Сешру первой добралась до вершины холма и обернулась. Лицо ее было застывшим, как маска, глаза закрыты защитными щитками, черный язычок так и мелькал, словно пробуя воздух. Она улыбалась:

— Духи уже близко.

Неф кинула лодку в снег и враскачку поднялась на холм. Когда она подняла на лоб защитные щитки, Торак увидел ее лицо и был просто потрясен тем, как невероятно сильно она постарела за одну лишь последнюю ночь.

— Там она, — устало сказала Неф. — Вон там, внизу, у подножия тех черных утесов.

Ренн остановилась в двадцати шагах от пропасти на полоске ненадежного черного льда.

Она сняла рукавицы и вытащила из-за пазухи мешочек из лебединой лапки. Пальцы у нее так сильно дрожали, что ей лишь после нескольких неудачных попыток удалось развязать горловину мешочка и вытряхнуть на ладонь огненный опал. Камень казался сейчас тусклым и совершенно безжизненным и почему-то стал значительно тяжелее, чем раньше. Он был таким холодным, что обжигал кожу, как лед.

«Теперь мне уже это не остановить, — думала Ренн. — Даже если б я и захотела».

Снег падал густо-густо, холодя ей ладошку, но ни одна снежинка, казалось, не коснулась огненного опала.

И вдруг в самой глубине магического камня сверкнула алая искра. И из этой искры постепенно разгорелось пламя. Чистое. Ровное. Прекрасное…

Ренн даже зажмурилась и бережно прикрыла опал растопыренными пальцами второй руки. Когда же она снова открыла глаза, он все еще сверкал по-прежнему, и алый свет, точно кровь, просачивался сквозь ее пальцы.

Подул ветер. Снег бил Ренн прямо в лицо. Черный лед содрогался у нее под ногами. Она подняла руку с зажатым в ней огненным опалом…

И на ледяной реке тут же установилась полная тишина, даже вой ветра превратился в подобие слабого шепота. Все словно ждали, что же будет дальше.

Сперва вдали послышались невнятные шорохи: казалось, слабый ветер доносит сюда тихие, исполненные ненависти голоса изголодавшихся существ. Однако эти голоса становились все громче и вскоре превратились в хриплые, пронзительные выкрики, от которых у Ренн болезненно заломило виски, а душу охватили мрачные предчувствия. Она поняла, что это приближаются злые духи.

И вдруг в лед на расстоянии вытянутой руки от Ренн вонзилась стрела, просвистев мимо ее уха.

— Не двигайся! — крикнул ей какой-то мужчина.

Торак с трудом узнал Ренн.

Ее рыжие волосы развевались в снежной круговерти, как пламя, а ее бледное лицо, когда она подняла руку с зажатым в ней огненным опалом, показалось ему каким-то свирепым и одновременно удивительно прекрасным. Это была уже не та его давняя подружка Ренн, куда больше она походила сейчас на женскую ипостась самого Великого Духа, у которой, как известно, вместо волос лишенные листьев красные ветки ивы и которая любит в одиночестве бродить по снегу, наводя ужас на каждого встречного.

— Не двигайся! — снова проревел Повелитель Дубов.

— Иначе мы будем стрелять! — предупредила Ренн Повелительница Летучих Мышей.

— Тебе все равно от нас не уйти! — добавила Повелительница Змей и вложила в лук следующую стрелу.

— Не подходите ко мне! — крикнула Ренн и сделала шаг к краю пропасти, которая была от нее всего шагах в десяти. — Вокруг меня полно трещин, и если вы выстрелите, то навсегда ЕГО потеряете!

Пожиратели Душ так и замерли на месте. От них до Ренн было не больше тридцати шагов, вполне можно попасть стрелой, но рисковать они опасались.

Торак в отчаянии дергал руками, пытаясь высвободиться от стянувших его запястья пут, но веревка оказалась крепкой, да еще и Тиацци на всякий случай привязал его спиной к столбу, который вбил глубоко в лед.

