран, как и его дядя. Гореть ему в огне преисподней. О Боже! А что, если он непорядочный? Что, если начнет к вам приставать? — Иона снова залилась слезами.

Уиллоу обняла Иону сзади.

— Мы не позволим подобному случиться, — заверила ее Шона. — Мы можем о себе позаботиться.

— Ты — возможно. Но Уиллоу, милая, обещай мне, что будешь сильной. — Она повернулась к Уиллоу, у которой тоже потекли слезы. — Мужчины — животные в своем большинстве. Они хотят только одного, особенно от таких хорошеньких девушек, как ты. Ты не должна позволить им запугать себя, иначе они тебя используют. Ни хозяин, ни другие слуги. Ты милая девушка и не понимаешь, какое впечатление производишь на мужчин.

Шона отвернулась, в который раз уязвленная, что не она красивее из них двоих. Естественная красота Уиллоу привлекала к ней мужчин, как мед мух. И Шона видела почему. Безукоризненная алебастровая кожа, которую хотелось погладить; детский овал лица, делавший ее красоту вечной; полные розовые, как раковина внутри, губы, сложенные в гримасу постоянного недовольства; длинные блестящие ресницы, создававшие впечатление, будто она только что плакала. И еще эта наивная неосведомленность о собственной красоте, которая делала ее еще уязвимее для мужской лести, оставляя беспомощной, как ягненка на привязи у волчьего логова. Совет Ионы был правдой, которую Уиллоу следовало услышать.

— А ты, — продолжала Иона, приложив ладони к щекам Шоны, — береги свою сестру. Ты разумное создание и обладаешь здравой интуицией. Если кто‑то начнет предъявлять к вам непомерные требования или обидит вас тем или иным способом, обещайте, что убежите домой. Вы меня поняли? Здесь вы сможете укрыться.

— Обещаю, — сказала Шона.

Иона заплакала.

— Господи милостивый, что я буду делать без моих девочек?

Они спустились вниз, на кухню, где Иона положила им в корзину печенья с патокой и пирог с почками, который приготовила на ужин Хьюму. Рыдания мешали ей говорить, когда она попыталась вложить им в головы запоздалый материнский совет. Ничего, кроме невнятного бормотания, у нее из этого не вышло.

Возница разместил их узлы на запятках экипажа, затем открыл дверцу и помог забраться внутрь.

Внутри карета оказалась еще шикарнее, чем снаружи. Кожаные сиденья цвета бургундского вина и такая же обивка стен с золотой окантовкой. Элегантные застекленные окна в каждом углу.

Шона взглянула на англичанина. Не только карета, но и он сам, казалось, принадлежали другому миру. В полной гармонии с собственной властью и богатством он обладал манерами, достижимыми лишь многими поколениями благородного воспитания. Его высокая фигура заполняла собой почти весь салон, и вытянутые ноги почти упирались в противоположное сиденье. Он выглядел невероятно привлекательным… для англичанина. Проскользнув мимо его колен, Шона села напротив, а Уиллоу заняла место рядом с ней. Их руки в перчатках нервно прижались к коленям.

Англичанин улыбнулся Уиллоу:

— Итак, вы та, с которой мистер Финдли не хотел расставаться, и теперь я понял почему.

Уиллоу робко улыбнулась и слегка покраснела. В Шоне тотчас пробудился инстинкт защитника. На взгляд Шоны, Уиллоу выглядела замарашкой — простуженная, непричесанная, в заляпанном переднике. Но мужчине она, вероятно, казалась красавицей.

— Вас зовут Уиллоу?

— Да, милорд. Уиллоу Слейтер к вашим услугам.

— А что вы делали у мистера Финдли?

Уиллоу, не подняв головы, пожала плечами.

— Доила коров, ухаживала за курами, чинила одежду, стирала…

— У вас есть дети?

Она покраснела.

— Нет, милорд. Я девушка.

— Понятно, — сказал он.

— Но я люблю детей. Когда женщины на других фермах рожают, Иона посылает меня присмотреть за малышами, пока их мамы не восстановят силы. Мне нравится ухаживать за детками.

