Деревья встречались все реже и становились все ниже ростом, потом стали попадаться, да и то лишь изредка, совсем крошечные, по колено, ивки или березки. А потом не стало и их. Под снегом исчезла всякая растительность. И вокруг не было никого — ни охотника, ни дичи. Только пустое белое пространство.

Торак обернулся и с ужасом увидел, что Лес, оставшийся далеко позади, кажется узенькой черной полоской.

— Это же настоящий край света! — крикнула Ренн, пытаясь перекричать вой ветра. — Как далеко простирается эта белая земля? А что, если мы не заметим, где она кончается, и упадем?

— Если край света действительно там, — откликнулся Торак, — то похитители Волка свалятся с него первыми!

И очень удивился, когда Ренн в ответ на его шутку улыбнулась, показывая свои мелкие остренькие зубки.

День клонился к вечеру. Здесь, на открытом пространстве, снег был гораздо плотнее, чем в Лесу, так что снегоступы оказались не нужны, но северный ветер собирал снег в невысокие, но твердые гребни, которые порой было не так-то просто преодолеть.

Ветер почти улегся. И лишь слегка задувал с северо-востока.

Сначала они испытали облегчение. Но потом Торак понял, что происходит. Вскоре он уже не мог разглядеть даже собственные ступни. Казалось, они бредут по снеговой реке с быстрым течением. Длинные призрачные языки поземки текли, обвивая колени, как дым, и быстро заметая такой необходимый Тораку след.

— Ветер прячет следы! — крикнул он Ренн. — Он знает, что следы нам нужны, и уничтожает их!

Ренн пробежала немного вперед, чтобы посмотреть, не яснее ли там виден след. Потом подняла руки вверх и крикнула:

— Ничего не видно! Даже ты не сможешь теперь этот след отыскать!

Когда она снова подбежала к Тораку и он увидел ее лицо, сердце у него упало: он понял, что она ему сейчас скажет. Собственно, он и сам думал о том же.

— Торак, мы поступили неправильно! Нам тут не выжить. Надо возвращаться назад.

— Но ведь люди-то тут живут, верно? — не сдавался Торак. — Во Льдах живет множество племен — например, племя Нарвала, племя Белой Куропатки, племя Песца. Да и Фин-Кединн так говорил.

— Но они знают, как тут можно выжить. А мы — нет.

— Зато… у нас есть вяленое мясо и растопка для костра. И мы умеем отыскивать путь по Северной Звезде. И мы можем сделать повязки из коры, чтобы прикрыть глаза и не получить снежную слепоту. Да и дичи тут всякой полно… Белые куропатки, зайцы… Кстати, Фин-Кединн рассказывал, что именно так ему и удалось здесь выжить.

— А когда у нас кончится топливо? — спросила Ренн.

— Ничего, тут растут маленькие ивы — помнишь, он о них тоже рассказывал, — они, правда, вырастают лишь по колено, но все-таки костерок разжечь можно…

— И ты уверен, что сумеешь разглядеть хоть одну такую иву? Они же все снегом засыпаны!

Лицо Ренн было очень бледным, и Торак понимал, что за ее возражениями таится куда более сильный, внутренний страх. Лесные племена шепотом рассказывали немало пугающих историй о Дальнем Севере. О невероятно густых туманах, которые способны подхватить человека и, сколько бы он ни бился и ни кричал, унести прямо на небеса. Об огромных белых медведях, которые гораздо крупнее и свирепее бурых, лесных. О снегопадах, которые здесь столь обильны, что им ничего не стоит похоронить тебя заживо. И Ренн хорошо знала, что такое эти снегопады. Когда ей было всего семь лет, ее отец осмелился пойти по ледяной реке на восток от озера Топора. И живым назад не вернулся.

— Одним нам с этим не справиться, — обреченно сказала Ренн.

Торак потер ладонью лицо.

— Согласен. И сегодня, по крайней мере, мы даже пробовать не будем. А сейчас надо как-то устроиться на ночлег.

И Ренн с явным облегчением воскликнула:

— Вон там подходящий холмик! Там можно выкопать в снегу пещеру.

Торак кивнул:

— А потом я попытаюсь все же отыскать след.

— Как? — с тревогой спросила Ренн.

Он немного помолчал, словно колеблясь, потом пояснил:

— Я хочу воспользоваться своей блуждающей душой.

Ренн даже рот от неожиданности приоткрыла.

— Нет, Торак, нет!

— Послушай меня. С тех пор как мы с тобой видели того ворона, он у меня из головы не выходит. Я думаю, что смогу отправить свою душу странствовать в обличье птицы. Я совершенно уверен, что смогу! И тогда я поднимусь высоко в небо и оттуда все хорошенько рассмотрю. Надеюсь, что отыщу этот проклятый след!

