— Чем еще тебе нравится заниматься?
— Я люблю читать.
Крю пристально на меня смотрит.
— Скукотища.
— Без чтения невозможно получить такой средний балл, как у нас, — замечаю я.
— Верно. Но для удовольствия я почти не читаю.
От того, как он произносит слово «удовольствие», меня посещают мысли о…
Порочном.
Чем он занимается ради удовольствия?
— Что еще, Пташка? — спрашивает он тихо. С любопытством.
— Я люблю искусство, — признаюсь я.
— Какое?
— Да любое. Когда тебя всю жизнь таскают по всевозможным художественным галереям, начинаешь ценить то, что видишь. Со временем произведения начинают говорить с тобой. Внезапно у тебя появляется растущий список художников, которыми ты восхищаешься. — У меня вырывается вздох. — Поначалу я противилась. Не хотела ходить в музеи или галереи. Считала, что там скучно.
— В детстве все таким и кажется. Там ужасно скучно, — подтверждает он.
— Именно. Я стала больше его ценить, когда мне исполнилось тринадцать. В некоторые произведения прямо-таки влюбилась. — Уголки моих губ подрагивают в улыбке. — Есть одна работа, которую я открыла для себя пару лет назад и которая стала моей любимой.
Его глаза загораются любопытством.
— И что же это?
— О, да ерунда. — Вообще не стоило в этом признаваться. Ему это неважно. Вовсе нет. — Просто работа, которая меня привлекла.
— Расскажи мне о ней, — подталкивает Крю, и я тут же мотаю головой.
— Это скучно.
— Давай, Рен.
Судя по голосу, он очень на меня раздражен, но, назвав меня по имени, побуждает продолжать.
— Она была создана в 2007 художником, который исследует разные средства и использует разнообразные материалы. Как я читала, в ту пору, когда он создал мое любимое творение, он еще был наркоманом.
— Наркоманом? Кажется, это противоречит твоим моральным принципам, Пташка.
— Сейчас он вылечился. Порой люди совершают ошибки. Никто не идеален, — говорю я, пожав плечами.
— Кроме тебя. — Крю ухмыляется мне. — Должно быть, ты самая безупречная девушка в кампусе.
— Брось. Я точно не безупречна, — подчеркиваю я, негодуя оттого, что он мог так обо мне подумать. Сложно соответствовать стандартам всех вокруг. Родителей. Учителей. Школьниц, которые смотрят на меня с уважением. Даже тех, кто считает меня нелепой.
Крю вообще не удостаивает мои слова вниманием.
— Как выглядит эта картина?
Я сажусь прямо, обрадовавшись возможности о ней рассказать.
— Огромное полотно, покрытое поцелуями.
— Поцелуями?
— Да. Художник просил одну и ту же женщину целовать холст, накрасив губы разными оттенками помады Chanel. — Я улыбаюсь, когда Крю хмурится. — И каждый раз она по-разному целовала холст. То сильнее. То мягче. То разомкнув губы, то плотно сжав.
— Ясно.
— Изначально у полотна не было названия, но в мире искусства оно известно как «Миллион поцелуев в твоей жизни». Папа пытался выкупить для меня картину в качестве сюрприза на день рождения, но ее нынешний владелец не захотел с ней расставаться. Есть еще одна похожая работа, но ее тоже не найти.
— И сколько стоит та, которую ты хочешь?
— Много.
— Ясно, что много. Но могут подразумеваться разные суммы.
— Когда ее выставили на аукционе, она была продана частному коллекционеру за пятьсот тысяч долларов.
Крю фыркает.
— Такую легко купить.
— Нет, ведь владелец не хочет ее продавать. Для него она бесценна. — Я беру телефон. — Хочешь посмотреть?
— Конечно.
Я открываю гугл, и не проходит минуты, как нужная картина появляется на экране. От одного ее вида у меня приятно замирает сердце. Бессознательно, как бывает, когда что-то взывает к тебе, затрагивает глубинные струны души.
Меня никогда не целовали, но могу представить, каково было бы поцеловать мужчину и оставить на его губах след от своей помады. Мне кажется, это так…
Романтично.
