Чем эта война отличалась от предшествующих?
Получилось так, что Запад больше не знал своих мертвецов, может, потому, что слишком постарел и приближался к пределу, которого не желал видеть, а может, исчерпал свою мечту и искал ей замену. В любом случае ему не хватало шепота мертвецов, без которого никто не может жить достойно, — кто назовет подобающим существование, не получившее доступа к наследию?
Что до меня, мне с самого начала казалось, что исход битвы решится радикальным переписыванием грез истории. Никогда еще убийство не было так близко к тому, чтобы восторжествовать над поэзией.
Жизнь Алехандро де Йепеса началась с убийства его близких, продолжилась насильственной смертью его покровителя и защитника, и он с полным основанием предчувствовал, что ему предстоит пережить и другие преступления. Зато он не знал, что его собственная история имеет свои истоки, возникшие задолго до того, как он увидел свет, — в давнем убийстве, участники которого были ему неизвестны.
Благодаря тому, что убил он не ради наживы, не ради власти, а лишь в силу смутного предчувствия, что его жертва послана дьяволом, этот убийца занимал особое место в цепи судьбоносных убийств, и оставалась надежда, что совершенное им могло оказаться благодеянием.
Возможно ли вообще уклониться от неотвратимости убийства? Надежда и ужас — все это предначертано заранее. Существуют лишь рассказы, лишь вымыслы, и я не стремлюсь узнать их прежде времени.
Темнее ночи
Уже больше двух часов пополуночи, а Алехандро де Йепес с высоты башни своего замка смотрит, как во тьме падает снег. Его только что разбудили, и он не уверен, что понимает происходящее.
— Как давно пошел снег? — спросил он.
— Два часа назад, — ответил Хесус. — За два часа выпало два метра.
— Два метра, — повторил Алехандро. — И ты говоришь, что эти люди пришли, не оставив следов?
— Наши часовые стоят так плотно, что муравей не проскользнет. К тому же ни один человек не может пройти по такому снегу. Не знаю, как они добрались, но точно не по дороге.
— По небу? — спросил он.
— Не знаю, — сказал Хесус. — Они вдруг появились перед нами в большом зале, и один из рыжих, заметив, что сожалеет о снеге, заявил, что ему нужно поговорить с генералом де Йепесом. — Он потер лоб. — Я знаю, мой генерал, с моих слов все кажется странным. Но я готов жизнь прозакладывать, что они не враги.
— Где они сейчас? — спросил Алехандро.
— В подвале, — ответил Хесус. — Так попросил рыжий. Должен заметить, полное впечатление, что он здесь все знает.
Они посмотрели друг на друга.
— Должен ли я велеть им подняться? — спросил Хесус.
— Нет, — ответил Алехандро, — я сам спущусь. — И добавил, развернувшись: — Что-то не так с этим снегом.
— Он падает не как обычно, — сказал Хесус.
Подвал простирался под всем замком. Это было гигантское помещение, освещенное факелами, которые интендант в свое время установил между рядами бутылок. На посыпанном песком глинобитном полу Луис вычерчивал граблями разные фигуры — как подсказывало ему сиюминутное настроение. Они оставались нетронутыми, когда на другой день он ступал по ним, что являлось отнюдь не единственным чудом этого места. Не обязательно быть архитектором, чтобы понять, что целый замок не мог стоять на подобной полости, лишенной всяких опор. Передвигаться там можно было по проходам между старинными медными стеллажами, но никто не знал, когда они были сооружены, да и сама расстановка вин оставалась загадочной. Луис убирал врученную ему бутылку в определенное место, а назавтра находил ее совсем в другом углу. Единственные бутылки, которые можно было без помех доставать из их гнездышек, располагались в конце последней линии, в самой глубине подвала, там, откуда он и взял петрюс на шестнадцатилетие Алехандро. И наконец, в некоторых случаях дверь в помещение оставалась закрытой, а когда она снова открывалась, все там было изменено, и только красота оставалась неизменной. Какой бы факел Луис ни зажег, от него струился радужный свет, отражавшийся в медных стойках и заливавший мерцанием все подземелье от края до края; подвижные линии из светящихся жемчужин обрисовывали в пространстве архитектуру прозрачную и совершенную по форме; переплетение глинобитных песчаных троп погружало в ощущение покоя; Луису приходилось выводить посетителя наружу, иначе тот оставался бы там до конца своих дней.
