Мишель Пейвер

Охота на духов

Глава первая

Входить на притихшую стоянку Тораку не хотелось.

Огонь был мертв. В золе валялся топор Фин-Кединна. Лук Ренн был втоптан в грязь. Волка нигде видно не было, хотя на земле и остались отпечатки его лап.

Топор, лук и волчьи следы кто-то словно присыпал странными серыми хлопьями, похожими на грязный снег. Но стоило Тораку подойти ближе, и в воздух плотным облаком взвились ночные бабочки. Он поморщился, отмахиваясь от них, и даже немного отступил назад. Серые бабочки тут же вновь опустились на землю и принялись втягивать хоботками воду из влажной земли.

Невольно коснувшись столба у входа в жилище, Торак так и замер на месте от охватившего его отвращения: столб был странно липким на ощупь, а изнутри исходил уже знакомый ему противный сладковатый запах. Идти дальше он не решился.

Внутри было темно, но под шевелящейся массой серых бабочек виднелись три неподвижных тела. Разум Торака отказывался воспринимать случившееся, но глаза видели, а сердце знало.

Он отшатнулся, упал навзничь, и тьма сомкнулась над ним…

Охнув, Торак проснулся и резко сел.

Вокруг были стены знакомого жилища, а сам он лежал, свернувшись клубком, в своем спальном мешке. Но сердце по-прежнему билось в груди как бешеное. Во сне он, видно, так сильно стиснул зубы, что даже челюсти свело. Да нет, это, пожалуй, был не сон! Вот и мышцы у него напряжены, словно он не спал, а бодрствовал. Но как же мертвые тела, которые он видел? Похоже, Эостра сумела-таки проникнуть в его помыслы, совершенно исказив их.

«Это ей хотелось, чтобы я увидел их мертвыми», — убеждал себя Торак.

На самом деле все совсем не так. Вон Фин-Кединн спит себе спокойно. И Волк со своим семейством в безопасности, и Ренн тоже. Она сейчас гостит в племени Кабана, и там ей уж точно ничего не грозит. А то, в чем Эостра пытается его убедить, неправда!

По ключице Торака что-то проползло. Ночная бабочка. Он смахнул ее рукой, и на пальцах остался мазок серой пыльцы и омерзительный запах разложения.

Он заметил, как еще одна серая бабочка опустилась прямо на приоткрытые губы Фин-Кединна, спавшего у дальней стены.

Моментально выбравшись из спального мешка, Торак подполз к своему приемному отцу и прогнал противное насекомое. Бабочка вспорхнула, покружила над Фин-Кединном и вылетела в ночную тьму.

Вождь застонал во сне. Может, и в его сны уже проникают страшные видения? Но Торак знал: в таких случаях будить человека ни в коем случае нельзя, иначе жуткие картины долго еще будут его преследовать и тревожить.

Вот и к нему самому только что увиденный сон прилип, в точности как эта мерзко пахнущая серая пыльца. Торак натянул штаны и парку, обулся и выскользнул из жилища.

Уже наступил месяц Терна; от огромной луны по всей поляне тянулись длинные темно-синие тени, а над опушкой светлыми облачками клубилось дыхание Леса.

Некоторые собаки подняли голову при виде Торака, но даже не встали. Да и все стойбище словно затаилось. Нужно было так же хорошо, как Торак, знать людей племени Ворона, чтобы догадаться: тут что-то не так. Жилища людей сбились в кучку, точно испуганные зубры, как бы стараясь держаться поближе к долгому костру — толстому стволу дерева, горевшему всю ночь. Колдунья Саеунн велела окружить поляну шестами и привязать к их вершинам пучки дымящихся можжевеловых веток, чтобы оградить людей от серых ночных бабочек.

В развилке березы устроились вороны Рип и Рек. Сунув голову под крыло, они мирно спали.

«Значит, пока что серые бабочки нападают только на людей», — подумал Торак.

Не обращая внимания на сердитое гортанное ворчание воронов, Торак схватил обоих в охапку и, прижав к себе, уселся возле костра, погрузив пальцы в теплые жесткие перья.

Где-то в Лесу проревел самец благородного оленя.

