— Ребята, Энди очень расстроен. Что произошло? — спросил он.
— У Энди случился срыв, — сказал Ли.
— Просто не стесняйте его, хорошо? — сказал Дамьен, туша сигарету в раковине.
— Он нас не зарежет во сне? — спросил я. И тут послышался голос из подвала.
— Я тебя слы-ы-ы-ышу, — распевно произнес Энди.
— Поеду-ка я обратно в университет, — сказал Пол и направился к двери.
— Трус, — крикнул Ли ему вслед. Дверь за Полом закрылась, и в доме повисла полная тишина.
— Ну и что нам делать? — спросил я у Ли.
— Играть в «Нинтендо»? — предсказуемо ответил он. Мы включили телевизор и приставку и стали тихо играть в «Супер Марио». Я подошел к лестнице, ведущей в подвал.
— Дамьен? Энди? — вежливо позвал я. — Ребята, не хотите поиграть в «Нинтендо»?
Снизу доносились звуки Cocteau Twins.
— Дамьен? — снова позвал я. Он вышел к лестнице, куря сигарету.
— Нет, спасибо, — ответил он и вернулся в свою комнату в подвале. Я сыграл еще одну игру в «Супер Марио» с Ли, потом пошел в комнату, запер дверь и до двух ночи работал над тихим эмбиентом.
Утром я вышел в гостиную. Энди сидел на матрасе, Дамьен стоял у двери в кухню. Рядом с Энди были две банки бензина. Он смотрел в пол.
— Приведи Ли, — тихо сказал он.
Я постучал в дверь Ли. Он открыл, в одних трусах и полусонный.
— Что такое? — зевнув, спросил он, потом увидел банки с бензином. Ли быстро вышел в комнату и скрестил руки на груди; сна у него уже не было ни в одном глазу.
— Энди, что тут творится? — громко спросил он.
Энди по-прежнему смотрел в пол. Дамьен закурил сигарету.
— Тебе точно стоит курить, Дамьен? — спросил я, показав на бензин. Он ничего не ответил.
— Я вчера ночью пошел и купил бензина, — сказал Энди. — Собирался сжечь вас обоих во сне, ребята.
Я посмотрел на Ли, Ли — на меня. Оба мы вознесли безмолвные молитвы богу запертых дверей.
— Но когда я вернулся, двери у вас были заперты, так что я сел тут на матрасе и уснул.
Мы с Ли переглянулись, не зная, что делать или говорить в присутствии психопата, который, возможно, сейчас возьмет и убьет нас на месте. Тишину нарушил Дамьен.
— Мы с Энди поговорили. Ему тут не нравится. Мы съезжаем.
— Ладно, когда? — спросил я.
— Сегодня мы пойдем смотреть квартиры. Так что как только что-нибудь найдем, так сразу.
— Энди, извини, если мы тебя вчера расстроили, — сказал Ли.
— Да, Энди, извини, — добавил я.
— Поздновато для этого, — пробормотал он, не поднимая головы.
— Энди, — тихо сказал Дамьен, — пойдем смотреть квартиры, хорошо?
Энди выпрямился и многозначительно посмотрел на банки с бензином. Потом встал и перевел взгляд на меня и Ли.
— Вы должны были сгореть в огне, — сказал он и ушел в коридор. Дамьен последовал за ним.
— Бл*! — только и смог сказать я, когда они вышли из дома.
— П*здец вообще псих! — добавил Ли.
— Думаешь, он нас слышит? — тихо спросил я.
— Он п*здец псих, — прошептал Ли. — Что нам делать с бензином?
— Не знаю. На улицу выставить?
У нас это было универсальное решение. Если надо избавиться от ужасной книги, или старой пары обуви, или ручки Bic, в которой осталась одна восьмая дюйма чернил, можно просто положить эту вещь на Четырнадцатой улице, и минут через пять кто-то ее стащит в надежде продать и купить на эти деньги крэк. Четырнадцатая улица напоминала грязную речку, которая утаскивала с собой все, что оставляли на берегу. Мы взяли банки с бензином, вынесли их на улицу и поставили на тротуар возле станции линии метро L.
...— Я дам объявление. «Требуются соседи в съемную квартиру. Трехкомнатный дуплекс с видом на закиданную мусором шахту вентиляции. Убийцам-психопатам не беспокоить».
День выдался прекрасным: высокие белые облака на фоне бледно-голубого места. Какой хороший день, чтобы не сгореть заживо.
— Думаешь, он бы действительно это сделал? — спросил я.
— Не знаю, — сказал Ли. — Наверное?
Мы пошли по Четырнадцатой улице на запад.
— Где нам взять новых соседей? — спросил Ли.
— Я дам объявление. «Требуются соседи в съемную квартиру. Трехкомнатный дуплекс с видом на закиданную мусором шахту вентиляции. Убийцам-психопатам не беспокоить».
Глава восьмая
Машинист на линии L
Майкл Элиг был королем ночной жизни Нью-Йорка и лордом-сеньором всех клубных ребят. Он сотворил в нижнем Манхэттене блестящий декадентский мир — за несколько лет до того, как убил и расчленил своего наркодилера и попал в тюрьму. На клубных вечерах Майкла в «Лаймлайте» можно было увидеть тинейджеров-трансвеститов, старых и давно сторчавшихся геев, соревнования по питью мочи, людей, одетых гигантскими курами, буквально ведра наркотиков, валяющихся без сознания на грязных диванах знаменитостей, случайный секс в туалетах и любую другую форму грешного поведения, которую Майкл и его ребята могли выдумать, позаимствовать или украсть.