Пытаясь найти хоть какой-нибудь выход из создавшегося положения, Торак сумел как-то вытащить руку из рукавицы и, разжав пальцы, уронил черный корень на лед, затем сполз по столбу, извернулся и попробовал схватить корень зубами. «Лишь бы не опоздать, — молился он про себя, — лишь бы сработал мой план, а там уж как придется…»

Какая-то тень мелькнула в вышине.

— Ренн! — закричал он. — Смотри! Он у тебя над головой!

Но Ренн и сама уже заметила филина и, когда огромная птица камнем ринулась на нее, выставив когтистые лапы, успела выхватить нож и метнула его в хищника.

— Не подходите ко мне! — сурово повторила Ренн, глядя на Пожирателей Душ. — Вам меня все равно не остановить!

— Ренн, не делай этого! — отчаянно крикнул Торак. — Не прыгай!

Казалось, она впервые по-настоящему его увидела. Лицо ее вдруг исказилось, и на мгновение она стала прежней Ренн.

— Торак! Я не могу…

Расширившимися от ужаса глазами она смотрела куда-то мимо Торака, за его плечо, и он обернулся.

И увидел в кружащейся снежной мгле черную волну, мчавшуюся, точно тень облака по земле, прямо на них через ледяные торосы.

Злые духи!

Торак в ужасе застыл, глядя, как смыкается вокруг них это темное облако, потом, словно очнувшись, быстро наклонился, поймал ртом черный корень, валявшийся на льду, и стал сосредоточенно жевать его, подавляя подступавшую к горлу тошноту и старательно глотая разжеванную кашицу.

— Ренн! — снова крикнул он. — Не прыгай!

— Не прыгай! — кричал Торак, и Ренн заколебалась.

Сквозь снежную мглу она видела, как Торак упал на колени, извиваясь на черном льду, руки у него были связаны, а сам он привязан к столбу, капюшон свалился у него с головы, и было видно, что все его лицо покрыто синяками и ссадинами. Пожиратели Душ окружали его со всех сторон, и он никак не мог броситься ей на помощь, и все же на мгновение в душе Ренн проснулась надежда. И эта надежда заставила ее поколебаться в своем намерении. Да и в голосе Торака звучала такая уверенность!

Но злые духи подступали все ближе, да и Пожиратели Душ тоже стали понемногу придвигаться к ней, заставив ее сделать еще несколько шагов к краю пропасти.

И тут Ренн увидела, как Торак вдруг пошатнулся, потом вся кровь, казалось, отлила у него от лица, глаза закатились под лоб, и он ничком рухнул на лед. Душу Ренн охватил леденящий ужас.

«Вставай! — безмолвно молила она его. — Ну, пожалуйста, встань! Сделай хоть что-нибудь! Хотя бы дай мне знать, что ты жив!»

Но Торак продолжал лежать совершенно неподвижно.

«Неужели все кончено? — сама себе не веря, думала Ренн. — Да, теперь осталась только я одна».

И, крепче стиснув в руке огненный опал, она еще немного попятилась назад, собираясь прыгать.

Глава тридцать восьмая

Торак лежал, уткнувшись лицом в снег, и чувствовал во рту привкус желчи.

Собрав последние силы, он чуть повернул голову и увидел, как Ренн пятится к пропасти, а Пожиратели Душ наступают на нее. И тут с ревом налетели злые духи. Торак чувствовал, как им хочется завладеть огненным опалом и как они боятся своих преследователей — тех белых северных волков, что давно уже гнали их сквозь снега и ледяные торосы, и еще одного волка, серого лесного, который все это время преследовал их и теперь стрелой летел по неровному льду.

«Волк…» — хотелось крикнуть Тораку, но губы подчиняться ему не желали. Внутренности сводило от боли. К горлу волнами подкатывала тошнота.