— Вот она. — Протягиваю телефон Крю, и он, взяв его, рассматривает картину несколько долгих молчаливых мгновений. — Как тебе? Видишь, она будто колышется? Художник велел женщине прижиматься к холсту губами в определенных местах, чтобы создать такую иллюзию.
— Вижу, — говорит он, с прищуром всматриваясь в экран.
— Разве не прекрасно? — В моем голосе сквозит тоска, что случается всякий раз, когда я говорю о своем любимом произведении искусства. Я до сих пор разочарована, что оно не мое. Отец очень старался, чтобы картина стала отправной точкой моей коллекции.
А когда не смог ее достать, то купил другую картину того же художника. Она красивая, но не та, самая желанная.
— Думаю, ты бы и сама могла легко ее воссоздать. — Крю возвращает мне телефон.
— Но я не желаю ее воссоздавать. — Я смотрю на экран, на обожаемое мной полотно с отпечатками помады. — Я хочу эту.
— Сколько у тебя помад Chanel?
— Нисколько. Я редко пользуюсь помадой. — Только бальзамом для губ и тушью. Пожалуй, этим и ограничивается мой макияж.
— С такими-то губами можно не скупиться на помаду, — замечает Крю.
По венам разливается незнакомое ощущение, и я остро осознаю, что он сейчас внимательно рассматривает мои губы.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебе никто никогда не говорил?
— О чем?
Крю протягивает руку и касается большим пальцем уголка моих губ, ненадолго его задерживая. От этого едва уловимого прикосновения по моему телу бегут мурашки.
— У тебя сексуальные губы.
Глава 13
Крю
У нее мягкие губы. А ее взгляд?
Ужасно сексуальный.
Меня одолевает искушение. Соблазн сделать многое. Обвести ее полную нижнюю губу пальцем. Испытать ее пределы, узнать, как она отреагирует на мои прикосновения. Что бы она сделала, если бы я сунул палец ей в рот? Перепугалась? Укусила бы меня? Или сомкнула вокруг него губы, удерживая на месте? Может, даже прикусила бы его? Пососала?
Ну да, этому точно никогда не бывать.
Я неохотно убираю палец от ее рта и опускаю руку на парту. Рен пристально смотрит на меня, не моргая, зеленые глаза широко открыты.
— Ч-что ты имеешь в виду?
— Ровно то, что и сказал, Пташка. У тебя ужасно сексуальные губы.
Рен поднимает руку и дрожащими пальцами дотрагивается до уголка губ, где я к ней прикоснулся.
— Я никогда не думала о них в таком ключе.
— Предполагаю, что ты вообще не видишь в себе ничего сексуального.
— Нет. — Рен мотает головой. — Правда не вижу.
— А ты никогда не думала воссоздать свою любимую картину? Накупить кучу помад, а потом снова и снова целовать чистый холст? — Если бы мне пришлось за этим наблюдать, я бы кончил прямо в штаны, будто вообще себя не контролирую, а такого не случалось уже очень давно.
Есть в этой девушке нечто такое, что вызывает у меня желание отпустить всякий контроль.
Она издает тихий смешок.
— Нет, никогда даже не задумывалась об этом, представляешь?
Представляю. Я бы с удовольствием посмотрел на сексуальный отпечаток ее губ, оставленный на холсте в разных цветах.
— Так подумай об этом, — говорю я, намеренно сохраняя спокойный, небрежный тон. — Может, из этого выйдет твой следующий проект.
— Мне сейчас и так хватает проектов. Включая этот. — Рен постукивает карандашом по моей руке. — У тебя еще есть ко мне вопросы? Урок почти окончен.
Черт, рядом с ней время пролетает слишком быстро.
— Есть еще один.
— Какой?
— Хотя я уже об этом спрашивал.
Выражение ее лица становится настороженным, с губ срывается вздох.
— Давай. Наверняка я дам тебе тот же ответ.
— Вообще-то ты мне так и не ответила.
— О, как грубо с моей стороны.
Вот же. Удивительно, что она не стала за это извиняться.
— Пообещай, что в этот раз ответишь, — я приподнимаю бровь.
— Возможно, — произносит Рен с опаской. Умный ход.