В ту ночь подвал сиял еще ярче обычного. В наклонных сосудах вино переливалось оттенками бледного золота, и странный свет лежал на полу цвета матового серебра. В полутемном углу они обнаружили троих мужчин, которые горланили как скоты, укутавшись в темные плащи с капюшонами. Видны были огненно-рыжие пряди того, кто смеялся громче всех, а другой, темноволосый, был такого массивного телосложения, что те двое по сравнению с ним казались мелкими шалунишками.
Алехандро кашлянул, встав неподвижно в паре метров от троицы и скрестив руки на груди. На него не обратили внимания. Чужаки отыскали где-то бочку, на которую поставили стаканы и внушительную батарею лучших вин. Разумеется, все трое были вдрызг пьяны. Заметив это, Хесус воскликнул:
— Ах вы, канальи!
Алехандро второй раз прокашлялся, с тем же успехом, что и в первый, пока один из пройдох ласково поглаживал бутылку редкого шампанского, приговаривая:
— А теперь нам не помешают пузырьки.
В то же мгновение его головной убор сполз назад, обнажив такую же огненную шевелюру; отблески от стояков скользнули по заостренным беличьим чертам; потом все опять скрылось в темноте. Сиял только хрусталь стаканов, куда лилось шампанское, на которое молча смотрели Алехандро и Хесус. Что-то было не так, но черт их задери, если они могли сказать, что именно, хотя это точно было связано с самой жидкостью, которую осторожно разливал второй рыжий. Остальные очень сосредоточенно наблюдали за его манипуляциями. Наконец они разом расслабились, и Хесус с Алехандро увидели, как пузырьки устремились в глубину узких бокалов и растворились в маленьком шипучем водовороте.
— Santa Madre [Матерь Божья (исп.).], — пробормотал Хесус.
По иронии обстоятельств, хотя ни покашливания, ни восклицание не отвлекли выпивох, этот шепот заставил их мгновенно обернуться. Первый рыжий встал — не без труда — и ухватился за факел. Он затряс головой, издавая время от времени странные звуки. Однако он, казалось, был вожаком, потому что двое других смотрели на него, ожидая, что он предпримет.
— Сейчас, сейчас, — забубнил он.
Потом с покаянным видом обернулся к своим приятелям. Самый крупный ткнул пальцем в свой карман, и лицо рыжего осветилось, он залопотал: ну да, ну да! — и все трое, запрокинув голову, осушили флакончики, извлеченные из плащей. По мелькнувшей гримасе нетрудно было догадаться, что питье горькое, но самым замечательным оказалось то, что они протрезвели буквально в долю секунды и вскочили на ноги так уверенно, как будто до того и не думали опустошить полподвала, что заставило и Алехандро, и Хесуса заинтересованно приподнять бровь, поскольку оба не чуждались доброй попойки.
Присутствующие снова в молчании посмотрели друг на друга.
Главой отряда был маленький человечек с круглой головой и не менее круглыми глазами, пузатенький, со светлой кожей и бесчисленными веснушками; к этому прилагались солидный двойной подбородок и пышная шевелюра, а также сутулые плечи и курносый нос; одним словом, вид у него был не самый презентабельный. Но не бывает настоящего военного, который не умел бы распознать опасность под невинной оболочкой, и Хесус с Алехандро заметили, что взгляд мужчины свидетельствует о его самообладании, и каким бы безобидным и добродушным он ни казался, было бы опасно его недооценивать, а тем, кто совершил подобную ошибку, скорее всего, осталось не много времени, чтобы над ней поразмыслить, — короче, они видели, что этот симпатичный выпивоха один из своих.
— Я должен вам все объяснить, — сказал мужчина.
Темноволосый здоровяк сделал шаг вперед и коротко поклонился со словами:
— Маркус, к вашим услугам.
Второй рыжий последовал его примеру, также поклонившись:
— Паулус.
Завершил вожак, поклонившись в свой черед:
— Петрус, ваш покорный слуга. — И затем без малейшего смущения добавил: — Не желаете ли немного обратного шампанского?
Зависла пауза. Алехандро по-прежнему стоял со скрещенными руками и суровым лицом, прямой и безгласный, обратив лицо к чужакам. Хесус… Хесус, клянусь, не мог устоять перед предложением испробовать обратного шампанского. Всегда наступает час, когда самый здравомыслящий человек открывает в себе склонность к сумасбродству, тем более когда он уже видел, как ни с того ни с сего испаряются озера, а туманы слагаются на небе в загадочные письмена. К тому же, несмотря на причудливые обстоятельства, эти люди внушали ему доверие.
Алехандро с замкнутым лицом сделал шаг вперед.
Прошло еще несколько мгновений.
Он сделал еще один шаг и улыбнулся.
