Мишель Найт
Найди меня
Посвящается Джоуи
ПРЕДИСЛОВИЕ
Тот день 2002 года, когда я исчезла, для многих людей вряд ли был чем-то примечательным. Я, молодая мать в возрасте двадцати одного года, зашла в один из магазинов сети «Семейный доллар», чтобы спросить дорогу, и следующие одиннадцать лет провела взаперти в аду. Эту часть моей истории вы, возможно, уже знаете. Но в ней есть много того, что вам неизвестно.
Я никогда не говорила о той трудной жизни, которую вела еще до похищения. Я никогда не рассказывала, почему заговорила с мужчиной, который подошел ко мне в магазине, и о том гадливом чувстве, которое испытала, когда мы оттуда вышли. Я никогда не обсуждала то, что происходило в тех стенах между мной, Джиной и Амандой. Собственно говоря, я никогда не рассказывала свою историю целиком. До настоящего момента.
Я не первая, кто прошел через подобные испытания, и всякий раз, когда становится известно об очередном громком похищении, все бывают потрясены: Джейси Дьюгард провела восемнадцать лет прикованной в сарае на заднем дворе в Калифорнии; Элизабет Смарт похитили из ее собственной спальни в Солт-Лейк-Сити в то самое лето, что и меня; Шон Хорнбек, мальчик из Миссури, пропал после того, как поехал на велосипеде в гости к другу; найденные в ноябре 2013 года три жительницы Лондона провели в рабстве тридцать лет. Такие истории — главные темы новостей, но, когда шум стихает, все забывают о тех людях, которые все еще числятся исчезнувшими. Это одна из причин, почему в этой книге я откровенно пишу о своей жизни: я хочу, чтобы каждый помнил о тех, кто пропал без вести.
И я хочу призвать вас: если когда-нибудь что-нибудь покажется вам странным — ребенок давно не показывается в школе, женщина не может выйти из дома, — прошу вас, позвоните в полицию и попросите проверить, в чем дело. По крайней мере, вы обретете душевный покой от сознания, что смогли помочь попавшему в беду. Пожалуйста, не пожалейте двух минут на этот звонок.
«Невидимка» — вот кем я себя ощущала почти четыре тысячи дней, в течение которых выживала в адской бездне, созданной Ариэлем Кастро. И единственное, о чем я могла думать каждый божий день, — это о возвращении к моему сыну Джоуи. Никогда бы не поверила, что такое бывает, пока это не произошло со мной, но теперь я знаю, что похитить можно любого. В любом месте. В любое время. И в тот летний день, когда это случилось со мной, немногие были обеспокоены. Не было массовой акции с целью привлечь внимание. Мое похищение не стало главной темой дня. Мои родственники и соседи не собрались вместе, чтобы расклеивать объявления. Земля продолжала вращаться, как если бы я вообще не существовала. У меня было такое чувство, будто я кричу что есть мочи, а меня никто не слышит.
Каждый пропавший без вести человек — чей-то ребенок. Мы никогда не узнаем всех имен, но мы все равно можем о них помнить. А еще, как я уже сказала, мы можем забить тревогу, если что-то кажется нам подозрительным. Мой одиннадцатилетний плен мог быть короче, если бы больше людей обратили внимание на мое отсутствие, а потом нашли минутку, чтобы позвонить копам.
Как ни тяжело мне говорить о том, что со мной произошло, еще тяжелее было это проживать. Некоторые воспоминания преследуют меня повсюду. Я даже не знаю, можно ли разобраться в таком хаосе, но именно это я попыталась сделать. Вероятно, я упустила какие-то детали, но вот что я вспоминаю после одиннадцатилетнего содержания в плену. Человек, забравший у меня громадную часть жизни, хотел бы, чтобы я помалкивала. Но именно поэтому я не должна этого делать. Еще до того, как меня угораздило оказаться не в том месте и не в то время, я чувствовала, что у меня словно бы нет голоса. Поэтому сейчас я хочу выступить от имени тех пропавших женщин и детей, которых по-прежнему не слышат. Я надеюсь, что больше никогда ни один человек не будет чувствовать себя таким, какой ощущала себя я в течение всех этих лет. Брошенной. Ненужной. Забытой.