В Ист-Виллидже бывали беспорядки, люди повсюду умирали от СПИДа, крэка и рук бандитов — а посреди разрушенного города сиял Майкл, испорченный вундеркинд, похожий на херувимчика из Индианы.
Я начал временами работать диджеем в «Лаймлайте» в 1990 году, и мы с Майклом даже стали типа друзьями. «Типа» — потому что я на него работал, а еще потому, что я был натуралом, трезвенником и христианином, а он — геем, наркоманом и, насколько я мог понять, состоял в сговоре сразу с несколькими дьяволами средней руки. У нас было странное дружеское взаимопонимание, и «Лаймлайт» был нашим общим миром.
«Лаймлайт» был церковью девятнадцатого века, которую в начале восьмидесятых переделали в огромный элитный ночной клуб. К концу восьмидесятых он уже растерял былой блеск и считался унылым местом, получавшим основной доход от ретро-вечеринок для туристов. А потом в 1989 году в «Лаймлайте» появился Майкл Элиг и превратил его в место встречи клубных ребят, рейверов и готов. Большинство клубных ребят были горожанами и геями, рейверы — натуралами из пригородов, а готы жили в подвалах среди паутины. Рейверы и клубные ребята обожали техно и экстази, а готы — электронную музыку и старые церкви. В общем, «Лаймлайт» стал домом для всех трех «племен».
На одной из вечеринок Майкла в 1990 году я оказался в задней комнате, окруженный двадцатилетними клубными ребятами и рейверами под экстази и кетамином. Клубные ребята носили обтягивающую диско-одежду с толстым слоем блесток. Рейверы были одеты в гигантские мешковатые штаны и футболки большого размера с изуродованными корпоративными логотипами. Готы во всем черном пили по углам водку. Я стоял перед плексигласовой кабинкой, разглядывая самую прекрасную женщину из всех, что доводилось видеть. Она была танцовщицей гоу-гоу с длинными светлыми волосами и ангельским лицом без единого изъяна. Я был буквально загипнотизирован ее танцем под песню Deee-Lite в теплом оранжевом освещении; тут ко мне подошел Майкл.
— Красавица, а? — спросил он, потягивая коктейль.
— Потрясающая, — согласился я. — Никогда не видел таких красивых женщин.
— Возможно, она в тебя влюблена.
— Что? Правда? — пролепетал я. Танцовщица мило улыбнулась мне.
— Ага. А еще у нее самый классный член из всех, что мне приходилось сосать, — сказал он и ушел. Танцовщица послала мне воздушный поцелуй.
Позже той ночью я увидел, как на главной сцене клуба она пописала в стакан и убедила какого-то обдолбанного биржевого брокера выпить ее (его?) мочу под аплодисменты зрителей и Беспечной курицы Клары. Брокер улыбался во весь рот под дискотечным освещением, его зубы были еще мокрыми от мочи трансвестита, а потом он стал обжиматься с «ней» под музыку Lords of Acid, которую поставил диджей Кеоки.
...Мне выдали очень простую инструкцию: «Встречаемся на линии L в девять вечера в среду. Тащи наркоту и музыку».
Все обитатели мира Майкла Элига в 1990 году были молодыми и счастливыми, и даже дегенеративное поведение казалось чем-то милым и безвредным. Они все принимали невероятное количество наркотиков и занимались сексом с незнакомцами, но все равно выглядели невинными. Майклу каким-то образом удалось создать свободный от последствий островок «не таких, как все», где обитали студенты Нью-Йоркского университета и Технологического института моды, обсыпанные блестками и накачанные метамфетаминами. Я был трезвенником и христианином, так что основная часть декаданса была мне недоступна, но, тем не менее, меня тоже считали за своего — «не такого, как все».
Примерно раз в месяц Майкл организовывал несанкционированную вечеринку: они с его деловым партнером Стивом Льюисом находили какую-нибудь публичную площадку, которой никто не пользовался, брали напрокат большую звуковую систему и приглашали тысячу ближайших друзей покайфовать вне ночного клуба. Они устраивали несанкционированные вечеринки под мостами и в торговых центрах, но в начале девяностого решили повеселиться в вагоне метро. Мне выдали очень простую инструкцию: «Встречаемся на линии L в девять вечера в среду. Тащи наркоту и музыку».
...Когда состав отошел от станции, некоторые из пассажиров, накачавшихся экстази, решили, что будет прикольно проехаться в метро голышом, они сняли одежду и начали плясать голыми и прыгать по сиденьям.
Для меня и Ли это был идеальный вариант, потому что остановка «Третья авеню» была буквально в пятнадцати футах от нашего дома на Четырнадцатой улице. Мы вышли из квартиры в 8:50, спустились в метро и перепрыгнули через турникет, а потом стали ждать на платформе вместе с еще несколькими сотнями человек. Вскоре после девяти вечера на станцию медленно вкатился поезд. Мы увидели, что вагоны уже заполнены сотнями разгоряченных клубных ребят и рейверов, играющих техно на гигантских бумбоксах. Когда открылись двери, мы втиснулись внутрь. Люди дули в свистки, стучали по сиденьям, повисали вниз головой на поручнях, закрепленных на потолке. Поезд не двигался, и каждые несколько минут машинист объявлял по громкой связи: