Глава десятая
Четвертаки на иголках
К лету 1990 года «Марс» превратился в место тусовки рэперов и наркодилеров. Дилеры заходили развязной походкой, заказывали бутылки шампанского и, напившись, совали мятые 20-долларовые бумажки диджеям, чтобы те играли Top Billin’ группы Audio Two или Raw Биг Дэдди Кейна. Наркодилеры приходили ватагами по десять-двадцать человек, и все они были вооружены, так что это были не просьбы, и я ни разу даже не подумал отказать. Когда звучали их любимые песни, наркодилеры отбрасывали свою браваду и на несколько минут превращались в счастливых детишек, подпевая Raw или Scenario.
Еще в «Марсе» собирались молодые негры и латиноамериканцы нетрадиционной ориентации из близлежащих районов. Они приходили в десять тридцать вечера, одетые в легкие вещи, и отплясывали вплоть до закрытия в четыре или пять утра. Им нравились популярные мелодичные хаусовые треки: A Promise, The Poem, Break 4 Love. Когда приходили наркодилеры и требовали хип-хоп, ребята-геи из пригорода выглядели обиженными и даже убитыми горем, но они все понимали. Продавцам крэка нельзя отказывать на улице, нельзя игнорировать их требования и в ночном клубе.
Было даже несколько песен, которые одинаково нравились и дилерам, и ребятам-геям: I’ll House You (Jungle Brothers), Let It Roll (Дуг Лэйзи) и практически все творчество группы De La Soul. Когда диджеи ставили эти песни, на танцполе царила практически идиллия.
Однажды в пятницу в полночь я работал на втором этаже, ставя хаус и хип-хоп, и тут по залу пробежала дрожь. Терренс, официант со второго этажа, подбежал ко мне с сияющими глазами и крикнул:
— Эй, Моби, Кейн здесь!
Я посмотрел на бар — там, словно полубог, стоял Биг Дэдди Кейн с бокалом шампанского в руке. Кейн и Раким были самыми большими звездами Манхэттена; все ставили их пластинки и восхищались ими. Раким, может быть, был чуть лучше как рэпер, но Кейн считался настоящим королем.
В предыдущие несколько месяцев в мою диджейскую кабинку заходили ребята из 3rd Bass, De La Soul и Ultramagnetic MCs. Они напивались, потом брали микрофоны; я ставил инструментальные вещи с обратных сторон синглов, и они читали под них фристайл. Я хотел, чтобы Кейн прочитал рэп под один из моих треков, так что взял в руку микрофон и попытался привлечь его внимание. Он лишь облокотился на стойку бара; со своей прической в стиле «фейд» и в льняном костюме он выглядел как Фрэнк Синатра от хип-хопа, только еще круче.
Через полчаса Кейн ушел, на выходе встретившись с Джо и Дэррилом из Run-DMC. Я глазам не мог поверить. Вот мы, простые смертные, видим трех крутейших рэперов Нью-Йорка, которые жмут друг другу руки в дверях зала. Run-DMC были самыми крутыми звездами хип-хопа на планете, но в 1990 году в Нью-Йорке их уважали совсем не так, как Кейна, Ракима или De La Soul. Несколькими месяцами ранее, впрочем, они выпустили на обратной стороне сингла трек Pause, и он в определенной мере восстановил доверие, утраченное из-за коммерческого успеха. Эту песню ставили Кларк Кент, Дюк оф Денмарк, Ред Алерт — в общем, ее полюбили, и она считалась вполне «санкционированной».
Дэррил прошел к диджейской кабинке и сказал:
— Йоу, парень, дай мне микрофон!
Я тут же послушался. У меня в сэмплере как раз был кусочек из The 900 Number, я поставил его, и он начал фристайл. Большинство рэперов во время фристайла говорят одно и то же — стандартные вещи типа «Oh shit!» или «Поднимаем руки высоко!», но Дэррил был уникумом. Он вырос на фристайле и был просто безупречен. Я перешел к барабанному лупу из Funky Drummer, и он потерялся в потоке — с каждой строчкой этот фристайл становился все круче. Зрители кричали, торговцы крэком плясали и размахивали в воздухе бутылками шампанского, даже сладенькие ребята-геи из Квинса весело улыбались. Потом я поставил инструментал Pause, и толпа просто взорвалась — это был его хит. Дэррил вспотел, в его глазах горел маниакальный огонек. Он исполнял свою партию из песни; зрители кричали и танцевали, я и сам начал танцевать и случайно задел вертушку.
...Я стоял перед толпой, широко раскрыв глаза от стыда, и мне показалось, что душа улетучивается прямо через волосы.
Пластинка сбилась. Не просто заикнулась, а прямо сбилась: иголка подпрыгнула и оказалась в «мертвой» пустой зоне в конце пластинки.