— Нравится? — спросил он с возросшим интересом. — В таком случае у меня есть место, которое, на мой взгляд, вам подойдет.

«Вот мерзкий гад», — промелькнуло в голове Шоны.

— И что это за место?

Англичанин озадаченно посмотрел на Шону:

— У меня есть маленький сын. Ему два года. Его няня заболела по дороге сюда из Лондона, и, поскольку не смогла продолжать путь, мне пришлось вернуть ее домой. Теперь мне нужно найти няню, чтобы ухаживала за мальчиком. Может быть, вы, Уиллоу, смогли бы справиться с этим делом.

Уиллоу просияла:

— С большим удовольствием, милорд.

Англичанин засыпал Уиллоу шквалом вопросов о ее здоровье, опрятности, моральных устоях, умеренности в еде и питье, привычках и опыте с детьми. Она ответила на все вопросы.

Англичанин повернулся к своему управляющему:

— Думаю, мисс Слейтер может служить няней у Эрика — с испытательным сроком, разумеется. Хартопп велите экономке подобрать для нее подходящую одежду. И поселить ее нужно будет в детской. Попросите миссис Доэрти и об этом позаботиться.

Мистер Хартопп нацарапал что‑то в своей книге.

Шона тотчас насторожилась:

— А где находится детская?

Англичанин нахмурился:

— На верхнем этаже. А что?

— Ваша спальня будет рядом с ее?

— Шона! — ужаснулась Уиллоу.

— Уж не намекаете ли вы на то, что я планирую с вашей сестрой поразвлечься?

Шона выпрямилась:

— Я имею право знать все, что касается моей сестры.

— Девушка, — мистер Хартопп вступился за хозяина, — вы говорите с джентльменом, лордом поместья. Если он…

Англичанин поднял руку, и мистер Хартопп замолчал.

— Во‑первых, я не потерплю упреков со стороны слуг, пусть даже с хорошими намерениями. Во‑вторых, если вы обвиняете меня в желании вольного обращения с невинными девушками, то вы меня совсем не знаете. И последнее, если бы я собрался позволить себе вольности с кем‑то из обслуги, вы ничего не смогли бы сделать, чтобы остановить меня. Попрошу вас помнить свое место, ибо, если не научитесь держать за зубами свой дерзкий язык, я отправлю вас — одну — назад на ферму.

Он снова откинулся на сиденье, и Шона наконец облегченно вздохнула. Его угроза возымела должное действие, лишив ее дара речи. За короткое время знакомства он точно определил ее слабое место — страх разлуки с сестрой — и знал, как эту слабость использовать с выгодой для себя. Теперь она поняла, что англичанин при всей своей благовоспитанности и лощености был куда опаснее, чем она себе представляла. Право владения сестрами перешло из рук Хьюма в руки англичанина, но Шона уже не радовалась этому. Ягненку никогда не бывает лучше в другом месте, куда он попадает.

Остаток пути они провели молча. Шона смотрела в окно, сложив руки на коленях, инстинктивно прикрыв правую ладонь левой. Знакомый лес по соседству с землей Хьюма остался позади, и коляска покатила по незнакомой территории, прилегающей к имению Балленкрифф‑Хаус. Шона видела господский дом всего раз или два — и то издали, — потому что Иона предостерегала их не попадаться на глаза «порочному лорду Балленкриффу». Даже после смерти человека, которого никто из тех, кого она знала, не оплакивал, Шона старалась держаться от дома подальше. Как она любила говорить, она ничего там не потеряла, а если бы и потеряла, то ради этого не стоило бы возвращаться.

Теперь карета свернула к поместью, которого она так сторонилась. Колеса захрустели по гравию дорожки перед особняком, которому было не меньше трех сотен лет. Бывшая крепость, казалось, прилагала максимум усилий, чтобы выглядеть гостеприимной и радушной, но это не получалось. Стены из бежевого камня поднимались высоко в небо, доминируя над соседствующим лиственным лесом. Стены были усеяны узкими окнами, а фасад — увенчан зубчатой стеной с рядом небольших заостренных башенок, которые скорее походили на ряд клыков во рту исполинского зверя.