— Ладно. — Я наклоняюсь вперед и смотрю ей в глаза. — Тебя когда-нибудь целовали? Ответь честно, Пташка. Скажи правду. Мне ужасно хочется знать.
Она опускает голову, потупив взгляд в парту.
— Тебя это вообще не касается.
— Так ответила бы только та, кого никогда не целовали. — Она не реагирует. — Ну же, скажи мне. Ты никогда не чувствовала прикосновения чьих-то губ к своим?
Рен все так же молчит.
— Теплых губ, которые сливаются с твоими снова и снова?
Все равно тишина.
— Первое касание чужого языка, который проскальзывает к тебе в рот? Кружит. Исследует. Руки начинают блуждать… — Мой голос стихает, а от нее все равно никакой реакции. Рен замерла, опустив голову и спрятав лицо за длинными темными волосами. — А в следующий миг эти руки пробираются под твою одежду, прикасаются к тебе…
— Перестань, — шепчет она, а затем поднимает голову, открывая покрасневшие щеки.
— Так каков твой ответ, Рен?
— Нет. Ясно? Теперь доволен? Меня никогда не целовали. Но пожалуйста… сохрани это в тайне.
Меня переполняет желание сейчас же ее поцеловать, но я подавляю его.
— А ты хочешь этого?
— Конечно. Просто… со мной это еще не произошло.
— Почему? — Я бросаю взгляд на ее руку, на чертов бриллиант, который подмигивает мне. — Потому что дала обещание отцу?
— Все не так. — Рен качает головой. — Ты не поймешь.
— Так объясни, пожалуйста. Я очень хочу понять.
— Слушай, просто никто не интересовался мной настолько, чтобы возникло желание меня поцеловать. Да и меня никто так не интересовал.
— А что, если я скажу, что заинтересован, — выпаливаю я, будто не контролирую ни свои мысли, ни чувства. Не стоило этого говорить. Момент кажется слишком реальным, слишком откровенным.
Я должен был припугнуть ее, чтобы она никому не разболтала о том, что видела, но даже не заикаюсь об этом. Больше нет. А что еще более странно? Меня уже не беспокоит, что она нас сдаст. Не сдаст.
Я это чувствую.
Рен закатывает глаза и пытается перевести мои слова в шутку.
— Брось. Уж ты точно не хочешь меня целовать.
— Откуда ты знаешь? — Я наклоняюсь ближе, и меня окутывает ее пьянящий аромат. — Значит, позволишь Ларсену тебя поцеловать?
— Что? Нет. — Рен снова нервно посмеивается. — Только не после того, что ты мне рассказал.
— Умница, — тихо бормочу я и замечаю, как сияют ее глаза от моего одобрения. — Ты должна держаться подальше от этого ублюдка.
— Это может оказаться непросто, потому что завтра я иду на ужин к нему домой.
— Не позволяй ему остаться с тобой наедине. — Я ужасно ревную из-за того, что Рен проведет субботу с этим придурком Ларсеном. — Пообещай мне, Пташка. Меня не будет рядом, чтобы за тобой присматривать.
— Можно подумать, мне нужно, чтобы ты был моим сторожевым псом. Не забывай, что сам несколько дней назад гнался за мной и пытался на меня напасть, — напоминает она.
— Напасть? — Я рад, что она говорит тихо и ее никто не слышит. — Мне кажется, случившееся тебе слишком понравилось, чтобы это можно было считать нападением.
Рен вся краснеет.
— Ты ужасен.
— Но тебе это нравится.
— Да не особо.
— Немножко? Ну давай, можешь признаться.
— Недостаточно, чтобы радовать тебя утвердительным ответом. — Она безмятежно улыбается. — Перестань допытываться, Крю. Тебе не к лицу.
Мы улыбаемся друг другу, и это… странно. По-хорошему странно. Со смыслом «возможно, эта девушка нравится мне сильнее, чем я хочу признавать».
Звенит звонок, вырывая нас из совместного транса, и Рен, подскочив на месте, сразу тянется за рюкзаком. Я наблюдаю, как она убирает вещи, застегивает его и, закинув на плечо, встает из-за парты.
Конец ознакомительного фрагмента