Ренн упрямо скрестила руки на груди.

— Летать умеют только птицы. Ты не умеешь.

— А мне это и не нужно, — сказал Торак. — Когда мои души окажутся внутри птичьего тела — например, ворона, — я буду видеть то, что видит этот ворон, и чувствовать то, что чувствует он. Но я по-прежнему останусь самим собой.

Ренн задумчиво покружила возле него, потом остановилась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Саеунн говорит, что ты еще не готов. Она — великая колдунья. Она знает.

— Я же делал это прошлым летом…

— Случайно! И вспомни, как тебе тогда досталось! К тому же ты не смог управлять чужим телом! Торак, твои души ведь могут застрять внутри иного существа, ты так и не сумеешь выбраться наружу! Что тогда станется с твоим телом? Оно что, так и будет лежать на снегу, и лишь одна-единственная внешняя душа станет поддерживать в нем жизнь? — Голос Ренн звучал пронзительно, на щеках у нее от волнения выступили два ярких красных пятна. — Ты же просто умрешь, вот чем это кончится! И я буду вынуждена сидеть здесь, среди снегов, и смотреть, как ты умираешь!

Торак ничего не мог возразить ей. Все, что она говорила, было сущей правдой. Но все же попросил:

— Ты мне только помоги найти какого-нибудь ворона. А потом еще поможешь мне выпустить мои души на волю. Ну что ты молчишь? Ты мне поможешь или нет?

Глава шестая

— Во-первых, — сказал Торак, — нам надо подманить ворона.

Но тщетно он ждал, что Ренн тоже выскажет свое мнение. Она молча продолжала копать пещерку в снегу, ясно давая понять, что эта его идея ей совершенно не нравится.

— Я на опушке Леса гнездо приметил, — снова заговорил Торак.

Но Ренн по-прежнему молчала; ее топорик без устали врубался в плотный снег, комья так и летели.

— Отсюда до этого гнезда примерно день пути, — прибавил Торак, — но вороны, возможно, летают сюда кормиться. Я и наживку с собой прихватил.

Топор Ренн на мгновение застыл в воздухе.

— Какую еще наживку?

Торак с гордостью извлек из своего ранца белку.

— Я ее вчера подстрелил. Когда бурдюки водой наполнял.

— Значит, ты уже давно это задумал? — обвиняющим тоном сказала Ренн.

Торак посмотрел на белку.

— Н-ну… Я просто подумал, что она мне может пригодиться.

Ренн снова — с удвоенной силой — принялась рубить плотный снег.

Торак положил белку в двадцати шагах от того места, где должно было появиться их снеговое убежище — чтобы его телесной и племенной душам не пришлось далеко идти, когда они должны будут покинуть его и проникнуть в тело ворона. Во всяком случае, он на это надеялся. Он, разумеется, понятия не имел, что из этого получится. Он вообще почти ничего не знал о возможностях блуждающей души. Да и вряд ли кто-то знал об этом больше него.

Он вытащил охотничий нож, выпотрошил белку и чуть отступил, любуясь столь «аппетитной» приманкой.

— У тебя так ничего не получится! — крикнула Ренн.

— Ну и ладно, я хотя бы попытаюсь, — сказал он.

Она вытерла лоб тыльной стороной рукавицы.

— Ты не понял. Я хотела сказать, что ты все сделал неправильно. Вороны — слишком умные птицы, их так просто не проведешь; они сразу догадаются, что это ловушка.

— Ага, — кивнул Торак, — пожалуй, ты права.

— Надо сделать так, чтобы они подумали, будто эту белку волк растерзал. Или еще какой-нибудь хищник. Тогда еще, может, что-то и выйдет.

Торак кивнул и принялся за работу.

И Ренн, словно позабыв о том, что его план ей совершенно не по душе, тут же стала ему помогать. С помощью ее скребка из лопаточной кости они изрубили беличьи внутренности в мелкие кусочки, перемешали их со снегом и старательно разбросали вокруг эти кровавые ошметки. Затем Торак отрезал белке заднюю лапу и отшвырнул ее в сторону — «чтобы казалось, что волк просто отбежал в сторонку, намереваясь спокойно угоститься».

Ренн осмотрела «волчью добычу» и с довольным видом кивнула:

— Так уже лучше.

Тени стали синими, а ветер улетел домой, на север, оставив после себя лишь легкий низовой бриз, наметавший снежок на изуродованный беличий трупик.

— Вороны будут пролетать здесь, когда отправятся домой, в свои гнезда, — сказал Торак. — Но это будет не раньше рассвета.

Ренн поежилась и сказала:

— Скорее всего, они тут вообще не пролетят. Зато, если верить Фин-Кединну, тут полно песцов, и нам придется всю ночь бодрствовать, чтобы отгонять их от беличьей тушки.

— И костра мы разжечь не можем, иначе вороны его сразу почуют, — подхватил Торак.

Ренн озабоченно закусила губу.

— А ты знаешь, что тебе и есть ничего нельзя? Чтобы войти в транс, нужно непременно поститься.

Об этом Торак совсем позабыл.

— А тебе-то есть можно?

— Я поем, но постараюсь, чтобы ты этого не увидел. А потом приготовлю особую мазь, чтобы высвободить твои души.

— Неужели у тебя есть все, что для этого нужно?

Ренн похлопала рукой по своему заветному мешочку с целебными травами.

— Да. Я кое-что собрала в Лесу.

Губы Торака изогнулись в усмешке.

— Значит, ты тоже об этом думала?

Но Ренн на его улыбку не ответила.

— Нет, но мне показалось, что запас целебных трав мне не помешает.

Небо быстро темнело, в вышине уже поблескивали звезды.

— А до рассвета еще ах как далеко! — прошептал Торак.

Ночь им явно предстояла холодная и очень долгая.

Торак скорчился в своем спальном мешке, пытаясь унять дрожь. Он всю ночь трясся от холода, и это ему уже порядком надоело. Выглянув наружу сквозь сделанную в снежной пещерке щель, он увидел в небе яркий месяц и понял, что рассвет уже близко. Небо было ясное — но ни один ворон пока так и не пролетел.

В одну из рукавиц Торак спрятал кусок бересты с приготовленной Ренн мазью. Эта мазь, по ее словам, способствовала высвобождению душ и представляла собой смесь оленьего жира и трав. Мазь следовало размазать по лицу и рукам после того, как Ренн подаст ему соответствующий сигнал. В другой рукавице у Торака был спрятан маленький мешочек из сыромятной кожи, перетянутый сухожилием. В нем было то, что Ренн называла «дымным зельем». Но на все просьбы Торака разъяснить, что это такое, она отвечала, что лучше ему этого не знать. И он не стал настаивать, понимая, что в колдовстве Ренн понимает гораздо больше его. У нее был настоящий дар, который, кстати, давно заметила Саеунн, только сама Ренн этот дар по неизвестным причинам, в которые никогда не вдавалась, упорно пыталась отрицать. А когда ей все-таки приходилось прибегать пользоваться своими колдовскими умениями, у нее всегда портилось настроение.

В животе у Торака громко забурчало от голода, и Ренн ткнула его локтем. Он попытался было снова задремать, но это ему не удалось. Есть хотелось так сильно, что Торак был уверен: если ворон в ближайшее время не появится, он сам пойдет и съест эту белку!

На востоке только-только появилась тоненькая розовая полоска, когда поблекшее звездное небо словно перечеркнула черная тень.

И Ренн снова толкнула Торака локтем.

— Да-да, я тоже его вижу, — шепотом откликнулся он.

За первой тенью мелькнула вторая: самец и самка. Они рядышком покружили над растерзанной белкой и… полетели прочь.

Но через некоторое время вернулись и снова стали кружить, спустившись немного ниже. На пятый раз они пролетели уже так низко, что Тораку был слышен сильный, ритмичный шелест их крыльев.

Он видел, как птицы поглядывают по сторонам, изучая землю внизу, и думал: «Хорошо, что я закопал свое оружие рядом со снеговой пещеркой». Их убежище Ренн превратила в совершенно неприметный холмик, в котором была одна-единственная щель для воздуха и наблюдения. Вороны и впрямь птицы чрезвычайно умные, и чувства у них острые, как болотная трава.

Восточный край неба уже сиял ослепительным желтым светом, а вороны все кружили над землей, следя за «добычей».

Вдруг один из них, сложив крылья, камнем упал с высоты на землю.

Торак мигом скинул обе рукавицы, чтобы в любое мгновение быть готовым.

Ворон молча сидел на снегу. Из его приоткрытого клюва облачком вырывалось дыхание. Ворон внимательно смотрел на щель в стене их снеговой пещерки. Это была крупная птица; размах его крыльев был шире, чем раскинутые в стороны руки Торака. Ворон был совершенно черным. Глаза, оперение, лапки, когти — все было черным, в точности как у Самой Первой Воронихи, что пробудила солнце от зимнего сна и за свои труды была «вознаграждена» тем, что обгорела дочерна.

Этого ворона, однако, куда больше солнца интересовала белка, к которой он и приближался осторожной, как бы скованной походкой.

— Сейчас? — одними губами спросил Торак.

Ренн помотала головой.