Да, я прошла через одно из самых ужасных испытаний, какое только может пережить человеческое существо, но моя история — прежде всего о надежде. Да, я сидела на цепи, голодала, получала побои, но тем не менее то чудовище не смогло полностью сломить мой дух. Вновь и вновь я сопротивлялась и продолжала держаться. И я собираюсь рассказать вам, как это делала.
ОБРЕТЕНИЕ И УТРАТА
В то сентябрьское утро 2013 года я проснулась рано, около пяти часов. Ночью я почти не спала. Мысли вихрем кружились у меня в голове. Как жил Джоуи все то время, после того как я видела его в последний раз? Как выглядит он теперь, в свои четырнадцать лет? Счастлив ли он в новой семье? Хорошо ли учится в школе? Кем хочет стать, когда вырастет? Знает ли вообще, что я его мать?
Было столько вопросов, которые мне хотелось задать: ведь я упустила так много времени! Мне очень хотелось увидеть моего сына, но было нельзя — по крайней мере пока. Усыновившая его семья беспокоилась из-за возможного вмешательства в его жизнь. Я вполне их понимала, и все равно это разрывало мне сердце.
— Пока что, — сказала мне мой адвокат Пегги, — они готовы прислать вам несколько его фотографий. Но вы не должны никому их показывать, чтобы не нарушить неприкосновенность его частной жизни.
Мы договорились о встрече, чтобы она могла их мне показать.
Пегги вручила мне несколько листов бумаги, и я разложила их на столе. Там было восемь ксерокопированных фотографий, по две на каждой странице. Как только я увидела первую, горячие слезы потекли по моему лицу.
— О боже, он так на меня похож!
На Джоуи были футболка и бейсбольная кепка, из-под которой выбивались курчавые волосы. Он стоял, положив на плечо бейсбольную биту. Фото казалось сделанным недавно. У Джоуи был все тот же забавный вздернутый нос, и он казался высоким для своего возраста — должно быть, пошел ростом в отца, в котором было шесть футов [Фут — мера длины, равная 30,5 см. — Здесь и далее примеч. пер.]. Но эта широкая улыбка, эти маленькие уши и эти полные, сочные губы? Все это он унаследовал от меня. Я отодвинула снимки, чтобы на них не попали капающие с моих щек слезы. Пегги протянула мне платок, и я сказала:
— Посмотрите, он любит бейсбол так же, как я!
Я поочередно вглядывалась в каждый снимок. На второй фотографии ему было на вид лет семь, он был одет в костюм и стоял на коленях. На следующей он смешивал в миске тесто для печенья.
— Он любит готовить, как и я! — не удержалась я от восклицания.
Помимо фотографии с бейсбольной битой были еще снимок с хоккейной клюшкой, и другой, где мой сын был снят в бассейне с аквалангом, и еще один, где он катался на роликах.
— Bay, он, должно быть, всерьез увлекается спортом, — заключила я.
Пегги кивнула и улыбнулась мне. На всех без исключения фото Джоуи казался счастливым. Очень счастливым.
Я медленно провела пальцами по лицу сына. Мне хотелось дотронуться до него, обнять, сказать, как сильно я по нему скучала. Но спустя пять месяцев после того, как я вырвалась из моей тюрьмы в надежде заново обрести Джоуи, я так и не смогла подобраться к нему поближе.
Придя в тот вечер домой, я достала фотографии и опять принялась их разглядывать. Когда я смотрела на ясные глаза и широкую улыбку Джоуи, я переживала все до единой эмоции, которые может переживать мать, потерявшая ребенка. Например, сожаление. Все могло бы сложиться для нас совсем иначе. А еще гнев. Почему тот ублюдок выбрал для похищения именно меня? И еще радость и облегчение. Слава богу, что кто-то заботился о моем малыше! Я засунула листки обратно в синюю папку, на которую уже приклеила стикер в виде бабочки.
Тот день в офисе Пегги не был окончанием. В каком-то смысле именно тогда и началась моя история. Я отправлялась на поиски своего сына дважды: в первый раз, когда ему было только два с половиной года, и в следующий — после того как мы были разлучены на долгих двенадцать лет. Я лишь надеялась, что вскоре снова смогу крепко его обнять.