Англичанин выпрыгнул из кареты и выпрямился во весь рост.

— Хартопп, позаботьтесь об одежде для мисс Слейтер, после чего приведите ее ко мне в кабинет, чтобы я мог оценить, что получилось. Еще скажите миссис Доэрти, что я привез ей первую доярку и она может сказать поварихе, что у нас скоро будет парное молоко, сливки и масло. И пусть приготовит комнату на половине слуг для второй мисс Слейтер.

Вторая мисс Слейтер. Искра ревности уже жгла Шону, но его пренебрежительное отношение раздуло из искры пламя. Хоть он и облечен властью, она заставит англичанина уважать себя. Как она всегда говорила: начинай так, как намерена продолжать.

— Во‑первых, я не «вторая мисс Слейтер». Вы можете называть меня мисс Слейтер или по имени, то есть Шона. И во‑вторых, место моей сестры — рядом со мной. Мы живем вместе, работаем вместе и держимся вместе.

Этого она ожидала от него меньше всего. Но англичанин расхохотался, запрокинув голову.

— Очевидно, вы привыкли к большей свободе, чем я готов вам предоставить. Позвольте мне рассказать вам, какой будет ваша жизнь. Я ваш хозяин, вы моя ученица. Теперь вы принадлежите мне. На территории этого имения я — верховная власть и судья. Если я скажу, что вы будете работать на молочной ферме, значит, именно этим вы и будете заниматься. Если ваша сестра нужна в детской, значит, именно там она и будет работать. Я требую немедленного и полного послушания, любое отклонение считается открытым неповиновением. Чем скорее вы это усвоите, тем скорее я соглашусь услышать ваши просьбы, Шона.

Несмотря на суровое предупреждение, произнесенное им, ее имя доставило ей удовольствие. Возможно, из‑за английского акцента оно прозвучало столь изысканно и романтично. Или, может, она все же добилась от него хоть какого‑то уважения, поскольку он поступил так, как она просила. Но она сильно подозревала, что дело было в том, как его рот сложился в едва заметную улыбку, когда он взглянул ей в лицо.

— А как мне называть вас? — тихо спросила Шона.

— Можете называть меня Хозяин.

В его глазах промелькнула мимолетная улыбка.

Из открытой входной двери дома выскочил пес, белый английский пойнтер с черными пятнами и висячими ушами, которые развевались в воздухе, когда он бросился к англичанину.

Его лицо преобразилось в нечто, чему она пока не могла дать определения. Широкая улыбка обнажила ровные белые зубы, и глаза превратились в веселые полумесяцы. Оживленно махая хвостом, пес встал на задние лапы, положив передние на грудь англичанину. С добродушным ворчанием англичанин рассмеялся, радуясь приветственному визгу собаки.

— Я тоже рад тебя видеть, Декстер!

Англичанин потискал собачьи уши. Подпрыгивая, пес пытался лизнуть хозяина в лицо, но у него не получалось.

Шона невольно залюбовалась той радостью, какую испытывали человек и собака от общения друг с другом. Да, ей нравилось наблюдать благодушное настроение англичанина. Нравилось видеть, какую радость доставляет он собаке. Но если он рассчитывает, что она будет называть его Хозяином и лизать его руки, то его ждет неприятный сюрприз.

Глава 2

Шона с радостью для себя узнала, что новой экономкой в имении служила Эстер Доэрти, жена городского печатника. Они были милой супружеской парой. Длительное время миссис Доэрти сидела без работы — с того дня, как ее бывшая хозяйка переехала с семьей в Индию, — и они испытывали нужду. Каждый раз, когда Шона ездила в Стоункерк, мистер Доэрти снабжал ее своей испорченной продукцией — книгами и афишами, которые выходили из‑под пресса грязными или с типографскими ошибками, — за что Шона отрезала ему ломоть сыра или душистого мыла, которые привозила на продажу в город.