Но перед тем как соскользнуть во тьму небытия, он еще успел увидеть, как резко обернулась Сешру, Повелительница Змей, как сам собой открылся ее рот, ибо она увидела, как недалеко от нее на самом краю припая из Моря, подняв тучу брызг, выбрался огромный белый медведь… и, отряхиваясь на ходу, огромными прыжками двинулся прямо на Пожирателей Душ, преграждая путь злым духам, которые тут же остановились и теперь в страхе жались к земле и отползали назад, а ветер так и выл, вторя их ужасным воплям.

Сешру, которая так и стояла со вложенной в лук стрелой, пошатнулась, но с места не сошла и лишь перевела взгляд с белого медведя на безжизненное тело Торака. Лицо ее было искажено яростным гневом.

— Это все-таки твой мальчишка, Неф! Это у него блуждающая душа!

Одного взмаха медвежьей лапы оказалось достаточно, чтобы Повелительница Змей с воплем пролетела по воздуху и безжизненным комком рухнула на черный лед. А медведь нагнулся, упиваясь запахами, услужливо принесенными ветром, и почувствовав бешеную ярость Повелителя Дубов и ужас Ренн. Повелительница Летучих Мышей бросилась бежать. Злые духи расступались перед медведем, точно воды реки, его грозный рев, казалось, достигал небес, от этого рева трескались льды. Он был невероятно могуч и совершенно неуязвим!

Торак ощущал ярость белого медведя, как свою собственную, он чувствовал, как звериная жажда крови затопляет и его душу, подобно алому потоку. Он пытался противиться инстинктам хищника, пытался подчинить себе душу медведя…

Но у него ничего не получалось.

Убийственный голод рычал у него внутри, тот самый жуткий голод, который и до сих пор вел его по кровавому следу, оставленному в снегу. Он настиг свою добычу и убил ее, он убьет и этих злобных тварей, которые осмелились вторгнуться в его льды, и девчонку с пылающими волосами — а потом всласть попирует, первым делом сожрав их горячие, такие нежные на вкус сердца! Да, он всех их убьет!

Какая-то злобная фигура со светлыми волосами принялась размахивать перед ним своим смешным оружием, и он с презрением отшвырнул ее в сторону.

Его добыча скулила и хныкала. И он двинулся прямо на нее, желая одного: убить, убить…

…Но вдруг прямо перед ним, откуда ни возьмись, появился крупный серый волк. Он стоял, повернувшись к нему мордой, и жутко скалился, из-под черных приподнятых губ виднелись крупные острые клыки.

Медведь оглушительно взревел, поднялся на дыбы и ударил по льду обеими передними лапами, мотая мордой и пытаясь испугать волка своим жутким ревом.

Но Волк ничуть его не боялся и не думал отступать. Он смотрел ему прямо в глаза. И эти глаза, проникнув во мрак медвежьих душ, отыскали там душу Торака и воззвали к ней. И душа Торака, мучительно содрогнувшись, как бы стряхнула власть медвежьей души, избавилась от неутолимой жажды крови и узнала Волка, а потом и себя тоже узнала, вспомнила, чья она и в чем ее предназначение. И одного этого мгновения Тораку оказалось достаточно, чтобы, наконец, подчинить своей воле души могучего зверя.

А Тиацци все еще ползал где-то внизу и жалко скулил, у него была сломана рука, оружие свое он потерял.

Торак колебался. Вот он, Пожиратель Душ, в полной его власти: белому медведю достаточно лишь раз стиснуть свои мощные челюсти, и этот человек будет мертв. Но теперь им руководила уже не звериная жажда крови, а воля человека. Да, он, Торак, мог бы сейчас совершить убийство, ибо он повелевал самым сильным и великим из всех Охотников, и ему действительно хотелось убить этого проклятого колдуна!

Но янтарные глаза Волка неотступно следили за ним, и он вдруг понял, что если сейчас убьет Тиацци, то и сам станет таким же, как они, эти Пожиратели Душ.

С оглушительным ревом медведь поднялся на дыбы, горой возвышаясь над Повелителем Дубов. И, снова жутко зарычав, рухнул передними лапами на лед. Черные осколки так и полетели во все стороны. ОН… УБИВАТЬ… НЕ СТАНЕТ!