Я убил праздник. Разом уничтожил всю радость. Толпа недовольно гудела, а Дэррил посмотрел на меня с раздражением и презрением.
— Что это за х*йня? — спросил он, бросил микрофон и ушел. Толпа продолжала кричать. Я попытался хоть как-то восстановить атмосферу, поставив I’ll House You, но никто из пятисот человек в зале не хотел танцевать. Наркодилеры громко кричали:
— Белый придурок! Засрал DMC!
Я стоял перед толпой, широко раскрыв глаза от стыда, и мне показалось, что душа улетучивается прямо через волосы. Можно мне спрятаться? Хоть где-нибудь? Подошел официант, похлопал меня по плечу и сказал:
— Братец, ты обосрался.
Я и так знал, что обосрался. Все. Жизнь кончена. Меня уволят, я уеду обратно в Стэмфорд и, может быть, даже смогу вернуться на заброшенную фабрику. Или, может быть, брошу матрас в мамином подвале и буду спать там. Ну хоть такие варианты еще есть.
Я продолжил ставить треки, пусть и без особого энтузиазма, и в конце концов ночь закончилась. Я собрал пластинки и сэмплер и поплелся наверх за гонораром. О тяжелом характере Юки ходили легенды. Он орал на всех, даже на тех, кто на него не работал. Однажды я видел, как он орал на потенциального сотрудника минут пять, не прерываясь. Бедняга стоял, опустив голову, а Юки все кричал и кричал. А ведь он просто пришел на собеседование по работе.
Юки сидел в кабинете с несколькими друзьями. Увидев меня, он сказал:
— Слышал, ты облажался с DMC?
— Да, — смущенно сказал я. — Толкнул вертушку, когда он рифмовал под Pause.
После этих слов я приготовился к худшему. Но Юки улыбнулся и сказал:
— Ха, может, DMC был пьян? Может, это он виноват?
Напряжение тут же спало. Сегодня Юки был в хорошем настроении: судя по всему, подобрал как раз нужное сочетание алкоголя и наркотиков. Так или иначе, он меня не уволил, не пырнул ножом и даже орать не стал. Он просто заплатил мне, и я ушел домой.
Разложив пластинки и аппаратуру по спальне, я пошел к Ли и его друзьям в гостиную; они сидели на матрасе, курили травку и слушали кассету с миксами Кларка Кента. Я рассказал им, что произошло, и они изумились.
— Правда?
— Это что, шутка такая?
А потом кто-то из друзей Ли спросил:
— А ты приклеиваешь четвертаки к иголкам?
— Четвертаки? — переспросил я.
— Ну да, все хип-хоповые диджеи приклеивают четвертаки к звукоснимателям. Они становятся тяжелее и никогда не сбиваются. Можно и пятицентовые монетки использовать, но четвертаки мне нравятся больше.
Так вот в чем хитрость. Приклеивай четвертаки к иголкам, и пластинки никогда не будут заикаться. Я поклялся, подобно Скарлетт О’Харе, если бы она была диджеем с тонкими волосами, а не великосветской дамой довоенного периода, что у меня больше не заикнется ни одна пластинка.
...Местный диск-жокей Моби, больше всего известный тем, как у него заикнулась пластинка, когда самый легендарный рэпер мира читал фристайл, умер на прошлой неделе.
Было уже пять тридцать утра. Я облажался на глазах пятисот человек, включая одну из главных мировых звезд хип-хопа, но меня не выгнали с работы, и я узнал кое-что полезное: к звукоснимателям надо приклеивать четвертаки. Мне уже пора было спать, чтобы покончить наконец с этой ужасной ночью, но для начала я хотел сходить в туалет. Я пошел туда, сел на унитаз и взял туалетную бумагу.
Из втулки рулона выпал огромный таракан и схватился за мой член.
— А-а-а-а! — заорал я, пытаясь прихлопнуть таракана, который все равно упорно держался за мой член и не собирался его отпускать. Наконец мне удалось сбить его в унитаз, и я сразу же спустил воду. В тот момент я послал к чертям свою философию непричинения вреда животным: больше всего мне хотелось отправить этого гигантского таракана-мутанта куда подальше от моего дома и члена.
Я пошел спать, все еще толком не придя в себя после генитальной встречи с гигантским тараканом. Я попытался успокоиться, представив свой некролог в New York Times:
«Местный диск-жокей Моби, больше всего известный тем, как у него заикнулась пластинка, когда самый легендарный рэпер мира читал фристайл, умер на прошлой неделе. Он был сокрушен страхом и унижением после того, как таракан схватил его за пенис. Его смерть оплакивают мать, кот Такер и несколько друзей, с которыми он играл в “Супер Марио”».