В раннем детстве Торак очень любил слушать, как туманными осенними ночами ревут благородные олени. С головой спрятавшись в спальный мешок, он в щелочку смотрел на угли костра и представлял себе мрачные, истоптанные копытами долины, где самцы скрещивают рога в яростной схватке. Но себя он чувствовал в полной безопасности, зная, что Отец всегда сумеет отогнать и тьму, и злых духов.

Теперь-то он знал, что это далеко не так. Три года назад, осенью, в такую же ночь он, скорчившись, прятался в разрушенном убежище и бессильно смотрел, как Отец его умирает, истекая кровью.

Олень перестал реветь, и в Лесу стало почти тихо, лишь во сне поскрипывали и постанывали деревья.

«Хорошо бы кто-нибудь проснулся», — думал Торак.

Ему очень хотелось разбудить Волка, но если он сейчас позовет его, то перебудит все племя. А углубляться в лесную чащу, искать Волка, Темную Шерсть и волчат… Нет, ни за что!

«Как же я дошел до такого? — с изумлением думал Торак. — Я уже в Лес боюсь один войти!»

И он вспомнил, как с полмесяца назад Ренн говорила ему:

«Вот так все и начинается. Сперва она посылает что-нибудь маленькое, что-нибудь совсем крошечное, какое-нибудь ночное существо. Нечто такое, что и в руках удержать невозможно. Эти серые бабочки — только начало. Посеянный ею страх будет расти, ибо именно он питает ее, делает ее сильнее».

Где-то вдали прокричал филин:

«Уу-гу, уу-гу!»

Торак схватил палку и со злобой ткнул ею в костер. Нет, он больше не в силах это терпеть! Он же совершенно готов: у него полный колчан стрел, а кончики пальцев на руках до сих пор еще болят, так старательно он шил себе новую зимнюю одежду. И нож с топором так остро наточены, что и волосок на лету разрезать сумеют.

Если б только знать, где искать эту проклятую Эостру! Она укрылась в своем горном логове, точно паучиха опутав весь Лес своей магической паутиной, и теперь способна почувствовать даже самое легкое дрожание тонких нитей. Она прекрасно понимает: Торак непременно станет ее преследовать, и хочет этого. И он непременно попробует ее найти. Только не сейчас. Потом…

Торак нахмурился, проклиная собственную трусость, и попытался прогнать эти мысли, глядя на мерцающие угли костра.

Очнулся он, лишь услышав, как кто-то окликает его по имени.

Дрова в костре прогорели. Вороны снова улетели к себе на дерево.

Но звавший его голос ему совершенно точно не приснился. Он его действительно слышал! И голос был такой знакомый — невыносимо знакомый. Нет, это совершенно невозможно!

Вскочив, Торак выхватил нож. Но, достигнув границы круга, по которой были расставлены шесты с пучками можжевельника, охранявшие стоянку племени, невольно остановился. Постоял немного, расправил плечи и решительно двинулся в глубь Леса.

Ярко светила луна. И сосны точно плыли в белом море тумана, просвеченного лунными лучами.

Чуть выше по склону холма что-то шевельнулось и тут же вновь пропало из виду.

Торак встал, задохнувшись, но не решаясь вздохнуть полной грудью и глотая воздух маленькими, поверхностными глотками. Ему опять стало страшно: страшно идти дальше, страшно преследовать того, кто там прячется. Но он должен это сделать! И он заставил себя лезть дальше, вверх по склону, цепляясь за колючие ветки подлеска и царапая руки.

На середине пути Торак остановился и прислушался. Тишина. Лишь неприятно шуршат, стекая по веткам, капли сгустившегося тумана.

Что-то щекотно коснулось его правой кисти.

У основания своего большого пальца он увидел серую ночную бабочку, которая пила кровь, выступившую из крошечной ранки.

— Торак… — послышался из лесной чащи чей-то молящий шепот.

Ужас насквозь пронзил ему грудь, ледяными пальцами стиснул сердце. Нет, нет, это невозможно!

Торак полез выше.

Сквозь клочья тумана он разглядел возле валуна силуэт высокого мужчины.

— Помоги… — прошелестело оттуда.

Торак ринулся вперед.

Но знакомый силуэт уже растаял во тьме.

И возле валуна не осталось никаких следов; лишь слегка покачивалась низко склонившаяся ветка дерева. Но чуть дальше за валуном Торак обнаружил старое кострище. Дрова догореть не успели, но уже остыли и были покрыты слоем серой, влажной от тумана золы. Торак долго смотрел на кострище, имевшее форму звезды. Нет, быть этого не может! Только он сам и еще один-единственный человек на свете могли так выложить дрова в костре!

— Оглянись, Торак.

Он резко обернулся.

В двух шагах от него из земли торчала стрела.

Торак мгновенно узнал эту стрелу по оперению. И понял, кто ее сделал. И ему до боли захотелось хотя бы прикоснуться к этой стреле.

В страшном волнении он облизнул пересохшие губы, но и во рту у него тоже пересохло.

— Это ты? — спросил он хриплым от страха и затаенной надежды голосом. — Это ты?.. Отец?

Глава вторая

— Все-таки вряд ли это был он, — сказал Фин-Кединн.

— Это был он! Мой Отец! — повторил Торак, тщательно скатывая свой спальный мешок. — И это была его стрела, и костер тоже он сложил, и голос принадлежал ему. Это был дух моего Отца.

Фин-Кединн, сидевший у входа в жилище, ударил посохом о землю.

— Чужим голосам многие подражать умеют. А те, кто хорошо знал твоего отца, помнят, как он поленья в костре выкладывал. Что же касается стрелы…

— Я понимаю, — прервал его Торак, — любой мог его стрелу найти. Я ведь тогда так его в Лесу и оставил. И никаких рябиновых веток, никаких ритуальных песнопений… Я только и успел кое-как Метки Смерти нанести. Ничего удивительного, что его дух так и не обрел покоя.

Торак сорвал с перекладины под крышей несколько полосок вяленого мяса и сунул их в мешочек для съестных припасов.

«Вяленая оленина… — задыхаясь, шептал тогда умирающий Отец. — Забери с собой все припасы».

Но Торак так спешил, что не только оленину, а и все остальное там позабыл.

— Тебе тогда было всего двенадцать, — тихо сказал Фин-Кединн. — Ты и так сделал все, что мог.

— Нет, я сделал недостаточно! И теперь Отец просит меня о помощи.

— А может, это Эостра хочет внушить тебе подобные мысли?

Торак на мгновение замер. В эти тревожные дни мало кто осмеливался произносить вслух ее имя.

— Ей ведь только этого и нужно, — продолжал Фин-Кединн. — Украдкой проникнув в мысли человека и его сны, она живет за счет его страха.

— Да, я знаю.

— Знаешь? А знаешь ли ты, как она сильна? Она вырастила себе в помощь целую орду токоротов. Да и огненный опал сейчас у нее в руках. Все прочие Пожиратели Душ боялись Эостры. А ты хочешь в одиночку отправиться на ее поиски.

Торак молчал. Туман еще больше сгустился, точно белым молоком окутав стоянку; племя Ворона постепенно пробуждалось навстречу новому дню, и люди, как призраки, то появлялись, то вновь исчезали в тумане, бродя между жилищами. Торак, видя их изможденные, испуганные лица, думал: «А что, если этот туман тоже наслан Эострой?»

Развязав свой мешочек с целебными снадобьями, он проверил, на месте ли кусок магического черного корня, который он давно уже выпросил у Саеунн на тот случай, если ему понадобится выпустить на волю свою блуждающую душу. Но разве можно было считать это оружием, способным противостоять Повелительнице Филинов?

— Может быть, ты и прав, — сказал Торак вождю племени, — и то, что я видел прошлой ночью, всего лишь дело рук этой проклятой колдуньи. Ведь мой отец тоже какое-то время был Пожирателем Душ, и, возможно, она сумела до некоторой степени подчинить себе его душу. Нет, Фин-Кединн, сидеть сложа руки я не могу! Я должен что-то предпринять!

— Погоди. Эти бабочки у нас появились всего несколько дней назад. И даже мудрая Саеунн никогда ничего подобного не видела. Я получил весточку от Даррейн из племени Благородного Оленя — она полностью со мной согласна в том, что нашим племенам нужно немедленно объединиться. Если мы этого не сделаем, если поддадимся всеобщему страху, то неизбежно окажемся во власти Эостры.