И как раз в тот миг, когда Тораку в обличье медведя удалось подавить свое горячее желание немедленно прикончить Тиацци, он заметил, как Ренн неуверенно приближается к краю пропасти, явно собираясь туда прыгнуть. Потом он увидел, что к Ренн вперевалку бежит Неф, выхватывает у нее из рук огненный опал и с силой отталкивает ее от пропасти. Ренн падает на лед, с изумлением уставившись на Повелительницу Летучих Мышей, а та, обернувшись к распростертому на снегу Тораку с каким-то горестно-победоносным выражением лица, кричит, словно зная, что он ее услышит:

— Долг отдан! Скажи об этом своему отцу, когда встретишься с ним! Долг отдан!

И с этими словами Неф бросилась в пропасть, а духи с оглушительным воем ринулись за ней. По всей ледяной реке, казалось, прокатился могучий стон, и черный лед содрогнулся, а бездонная пропасть закрылась навсегда — и где-то в ее глубинах погас свет, исходивший от огненного опала.

Глава тридцать девятая

Торак очнулся на льду.

Он лежал на спине, голова у него жутко кружилась, его тошнило, зато на лицо мягко падали хлопья снега. И небо как-то так светилось, что он сразу понял: злых духов больше нет.

Ренн сидела с ним рядом, подтянув колени к груди и опершись о них подбородком. Ее бил озноб.

— Ты как? — с трудом пробормотал Торак.

Она подняла голову и выпрямилась. Лицо ее было очень бледно, на лбу красовалась Метка Смерти, которой до этого Торак заметить не успел.

— М-м-м… — невнятно промычала она. — А ты как?

— М-м-м… — Ему не хотелось говорить правду, и он снова закрыл глаза. Видения окружали его со всех сторон, это был настоящий водоворот видений: Повелительница Летучих Мышей на краю пропасти; Повелитель Дубов, валяющийся у него в ногах; и сам он, превратившийся в белого медведя, готов постоянно убивать…

— Пожиратели Душ куда-то ушли, — сказала Ренн. — Они почти сразу сбежали и лодки свои, по-моему, прихватили. — И она рассказала Тораку, что успела в самую последнюю минуту выбраться на безопасное место, а потом, когда Неф прыгнула в пропасть, лед вокруг сразу пошел трещинами, и все исчезло в тумане и снеговой пыли. А когда снежная мгла рассеялась, Ренн обнаружила, что Сешру и Тиацци удрали. И филин тоже исчез. Ушли и белые волки.

При упоминании о волках Торак тут же открыл глаза.

— А наш Волк где?

— Он тут, поблизости. — Ренн нервно поглаживала и пощипывала мех на своей рукавице. — Это ведь он помог мне найти тебя. Из-за поднявшейся метели мне ничего не было видно, а потом я услышала, как воет Волк. Это был такой ужас! Я уж решила, что он тебя оплакивает!

— Прости, — пробормотал Торак.

— А эта Повелительница Змей… — сказала, запинаясь, Ренн, — …она все-таки догадалась, у кого из нас блуждающая душа…

— Да, я знаю.

— Значит, теперь и все они это знают.

— Да.

Ренн задумалась. Она долго смотрела куда-то вдаль, потом отчего-то вздрогнула и спросила:

— Скажи: что имела в виду Повелительница Летучих Мышей, когда крикнула: «Долг отдан!»?

Торак рассказал ей, как его отец помешал Неф совершить самоубийство.

— Ах, вот оно что, — вздохнула Ренн и сунула Тораку в руку что-то тяжелое. — Вот. Возьми. Это тебе.

И Торак увидел… отцовский нож из голубого сланца!

— Когда Неф оттолкнула меня в сторону, — сказала Ренн, — она, должно быть, и сунула мне за пояс этот нож. Но я ничего не заметила и обнаружила его только потом.

Торак стиснул пальцами рукоять ножа.

— Она была не такая уж плохая, — тихо сказал он. — Не совсем испорченная.

Ренн так и уставилась на него.

