Я ни за что не позволю отцу вмешиваться в мои отношения. Как проще всего этого избежать?

Вообще в них не вступать.

Я думаю о своем двоюродном брате Уите. О том, как он стал виновником небольшого скандала на последнем году учебы в школе «Ланкастер» вместе с девушкой, на которой скоро женится. У них внебрачный ребенок, а для Ланкастеров это величайший скандал. Моя мать называет будущую жену Уита отребьем, но так всегда и бывает с семьями вроде нашей. Репутация опережает нас и порой оказывается запятнана.

Причем нередко.

А невеста Уита никакое не отребье. Она влюблена в него, да и вообще никто не способен выносить выходки Уита так, как Саммер.

Рен приближается, и я расправляю плечи, стараясь поймать ее взгляд, но она, как и всегда, отказывается на меня смотреть. Я едва не смеюсь, пока она желает доброго утра Малкольму. Эзре.

Мне она не говорит ни слова, когда проходит мимо и направляется в здание, даже не оглянувшись. За ней спешат девчонки помладше и все как одна глядят на меня большими выразительными глазами.

Как только дверь закрывается, Эзра снова начинает хохотать, хлопая себя по коленке.

— Как долго ты уже пытаешься привлечь внимание этой девушки, а она в упор тебя не замечает? Брось ты это.

Неужели они не видят, что мною движет вызов? Неужели не понимают этого?

— Она, между прочим, устраивает вечеринку, — сообщает Малкольм, как только стихает хохот Эзры.

— По какому поводу? — с раздражением спрашиваю я.

— По поводу своего дня рождения, Господи, — Малкольм качает головой. — При всей твоей предполагаемой одержимости Рен Бомон ты очень мало о ней знаешь.

— Я не одержим, — оттолкнувшись от колонны, подхожу ближе к друзьям, желая выведать все подробности. — Когда пройдет вечеринка?

До зимних каникул осталось три недели, и мы усердно занимаемся проектами и готовимся к экзаменам в конце последнего осеннего семестра, а сил уже почти не осталось. Я больше не надрываюсь ради оценок, потому что не собираюсь поступать в колледж после окончания школы. В сентябре мне исполнилось восемнадцать, и стал доступен первый из моих трастовых фондов. К тому же братья хотят, чтобы я работал с ними в их компании, занимающейся недвижимостью. Зачем поступать в колледж, если я могу получить лицензию на риелторскую деятельность и завоевывать мир, продавая шикарные дома или огромные корпорации? Мои братья занимаются как жилым, так и коммерческим сектором.

На самом деле я бы предпочел после окончания школы отправиться на год или два в путешествие по миру. Вообще не работать. Проникаться культурой и кухней. Пейзажами и историей. В итоге я вернусь в Нью-Йорк и займусь получением риелторской лицензии, а потом настанет время присоединиться к бизнесу братьев.

У меня есть варианты, что бы там ни думал мой старик.

— Вообще ее день рождения в Рождество, но она упоминала, что устроит вечеринку на следующий день. В День подарков [Второй день Рождества в Великобритании.], — рассказывает Малкольм. — Смею добавить, самый недооцененный праздник.

— Как по мне, он выдуман британцами, чтобы продлить выходные, — бормочу я.

— Британский эквивалент черной пятницы, — добавляет Эз с ухмылкой.

Малкольм показывает нам средний палец.

— Что ж, если она устраивает вечеринку, то я точно иду.

— Я тоже, — встревает Эз.

Я хмурюсь.

— Вас, придурков, приглашали?

Малкольм фыркает.

— Конечно. А тебя, я так понимаю, нет?

Я медленно мотаю головой, потирая подбородок.

— Она со мной и словом не обмолвилась, а уж на свой день рождения точно не пригласит.

— Восемнадцать лет — и нецелованная, — Эзра повышает голос, пытаясь говорить как девчонка, но у него ничего не выходит. — Ты должен пробраться на вечеринку и поцеловать ее, Ланкастер.

— Это если ей повезет, — манерно замечаю я, хотя мне нравится его идея.

Даже слишком.

— Бомоны нереально богаты, — напоминает нам Малкольм. — При всех этих бесценных произведениях искусства, развешанных у них на стенах, на вечеринке будет первоклассная охрана. К тому же папаша сторожит ее, как чертов ястреб. Оттого и кольцо обещания у нее на пальце.

Эзра притворно содрогается.

— Как по мне, так это жутко. Обещала себя папочке? Заставляет задуматься, что не так с этой семейкой.

Мне совсем не нравится, куда меня заводят мысли после слов Эзры. Очень надеюсь, что в семье Бомонов не творится никаких странностей или, осмелюсь подумать, инцеста. Сильно в этом сомневаюсь, но я не знаю ни саму Рен, ни ее семью. Знаю лишь то, что вижу собственными глазами, но это отнюдь не так много, как мне бы хотелось.