Теперь сухощавая фигурка миссис Доэрти носилась по бельевой, как трудолюбивая пчела.

— Только посмотри на состояние этих скатертей. Старый Балленкрифф был настоящим сквалыгой. Нужно, чтобы принесли новые. Новый лорд жил в Лондоне… и, несомненно, привык к роскоши. Мы не можем давать это семье для вытирания рта. Эти салфетки больше похожи на марлю.

Шона взяла передник, который дала ей миссис Доэрти, и повязала вокруг талии.

— Семья? Какая семья?

Миссис Доэрти едва взглянула на Шону. Из‑под чепца на ее голове выбивались волосы, приобретшие цвет потускневшей меди с тех пор, как в них обосновалась седина. Ее заостренный профиль напоминал Шоне гравюру с изображением греческих фурий, которую она однажды видела.

— Пока это только хозяин с сыном. Но скоро приедет брат хозяина. Фу! Если англичане увидят эти салфетки, они решат, что мы, шотландцы, живем как свиньи.

Шона повертела в руках сложенные белые салфетки. На ее взгляд, они выглядели вполне пристойно, если не считать слегка обтрепавшихся краев.

— Не хотите, чтобы я съездила в город и купила новые?

Миссис Доэрти вздохнула:

— Нет, спасибо, Шона. Хозяин сказал, что ты будешь работать на ферме, и я должна дать тебе все, что тебе может понадобиться, чтобы приступить к делу. Сначала тебе нужно будет все там вычистить. Идем со мной.

Взяв несколько простыней и полотенец из дальнего угла бельевой, экономка направилась к лестнице. Шона следовала за ней по пятам.

— А что вы знаете о новом хозяине Балленкриффа? На мой взгляд, он высокомерный зануда. Он даже не назвал мне своего имени.

— Его зовут Коналл Макьюэн.

— Коналл? — Шона наморщила нос. — Это шотландское имя. Я думала он англичанишка.

— Нет! Он родился в этом самом доме. Лет тридцать пять назад, когда началась война с Колониями. Я помню его отца. Нилла. Он был добрым образованным человеком. Преданным своим наукам. Наверно, правильно делал, потому что был вторым сыном и никогда бы не унаследовал это имение. Когда умер старый лорд, лордом Балленкриффом стал Макрат, старший брат Нилла. И для Стоункирка наступили черные дни. Человек проматывал под чистую все доходы и обворовывал арендаторов. Нилл не мог смотреть на это спокойно и начал упрекать Макрата. Но Макрат не собирался терпеть упреки в свой адрес и велел Ниллу навсегда покинуть пределы имения. Нилл забрал свою молодую семью и уехал в Англию, где Коналл вырос и стал мужчиной. Насколько я понимаю, Коналл выучился на врача, как и его отец Нилл.

— Значит, это его первый приезд в Шотландию?

— Да. Хорошо, если имение будет находиться в руках потомков Нилла Макьюэна.

Для Шоны это не имело никакого значения. Будь то Коналл Макьюэн, Хьюм или кто‑то еще, ей было суждено делать то, что велит мужчина. Ее свобода была не более чем мерцание света далекой звезды. Но по крайней мере она могла ее видеть. Оставалось еще немного подождать.

— Яблоко гниет недалеко от яблони, — пробормотала Шона. — Его жена хоть чуточку добрее?

— Лорд — вдовец. Мне, правда, не сказали, как она умерла. Но после нее остался маленький ребенок. Возможно, скончалась во время родов, бедняжка.

— О! — удивленно воскликнула Шона. Жаль, что он потерял свою женщину. У нее похолодела спина. — Возможно, это объясняет его несдержанность. А знаете, что он имел наглость сказать мне?

Миссис Доэрти повернулась к Шоне:

— Шона, я знаю тебя с тех пор, как ты была маленькой девочкой с длинными тонкими косичками. Позволь дать тебе совет. Склони свою негнущуюся шею. Если будешь делать то, что тебе говорят, и не болтать лишнего, вам с сестрой не придется голодать. Не прекословь этому человеку. Он этого не потерпит. Ты поняла меня?