9

Лето 1969 года, Линчёпинг и его окрестности

Мир похож на кинопроектор, включенный при помощи глаз, потому что когда глаза закрыты, изображение отсутствует. И мальчик в четыре года начинает чувствовать свои собственные глаза. Глубокие, синие и огромные, как глыбы, они посажены на идеальном расстоянии друг от друга на черепе восхитительной формы. Йерри понимает, что можно делать с этими глазами. Их можно широко раскрыть, и тогда случаются самые удивительные вещи, например воспитательницы в детском саду могут позволить ему делать то, что он захочет.

Его мир по-прежнему прост. Что знает он о том, что именно в этот день на тропические леса обрушились тонны напалма и «агента оранжа» [«Агент оранж» (англ. Agent Orange) — синтетическая смесь, применявшаяся американцами во время войны во Вьетнаме для уничтожения растительности.], и люди в ужасе забились в пещеры глубоко под землей в ожидании, когда огненное желе проникнет и туда, чтобы уничтожить их.

Для него теплое — это теплое, а холодное — холодное, и выкрашенная черной краской медная труба, торчащая из красной шершавой деревянной поверхности, настолько горяча, что обжигает ему пальцы. Но это не опасно, это приятно и порождает в нем чувство защищенности, и в то же время наводит на него страх, потому что тепло напоминает ему о том, что все когда-нибудь закончится.

Многое происходит в этой жизни: ездят автомобили, ходят поезда, сигналят лодки на Стонгоне [Стонгон — река в окрестностях Линчёпинга.].

Он лежит в саду у своего деда и вдыхает запах травы, глядя на свои зеленые колени. Вечерами, когда налетают комары, дедушка ставит на землю ярко-голубой таз. Вода в нем теплая, а воздух вокруг холодный. А потом мальчик снова убегает от ревущего монстра, поглощающего растительность и источающего резкий запах. Папа потеет, когда ведет его. Ножи кусают мальчика за пятки, а широкая черная пасть извергает срезанную зелень. Но это не игра, и даже глаза мальчика не могут разжалобить отца. Папа разворачивает монстра и гонит сына по саду с криком: «Ну, сейчас я отрежу тебе ноги, я отрежу тебе ноги!» И мальчик убегает к лесной поляне, чтобы не слышать больше звука газонокосилки.

Но на кухне, возле мамы с бабушкой, глаза снова помогают ему, и он понимает, что булочки лучше всего есть свежими, пока в них не проник запах плесени, пропитавший пол в доме.

После работы отец вернется домой с пакетами, в которых что-то звенит, и теперь мама наконец успокоится. У нее, как и у бабушки, поднимется настроение сразу, как только он принесет эти пакеты. А потом они будут радоваться, но как-то не по-настоящему.

Вечером через открытую дверь от холодной лестницы исходит металлический запах, а мальчик играет в песочнице со стеклянными шариками разных расцветок, пока рядом не появляется другой мальчик.

Прочь. Тебя не должно там быть. Рука Йерри поднимается и обрушивается мальчику на нос, из которого хлещет кровь. Мальчик ревет и тоже бьет Йерри, а тот в ответ кричит ему «ничтожество!», а не «он меня ударил», и от этой лжи Йерри почему-то становится легче.

В его несложном мире в картонной коробке возле качелей лежит мертвая кошка. Когда-то он угощал ее сливками.

Есть чувства, витающие в двухкомнатной квартире, вопросы, которые ему задают. «Ты знаешь, что мы живем в Берге? Что папа работает на «Саабе»? Что он собирает там самолеты, летающие быстрее звука?» И снова этот смех. Они сидят на пестром оранжево-коричневом диване, каждый вечер ему застилают там постель, и пьют из бутылок, которые всегда есть у них в пакете. Они громко разговаривают, и воздух становится сладким и неприятным, смотрят на черно-белые фигуры людей на экране. А потом мама как-то по-особенному поднимется, словно взлетит с дивана, и они будут танцевать. Взрослые делают это, только когда пьют, и ему нравится смотреть, как мама танцует. А вот папа снова начинает его гонять, и газонокосилка хватает мальчика за лодыжки и руки. Вот четырехлетний Йерри выскальзывает из незапертой квартиры наружу, в большой мир, который полон жизни и ждет своего завоевателя. Кошка должна быть похоронена; качели должны взлетать к небу; машинам и поездам нужны водители. Люди не должны лежать в блевотине и болеть, и он не должен убегать от кого-то.

Йерри кричит.

Неистовствует.

Рисует мелом на стенах.

А потом отец берет спички и поджигает этот мир. Мальчик смотрит, как горит на песке деревянная лодка, и пламя навевает на него незнакомые чувства, не имеющие, может быть, названия, пока от лодки ничего не остается, кроме тлеющего каркаса на пустынном берегу в окружении обожженных досок.