— Не могу я больше ждать! — взорвался Торак. — Я уже сколько раз пытался уйти, но ты каждый раз говорил: «Нет, еще не время!» Горы слишком велики, говорил ты, и Логово Эостры можно искать всю жизнь, да так и не найти. Но ведь теперь-то она явно перешла в наступление! Кто знает, какую еще напасть она способна на нас наслать? Это моя судьба, Фин-Кединн. Я должен встретиться с нею. Неужели же мне ждать, пока она весь Лес к рукам приберет?

— Ну и как же ты намерен поступить? Будешь бродить по Горам, полагаясь на удачу?

— Думаю, долго бродить мне не придется. Эостре нужна моя блуждающая душа. И когда она будет готова отнять ее у меня, то объявится сама.

— Подумай, что ты говоришь, Торак! «Когда она будет готова…» А что, если это случится, когда ты будешь один? Ведь тогда может оказаться слишком поздно спасать тебя! Нет, я тебя не отпускаю!

— Но и остановить меня ты не можешь!

Теперь они смотрели друг другу прямо в лицо. Фин-Кединн был по-прежнему значительно шире в плечах и сильнее, но Торак стал куда выше ростом, и ему теперь уже не нужно было задирать голову, чтобы посмотреть в глаза вождю племени.

Подхватив с земли мешочек со снадобьями, Торак крепко стянул тесемкой горловину и сказал:

— Когда Ренн вернется, передай ей, пожалуйста, что я прошу у нее прощения. Что я никак не мог взять ее с собой — для нее это было бы слишком опасно. Уж этим-то моим решением ты, по крайней мере, должен быть доволен, — прибавил он с легкой горечью.

С тех пор как Тораку исполнилось пятнадцать лет — а с этого возраста закон племен разрешает юноше подыскивать себе подругу, — Фин-Кединн, похоже, всеми силами старался разлучить их с Ренн.

Вождь племени Ворона, в сердцах отшвырнув посох, пошел прочь, но, сделав несколько шагов, вернулся и сказал, глядя Тораку в глаза:

— Я понимаю, как сильно ты хотел бы увидеться с мертвым отцом. Поверь, я действительно хорошо тебя понимаю. Когда умерла твоя мать… Но, Торак, подобным желаниям нужно сопротивляться! Живые и мертвые не могут быть вместе. Для живых это становится проклятьем, это сводит их с ума!

Он говорил с непривычной страстностью, и на несколько мгновений ему почти удалось убедить Торака. Но затем юноша все же упрямо вскинул на плечо лук и колчан со стрелами, поднял топор и приготовился идти, сказав лишь:

— Это мой Отец.

— Да, твой отец. И твоя судьба. Но это не только твоя война! Беда угрожает нам всем!

— Именно поэтому я и должен идти. Я больше не могу бездействовать.

* * *

Вскоре после этого разговора Торак покинул стойбище племени Ворона. Он шел на восток, и, хотя туман действовал на него угнетающе, серых бабочек больше видно не было. Да и никакой особой опасности поблизости он не чувствовал.

К середине дня туман рассеялся, выглянуло солнце, и на янтарных папоротниках и серебристо-зеленых бородах мха заблестели, переливаясь, капельки влаги. Последние алые цветы кипрея еще виднелись среди начинавших желтеть берез и украшенных красными гроздьями ягод рябин. Казалось, это последняя вспышка лесной красоты перед тем, как вся природа погрузится в зимнюю спячку. Осень принесла отличный урожай орехов и ягод, и в подлеске так и кишело всякое зверье, наслаждаясь осенним пиршеством. Сойки, как всегда, ругались из-за каждого желудя. Белки торопливо прятали лесные орехи под плотной листвяной подстилкой, запасаясь едой на зиму.

Рип и Рек пролетели мимо Торака, делая вид, что не замечают его, но вопили при этом так сердито и пронзительно, точно были не воронами, а перепуганными дятлами. Они были страшно недовольны тем, что из-за Торака им пришлось покинуть стоянку племени, где оба уже успели растолстеть от бесконечных подачек, особенно Рип. Весной в сражении с Повелителем Дубов он, правда, потерял маховое перо, но теперь перо успело отрасти заново, хоть и было почему-то белого цвета. Впрочем, это означало, что отныне все племена будут относиться к Рипу с особым почтением.

Торак на воронов внимания почти не обращал. Его неотступно терзала мысль о том, как нехорошо он поступил с Ренн. Она теперь ни за что ему этого не простит. И все же он знал: поступить так было необходимо. В теперешних обстоятельствах он должен быть один. Ибо видение растерзанного стойбища, явившееся ему во сне, вполне могло стать явью. И когда ему придется лицом к лицу столкнуться с Повелительницей Филинов, Ренн не следует при этом присутствовать.

Как и Волку.

Именно поэтому Торак и выбрал окольный путь к Горам. Прямой и самый короткий путь пролегал через реку Пепельная Вода, а для этого надо было идти вверх по течению Быстрой Воды на юго-восток. Торак же двинулся на северо-восток к той гряде, что тянулась над рекой Прыжок Лошади. В те края Волк и Темная Шерсть не так давно перевели своих волчат.

И Тораку хотелось попрощаться с волчьим семейством.

* * *

Перед Логовом была удобная площадка для игр — неширокая полоска ровной земли на самой вершине утеса, — которую с одной стороны ограждал ствол упавшего ясеня, а с другой — густые колючие заросли. Было уже за полдень, когда Торак туда добрался; Темная Шерсть и волчата радостно его приветствовали, но Волка в Логове не оказалось: он охотился.

Торак, пожалуй, испытал даже некоторое облегчение. Значит, придется построить шалаш и дождаться своего названого брата. Значит, можно отложить неизбежное хотя бы до завтра.

Когда спустились сумерки, Торак разжег костер и принялся мастерить простенький шалаш, прислонив к стволу ясеня крупные еловые ветви; лук и колчан со стрелами он подвесил повыше, чтобы не достали любопытные волчата. Сейчас в семействе осталось только двое детенышей, но и те ухитрялись постоянно путаться у Торака под ногами. Третий волчонок с остренькими, как у лисы, ушками, которого Ренн назвала Щелкуном, месяц назад умер от какой-то болезни.

Покончив с устройством шалаша, Торак пошел собирать черную смородину. Волчата увязались за ним — маленькая черная Тень, обожавшая грызть башмаки, и быстрый Камешек, который всегда первым вылетал из логова и бросался Тораку навстречу.

Смородина явно перезрела, и ягоды расползались в руках; волчата с наслаждением слизывали с ладоней Торака кисло-сладкий сок. Тень, поставив передние лапки ему на колени, приподнялась и одарила липким «волчьим поцелуем», сладко лизнув в лицо, а Камешек, у которого уже вся мордочка стала лиловой, вдруг решил похулиганить и «напасть» на только что построенный Тораком шалаш. Вцепившись зубами в одну из веток, он с силой потянул за нее, но, увидев, что шалаш закачался и может рухнуть, сразу испугался, чуть ли не кувырком подкатился к матери и спрятался у нее под брюхом.

Глядя, как Темная Шерсть вылизывает своих детенышей, Торак понимал: он все делает правильно. Волчатам всего три месяца от роду, они еще слишком малы, чтобы проделать такой долгий путь и добраться до Гор. А Волк никогда не бросит своих детенышей.

Продолжая размышлять на эту тему, Торак забрался в спальный мешок и понял, что хорошо поступил, надев зимнюю одежду, ибо ночь обещала быть морозной. Помимо теплой верхней парки и штанов из шкуры северного оленя, на нем была еще тонкая нательная рубаха из утиной кожи и тонкие штаны. На ногах — замечательные, не пропускающие воду башмаки из шкуры бобра.

Он проспал совсем немного, когда его разбудило чье-то возбужденное повизгиванье.

Это вернулся Волк, и семейство высыпало из Логова, чтобы с ним поздороваться. Волчата, виляя хвостом, сглатывали мясо, которое он принес для них и теперь отрыгнул. А с ветки на волков нетерпеливо поглядывали Рип и Рек, надеясь тоже ухватить кусочек. Впрочем, Темную Шерсть воронам было не провести, да и волчата уже научились не поддаваться на хитрости вороватых птиц и отгоняли их грозным рычанием и прыжками.