— Многие девчонки в школе носили кольца обещания, которые им подарили отцы, — говорит Малкольм. — Все они повторяли за Рен. Помните? Была целая компания из нашего класса и девятиклассниц, когда мы учились в десятом.

Меня переполняет раздражение.

— Этот тренд сгинул медленной мучительной смертью. — Почти уверен, что Рен единственная до сих пор носит кольцо.

— Точно, — тянет Малкольм с гадливой ухмылкой. — Теперь они — кучка шлюшек, изнывающих по нашим членам.

Я посмеиваюсь, хотя не вижу в его словах ничего забавного. Малкольму присуща манера оскорблять женщин, которая очень меня злит. Да, мы все превращаемся в мудаков-женоненавистников, когда проводим время вместе, но никто из нас, в отличие от Малкольма, не называет девушек шлюхами.

— Какое унизительное слово, — замечает Эзра, привлекая наше внимание. — Мне больше нравится «потаскуха». «Шлюшка» — это как-то… мерзко.

— А «потаскуха» — нет? — смеется Малкольм.

Мы уходим от темы. Мне нужно вернуть разговор к Рен.

К милой маленькой пташке, которая боится гадкого злого кота с острыми клыками.

То есть меня.

— Если она правда устраивает вечеринку, то я хочу получить приглашение, — твердо заявляю я.

— Мы не можем сотворить чудо, — Эзра беззаботно пожимает плечами. Но ему-то что? Его и так уже пригласили. — Возможно, тебе стоит попробовать более мягкий подход к Рен. Хоть раз будь милым, а не отпетым мудаком.

Едва увидев ее, я сразу хмурюсь. Как я могу быть с ней милым, если мне только и хочется, что хорошенько ее отделать?

Отделать — в смысле оттрахать до потери сознания. Стоит увидеть ее, и на меня тут же накатывает вожделение. Я возбуждаюсь, когда наблюдаю, как она сосет леденец, обхватив его губами. Для всех остальных она милая, нежная Рен.

Я же вижу ее другой. И хочу ее… по-другому.

Не знаю, как еще это объяснить.

— Да он становится таким от одной мысли о ней, — заключает Малкольм.

— Он безнадежен. Бросай это дело, приятель. Она не для тебя.

Да что Эзра вообще знает? Я же Ланкастер, черт возьми.

Я могу добиться чего угодно.

Например, трахнуть девственницу.

Глава 2

Рен

Как только двойные двери с лязгом захлопываются у меня за спиной, я оборачиваюсь через плечо в попытке рассмотреть Крю Ланкастера через матовое стекло. Но мне удается разглядеть только его русую голову и головы его друзей. Малкольма и Эзры.

Они не пугают меня так, как Крю. Малкольм — настоящий любитель пофлиртовать с явно присущей ему порочной стороной. Эзра всегда ищет повод посмеяться.

А Крю просто стоит с задумчивым видом. Это его фишка.

И мне она не нравится.

Я мрачнею от своих мыслей — последняя показалась мне особенно неуместной, а я не допускаю подобного…

— Рен, сядешь сегодня с нами за обедом? — спрашивает одна из девчонок.

О, стоит подумать о Крю, и я забываю обо всем, что происходит вокруг. Например, о том, что сейчас за мной по пятам ходят четыре девятиклассницы.

Слегка улыбнувшись девочке, которая предложила пообедать с ними, я отвечаю:

— Простите, но сегодня в это время у меня назначена встреча. Может, в другой раз?

Разочарование, которое они испытывают из-за моего отказа, почти осязаемо, но я все равно улыбаюсь. Все нерешительно кивают в унисон, а потом переглядываются и ускользают, не сказав мне ни слова.

Очень странно иметь свой фанклуб, притом что я ничего не делаю, а просто… живу.

Судорожно выдохнув, я иду по коридору. Бремя, которое эти девушки неосознанно возлагают на мои плечи, ожидая от меня безупречности, порой кажется неподъемным. Они вознесли меня на такой высокий пьедестал, с которого легко скатиться вниз. В итоге я стану для всех разочарованием, а этого мне хочется меньше всего. Да и им тоже.

Нужно поддерживать имидж, и порой кажется, что это…

Невозможно.

Быть образцом для подражания для стольких девушек — огромная ответственность. Для растерянных девчонок из богатых семей. Девушек, которые просто хотят вписаться и найти свое место. Чувствовать себя нормальными и учиться, как обычные подростки, в старшей школе.

Конечно, это элитная частная школа, куда поступают только представители высших слоев общества, поэтому в нашей жизни нет ничего нормального, но все же. Мы стараемся сделать ее настолько обыкновенной, насколько это возможно, потому что некоторым из нас приходится нелегко, как и всем людям. При всех проблемах с самооценкой, учебой и ожиданиями, которые на нас возлагают наши семьи, друзья и учителя, мы чувствуем себя невидимыми, чужими.