— Ты…
— Отстранен от следующих трех игр? — Алистер пожал плечами. — Если вы думаете, что так будет лучше для команды, то на здоровье.
Он не спеша прошел мимо тренера, бросил клюшку на землю и начал снимать перчатки. Заметив мой взгляд, остановился.
— Что? — вызывающе спросил он.
Я отрицательно помотала головой.
К счастью, судейский свисток избавил меня от необходимости отвечать. Как можно быстрее я вернулась на свою исходную позицию. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы разобраться, где теперь мяч — а он был у клюшки Рэна Фицджеральда. Рэн не такой быстрый, как Алистер, но зато сильный. Он плечом сбил с пути игрока Иствью, но мяч у него отобрали. Однако Бофорт догнал противника и перехватил мяч.
Я недовольно скривилась, настолько хорош был Бофорт. Даже чертовски хорош. Он двигался проворно, подстраивался под шаг противника и не щадил никого, кто вставал на его пути. Из-за шлема я не видела лица, но не сомневалась, что он получает огромное удовольствие от игры. Когда Джеймс на поле, кажется, будто он всю жизнь только и делал, что бегал сквозь толпу соперников с клюшками.
— А ты что тут делаешь? — внезапно раздался позади голос Алистера. Он не только заставил меня вздрогнуть, но и напомнил, зачем я здесь, собственно, нахожусь. Я быстро раскрыла блокнот.
— Я пишу репортаж об игре для Макстон-блога, — сказала я, не поднимая глаз. — Как зовут защитника, который отнял мяч у Рэна?
— Харрингтон, — ответил Алистер. Я чувствовала на себе его взгляд, а тренер Фриман в это время произносил очередную ругательную тираду. Видимо, пока я была занята записями, Бофорт упустил мяч. Иствью снова завладели игрой.
— Давай, Кеш, — тихо произнес Алистер.
Нападающий Иствью подпрыгнул на полметра вверх, чтобы схватить мяч. Приземлившись, он сделал два коротких шага и мощным движением бросил мяч вперед. Все произошло так быстро, что я сначала не поняла, попал он в сетку или нет. Но когда Кешав поднял клюшку вверх, на трибунах со стороны Макстон-холла раздалось громкое ликование. Похоже, тихое заклинание Алистера помогло — он поймал мяч.
— Давай-ка я постою рядом, пока ты пишешь репортаж, — сказал Алистер в тот момент, когда я записывала в блокнот: «Кешав поймал мяч на последней секунде».
Я недоверчиво взглянула на него. Первый раз я видела его вблизи.
— Ты без причины побил другого игрока. Как мне оправдать твои действия?
По его лицу пробежала тень, когда он снова посмотрел в сторону Кешава:
— Кто сказал, что не было на то причины?
Я пожала плечами:
— Со стороны это выглядело так, будто ты не очень-то думал о том, что делаешь.
Алистер высоко подняв бровь:
— Я месяцы ждал момента, чтобы начистить морду МакКормаку. И как только он раскрыл свой рот и начал оскорблять моих друзей, у меня появился отличный повод.
Он смахнул упавший на лоб светлый локон. Тут его взгляд остановился на моих записях. Он поморщился:
— Как ты собираешься это расшифровывать, когда будешь писать статью? Это же невозможно прочитать.
Я хотела поспорить, но он был прав. Обычно у меня нормальный почерк, а если постараюсь, даже красивый. Но с той скоростью, с которой я записывала ход игры, сделать пометки разборчивыми не представлялось возможным. Получились ужасные каракули.
— Обычно мы вдвоем. — Я начала оправдываться, хотя мне было все равно, что Алистер Эллингтон подумает о моем почерке. — А это не так-то просто, одновременно фотографировать и следить за игрой, чтобы потом все записать.
— А почему ты просто не сняла игру на видео? — Звучало так, будто он и правда был заинтересован, а не искал повод посмеяться надо мной.
Я ничего не ответила и подняла фотоаппарат.
Алистер снова поморщился:
— Сколько же лет этой штуковине?
— Думаю, мама купила его перед рождением моей сестры, — ответила я.
— А сколько лет твоей сестре? Пять?
— Шестнадцать.
Алистер заморгал, потом расплылся в улыбке. Сейчас он выглядел совсем не как жестокий игрок в лакросс, несколько минут назад избивший человека клюшкой. Скорее как… ангел. У него были красивые, правильные черты лица, обрамленные светлыми кудрями — он казался абсолютно безобидным. Но я знала, что это не так. Алистер считался одним из лучших друзей Джеймса Бофорта — а значит, он точно не безобиден.
— Подожди минуту, — вдруг сказал он, повернулся и исчез в проходе, ведущем к раздевалкам. Не успела я сообразить, что парень задумал, как он уже стоял передо мной, держа в руках черный айфон.