Ворон осторожно клюнул растерзанную тушку. Затем подпрыгнул высоко в воздух, снова приземлился — и улетел прочь. Он просто проверял, по-настоящему ли мертва эта белка.

Поскольку зверек так и не пошевелился, вниз слетели уже оба ворона. И осторожно подошли к белке.

— Сейчас! — тоже одними губами приказала Ренн.

Торак размазал по лицу снадобье, издававшее сильный, кисловатый запах зелени, от которого даже глаза немного щипало, а кожа тут же начала зудеть. Затем он развязал кожаный мешочек и втянул в себя ртом «дымное зелье».

— Проглоти все целиком, — шепнула ему на ухо Ренн, — и не вздумай кашлять!

Дым оказался горьким, едким, так что желание откашляться было почти нестерпимым. Но Торак сдерживался, чувствуя на щеке взволнованное дыхание Ренн.

— Да летит с тобой наш Хранитель! — услышал он ее шепот.

Перед глазами у него все плыло. Он еще успел заметить, как ворон-самец, нацелившись на замерзшие внутренности белки, с силой потянул их клювом. И тут самого Торака пронзила такая острая боль, что ему показалось, будто это его внутренности тянут у него из живота, и на мгновение его охватила паника: Нет, нет, я не хочу…

И вдруг он понял, что сам тянет своим мощным клювом внутренности белки и, придерживая их когтистой лапой, старательно отделяет друг от друга вкусные смерзшиеся кусочки.

Он быстро набил себе зоб, потом подумал немного и выклевал белке глаз. Наслаждаясь нежным вкусом скользкого и сочного глазного яблока, он взмахнул крыльями и легко взлетел, подхваченный ветром, и ветер понес его ввысь, к свету.

Ветер был студеный и невообразимо сильный, и сердце ворона ликовало, когда сильные крылья несли его все выше и выше. Ему страшно нравился этот холодок, проникавший под плотное черное оперение, приятен был запах льда, его веселил дикий смех и удалые вопли ветра. Его восхищала та легкость, с которой он взмывал на плечах этого ветра ввысь и там парил, чуть покачиваясь и с необычайной легкостью плавно завершая очередной круг, стоило лишь шевельнуть маховыми перьями. Ах, как хороши были его великолепные, мощные крылья!

Что-то прошелестело рядом — это взлетела самка. Потом она, сложив крылья, словно прокатилась верхом на ледяном ветре, изящно изгибая хвост и приглашая его на небесный танец. И он скользнул за нею следом, а потом они, сцепив свои обледеневшие когти, сложили крылья и вместе нырнули вниз.

Они камнем падали сквозь струи леденящего воздуха — черный комок перьев на фоне встающего солнца, — а потом, чуть замедлив скорость падения, увидели, как огромный белый мир внизу метнулся им навстречу, и одновременно разомкнули сцепленные когти. А потом самец широко раскрыл крылья, ударил ими по плечу ветра, и вновь воспарил, кругами поднимаясь все выше, к солнцу.

Зоркими глазами ворона Торак теперь мог видеть очень далеко и во все стороны сразу. Далеко на востоке он заметил на снегу крошечную белую искорку — песца. На юге виднелась темная полоса Леса. На западе громоздились ледяные торосы замерзшего Моря. А на севере по снегу двигались две человеческие фигурки.

И ворон с громким криком бросился в погоню.

«Карк?» — изумленно окликнула его самка.

Но он ей даже не ответил. Оставив ее далеко позади, он быстро летел на север, и покрытая снегом земля неслась внизу, точно белая река.

Подлетев ближе, он сделал круг, спустился вниз и в одно мгновение, навсегда врезавшееся в его память, ухватил сразу все подробности происходящего.

Торак увидел людей, тащивших салазки вместе с привязанным к ним Волком. Он напряженно вглядывался зоркими глазами ворона, пытаясь уловить хотя бы мельчайшее движение волчьей лапы. Ему хотелось убедиться, что Волк еще жив. В этот момент один из похитителей остановился: стянул с головы капюшон парки и распустил завязки на шее, чтобы выпустить скопившийся под паркой жар. Торак успел заметить черно-синюю татуировку на груди человека: трезубец, знак Пожирателя Душ!

Из клюва ворона невольно вырвался испуганный крик: Пожиратели Душ! Волка взяли в плен Пожиратели Душ!

И он взлетел, поднимаясь все выше, выше, и тут солнце ослепило его. А ветер резким порывом швырнул его в сторону, пытаясь сбросить на землю.

Все мужество Торака разом треснуло, как тонкий ледок.

Ветер победоносно взвыл.

Острая боль пронзила внутренности Торака — и он снова стал самим собой, падая на землю с огромной высоты.