— Она же была Пожирательницей Душ!

— Но она сделала все возможное, чтобы исправить свои ошибки.

Торак думал о душах Неф, запертых теперь в ловушке из черного льда вместе со злыми духами. А еще ему вспомнилась та маленькая черная тень, которая, как он успел заметить, слетела с плеча Неф как раз перед тем, как та прыгнула в пропасть. Значит, Неф отослала свою любимицу прочь, чтобы та не погибла вместе с ней…

— Это ведь был ты, да? — очень тихо спросила Ренн. — В обличье того белого медведя? Это твоя блуждающая душа в него вселилась?

Он посмотрел ей прямо в глаза, но ничего не сказал.

— Торак, ты ведь мог никогда оттуда не выбраться! Мог так и остаться навсегда в его теле, как в западне!

Он с трудом приподнялся на локте и, по-прежнему глядя ей в глаза, ответил:

— Ничего иного мне не оставалось.

— Но ведь…

— Нет. Это ты рисковала всем на свете! Это ты была готова пожертвовать своей жизнью, лишь бы навсегда похоронить огненный опал и увести в пропасть духов! Это ты всегда поступала мужественно… А я… Я даже не уверен, что смог бы вообще на такое решиться.

Ренн нахмурилась и снова принялась выщипывать шерсть из рукавицы. Потом вдруг сказала, пожав плечами:

— Но ведь и мне ничего иного не оставалось!

Некоторое время оба молчали. Потом Ренн взяла горсть снега, решительно стерла у себя со лба Метку Смерти и принялась промывать раны у Торака на запястьях.

— А если бы тот белый медведь вообще не появился? — спросила она. — Что бы ты сделал тогда?

— Я бы вселился в тело Тиацци, — не колеблясь, ответил Торак. — Или Сешру. Но ни за что не позволил бы тебе умереть!

Ренн вздрогнула и посмотрела на него:

— Значит, ты спас мне жизнь. Если бы ты не…

— Это Волк спас нас обоих, — сказал Торак. — Это он отогнал злых духов. Это он остановил меня, когда я хотел убить Тиацци. Это он нас спас!

Словно услышав свое имя, к ним примчался Волк, делая огромные прыжки, оскальзываясь на льду и помогая себе ловкими движениями хвоста, ставшего, увы, немного короче. Он резко затормозил, подняв целую тучу снега, потом прыгнул на Торака и одарил его множеством горячих волчьих «поцелуев».

И Тораку вдруг захотелось плакать, зарыться лицом в густую шерсть на волчьем загривке и выплакаться всласть — оплакать Неф, и самого себя, и в очередной раз своего погибшего отца.

— На, поешь, — сказала ему Ренн, протягивая кусочек тюленьего мяса.

Торак принюхался, взял мясо и попытался сесть, но не смог и даже застонал от сильной боли в груди.

— Ты что, ранен? — встревожилась Ренн.

— Нет, я просто упал. Ударился грудью.

— Хочешь, я посмотрю?

— Нет, — быстро сказал он. — Ничего страшного. Это скоро пройдет.

Ренн, явно озадаченная его поведением, пожала плечами и отошла в сторону, чтобы положить там кусочек мяса для хранителя своего племени. Вернувшись, она следующий кусок подала Волку, а последний взяла сама.

Ели они молча и смотрели, как солнце медленно садится прямо в Море. Ветер стих. Все вокруг было объято покоем. Торак посмотрел в бескрайнее бледное небо и увидел, что там кружит одинокий ворон; его вдруг охватила острая тоска по далекому Лесу.

Он посмотрел на Ренн и понял, что она думает о том же.

— У нас нет ни еды, ни тюленьего жира, ни лодки, — сказала она тихо. — Да поможет нам Великий Дух! Как же мы с тобой домой-то доберемся?

Там их и отыскали Фин-Кединн и Инуктилук, приплывшие с юга на лодках из тюленьих шкур. Торак и Ренн сидели на льду, скорчившись и тесно прижавшись друг к другу, а Волк стоял рядом и охранял их.