— В нем хотя и маловато памяти, чтобы снять всю игру, но я могу сделать несколько снимков, — заявил он. Алистер разблокировал экран, открыл камеру и направил объектив на поле. Заметив, что я стою не шевелясь, он поднял бровь:
— А ты смотри за игрой, а не на меня.
Я была так удивлена, что перестала следить за ходом важнейшей игры.
— Ты хочешь помочь?
Он пожал плечами:
— Мне все равно больше нечего делать.
— Это… очень мило с твоей стороны. Спасибо.
— Я старалась, чтобы эта фраза не звучала слишком недоверчиво, но у меня не получилось. Я поверить не могла, что это брат Элейн Эллингтон. Элейн бы не взялась мне помогать. Только высмеяла бы за фотоаппарат и позаботилась о том, чтобы на следующий день об этом знали все.
Я еще какое-то время поглядывала на Алистера краем глаза. Он, казалось, всерьез подошел к новой задаче. Он делал один снимок за другим и лишь изредка опускал телефон, чтобы прокричать команде что-нибудь приободряющее или поругать противников.
Я полностью погрузилась в записи, теперь это было намного легче сделать. Когда к нам подошел тренер Фриман, я сначала подумала, что он хочет прогнать Алистера за плохие слова в адрес нападающего Иствью. Но вместо этого он встал рядом со мной и начал объяснять ход игры и подсказал названия некоторых маневров.
До конца матча оставалось десять минут, пошел дождь. Но это обстоятельство еще больше приободрило болельщиков и игроков. После того, как Макстон-холл решил исход игры благодаря пасу от Сирила Веги к Бофорту, фанаты, казалось, просто слетели с катушек. Тренер издал звериный крик, повернулся к ним и поднял вверх сжатые кулаки.
Я быстро закрыла блокнот и сунула его в рюкзак. Волосы у меня намокли, а челка прилипла ко лбу. Поправлять ее было бессмысленно, а зачесывать назад совершенно не хотелось, так как я унаследовала от отца довольно высокий лоб.
Игроки один за другим трусцой покидали поле, и каждый давал Алистеру «пять» — все, кроме Кешава, который сразу направился к раздевалке, даже не взглянув в его сторону. На лице Алистера промелькнула эмоция, которую я так и не смогла разгадать. Улыбка на мгновение сошла на нет, а взгляд помрачнел и стал будто непроницаемым. Но потом Алистер моргнул, и радостное выражение лица вернулось так быстро, что я подумала: мне все привиделось.
Алистер снова заметил мой взгляд и удивленно поднял брови.
— Спасибо еще раз, — быстро сказала я, чтобы его опередить. Я не знала, будет ли он так же любезен со мной, когда рядом окажутся друзья, и мне совсем не хотелось это проверять. — За снимки.
— Не за что. — Он потыкал в сенсорный экран телефона и протянул его мне. На экране был открыт режим набора номера. — Введи свой, чтобы я скинул тебе фотографии.
Я взяла телефон. Но прежде чем успела набрать свой номер, раздался голос, уже так хорошо мне знакомый:
— Что это вы тут делаете?
Я опешила.
Передо мной стоял Джеймс Бофорт. Он промок до нитки: от дождя русые волосы потемнели и упали на лоб, отчего черты лица его стали еще более угловатыми. В одной руке он держал клюшку, в другой шлем, и, похоже, не особо волновался, что вода стекала с лица, по плечам и дальше смешивалась с грязью, налипшей на трико во время игры.
Я невольно уставилась на его мокрое тело. Этот вид пробудил во мне что-то, не имеющее ничего общего с чувством недоверия и неприязни. И хотя я впервые испытывала нечто подобное, я точно знала, что Джеймс Бофорт — последний человек, к которому я бы хотела это испытывать.
Я решительно отбросила все мысли о том, что это могло бы значить, и попыталась выглядеть как можно более безразличной.
К счастью, Алистер ответил первым:
— Она пишет статью об игре для блога Макстон. — Он взял из моих рук телефон, посмотрел на номер и на имя, под которым я его сохранила. Сомневаюсь, что он до этого знал, как меня зовут. — Я позже пришлю тебе снимки, Руби.
— Супер, большое спасибо, — поблагодарила я, хотя мысленно уже была готова к тому, что он, скорее всего, ничего не пришлет. Как бы сильно он ни удивил меня за последние тридцать минут, он все равно оставался Алистером Эллингтоном.
— Пойду посмотрю, как злится Кеш…
— Он очень зол, — сказал Джеймс и холодно посмотрел на своего друга и на товарищей по команде. — Так же, как и я и все остальные. Я тебе говорил, чтоб ты не трогал МакКормака.
— А я тебя не слышал. — Алистер пожал плечами: — Может, ты и мой капитан, Джеймс, но не моя мама. — Это звучало так, будто ему было абсолютно безразлично, что о нем думает Джеймс, но затем он похлопал его по плечу, и это выглядело как извинение. После этого он повернулся и пошел в раздевалку.