Мальчик помнит папино отчаяние. Спасаясь от пьяного отца, он забивается за батарею под окном в гостиной. Мама устало закрывает глаза.

К боли нельзя привыкнуть, она каждый раз особая. Но эта жизнь никак не может оформиться, устояться, и, наверное, поэтому не все так безнадежно.

Ночью мальчик лежит в своей постели. Он не спит. В августовском вечернем воздухе чувствуется дыхание первых осенних холодов.

Йерри уже сейчас знает, что есть другая жизнь, но он не думает о ней, он слишком занят своим несложным миром. Закрывает глаза и представляет себе, как убьет отца лучами, исходящими из больших, словно глыбы, синих глаз. Йерри заставит замолчать эту косилку, и ее ножи больше не будут кусать его за пятки.

10

Глаза, такие же черные, как вода, кажется, подмигивают Малин, когда голова покачивается на едва заметных волнах. Желтый плащ будто светится.

В голове у нее шумит.

В машине возле лесной поляны лает собака. Звук похож на приглушенные пушечные выстрелы, словно доносящиеся изнутри скороварки. Когда они приехали, собака стояла на краю рва и лаяла как одержимая, однако дала увести себя вниз, к автомобилю.

Гав, гав…

Что видит в воде этот глаз? Что последнее он видел в жизни? Эта голова, разевающая рот, в окружении маленьких, похожих на червячков, рыбок, и голова Малин, раскалывающаяся от боли, — вот две вещи, придающие этому дню его собственную логику, структуру, неповторимую и сумасшедшую.

Скугсо. Она много раз проезжала мимо, но никогда раньше не видела замка: как-то не приходилось заезжать ни в лес, ни на поля. Хотя она разглядывала его снимки в книге о шведских замках и усадьбах, находившейся в библиотеке родителей в квартире возле Инфекционного парка. Обыкновенная каменная коробка с претензиями, хотя от нее действительно веет каким-то странным величием.

Линии прямые, украшения почти незаметны. Исполненная смирения декорация для драмы, которая разыгрывалась здесь на протяжении многих веков.

Малин Форс сидит на корточках на берегу рва. Огромные каменные глыбы, отсеченные, должно быть, от древних докембрийских пород, отвесно спускаются к воде, на поверхности которой дрожит зеленый свет фонарей. Сотни маленьких рыбок, не больше мальков и черней самой воды, косяками ходят вокруг тела.

Малин застегнула черную куртку из гортекса до самого верха, надвинула капюшон почти на лицо. На ней несколько утепленных рубашек, тем не менее она мерзнет, чувствуя удары тяжелых капель о ткань. Сегодня, заехав за Малин, Харри поинтересовался, не купила ли она свою допотопную куртку в секонд-хенде, а когда увидел ее джинсы, ухмыльнулся: «Восточноевропейская мода — это всегда актуально». Однако он оставил без комментариев то, что забирает ее у дверей ее дома на Огатан, хотя мог бы поинтересоваться, что она там делает.

На морозе мысли быстро прояснились и взгляд сфокусировался на теле, плавающем на поверхности воды, на светлых волосах и на смотревшем на Малин глазе.

Заспанный Харри рядом.

— И как, черт возьми, мы его поднимем? — спрашивает он.

— Надо пригласить водолазов из пожарной команды.

Об обнаружении трупа в полицейский участок сообщили в 8:15. Когда в квартире Форс зазвонил телефон, она выходила из душа. Уже по звуку звонка Малин поняла, что произошло нечто важное, словно аппарат наделен сознанием и может менять тон сигнала в зависимости от обстоятельств.

— Звонили какие-то крестьяне и сообщили, что нашли убитого человека возле замка Скугсо, — сообщил ей Харри.

Малин быстро оделась, и они отправились в южном направлении.

Харри заметил, что у нее пахнет изо рта и она плохо выглядит. Поинтересовался, не пьет ли, но Малин ответила, что только выпила немного текилы перед сном, и пошутила насчет того, что у него отличный нюх.

Они прибыли на место первыми. Лишь только припарковались у лесной опушки, как большие замковые ворота открылись и им навстречу вышли два человека. Малин знала, что это крестьяне-арендаторы Ингмар Юханссон и Ёте Линдман.

Они ждали, пока Малин и Харри, осторожно, стараясь не оставлять следов на месте преступления, уводили собаку. Потом объяснили, что должны были охотиться с Йерри Петерссоном на косуль, но он не встретил их в нужное время, а потом они обнаружили, как им показалось, его труп во рву.

— Точно было трудно разглядеть, — сказал Юханссон.

— По это он, — возразил Линдман. — У него был такой же плащ.