Разумеется, после того, как Шэнь Цинцю изъявил желание удалиться в пещеры Линси, Юэ Цинъюань не стал ему препятствовать — однако улыбка тут же застыла на губах главы школы.

Эта перемена не укрылась от Шэнь Цинцю, но странное чувство, промелькнув подобно паутинке, тотчас растаяло.

— Это ради собрания Союза бессмертных? — участливо спросил Юэ Цинъюань.

— Именно, — согласился Шэнь Цинцю.

Однако дело было не только в грядущем собрании: столкнувшись с Кожеделом, он всецело осознал всю важность добросовестного самосовершенствования. В этом мире он может рассчитывать хоть на какое-то будущее, только если научится владеть своей силой, ведь нельзя полагаться на то, что ему и впредь будут попадаться столь же низкоуровневые боссы с IQ ниже среднего?

Перед тем как уйти в затвор, Шэнь Цинцю призвал к себе Ло Бинхэ, чтобы дать ему правильное пособие по начальному духовному совершенствованию.

— Почему учитель даёт этому ученику совсем другое пособие? — удивился мальчик, принимая его.

— Поскольку строение твоего тела немного иное, нежели у остальных учеников, тебе не следует тренироваться по обычному пособию, — с абсолютно серьёзным видом изрёк полную чушь Шэнь Цинцю.

Он не хотел открывать Ло Бинхэ правду о том, как оригинальный Шэнь Цинцю подал Мин Фаню идею снабдить младшего товарища поддельным пособием по совершенствованию. Пусть рано или поздно Ло Бинхэ узнает и это, но хотя бы не от него.

Глядя на удаляющуюся фигуру учителя, Ло Бинхэ сжимал в руках новое пособие, переживая настоящее душевное потрясение.

Учитель самолично дал ему это пособие!

Невзначай обернувшись, Шэнь Цинцю увидел, что его ученик по-прежнему не двигается с места, будто остолбенев. Мужчина задумчиво потёр лоб и пошёл дальше.

Хоть он не знал, о чём думает Ло Бинхэ, тот определённо думал слишком много…

Извилистая тропа уводила в сокровенные глубины пещер Линси. Миновав бесчисленное множество поворотов, Шэнь Цинцю погрузился в совсем иной мир. В пещеры не проникало ни единого луча лунного света, ни единого дуновения ветерка, зато там царили покой и приятная прохлада. Камень, белый, словно облако, бирюзовый, будто оперение зимородка, образовывал множество больших и малых удивительной красоты лож. В центре пещеры пруд кристальной зеленоватой воды отражал этот неземной пейзаж подобно зеркалу.

Единственным недостатком можно было счесть то, что уходящие в затвор явно не уделяли достаточного внимания сохранению этого места общественного пользования: стены сплошь испещряли сколы и борозды как от лезвия меча, так и от его ци, а также сливающиеся друг с другом пятна почерневшей от времени крови.

То была лишь одна из множества пещер, но, хоть она немного напоминала сцену зверского убийства, Шэнь Цинцю, которого это место полностью устраивало, не собирался искать другое. Опустившись на каменное ложе, он предался совершенствованию духа и тела согласно заученным наизусть древним канонам.

Однако, похоже, все божества этого мира объединились в намерении помешать ему честным образом грести свои баллы притворства: спустя некоторое время его медитация была прервана какими-то странными звуками.

Тяжёлое дыхание.

Тяжёлое дыхание человека, изнемогающего от боли.

В то же время этот человек излучал сумасшедшей силы волны духовной энергии.

Хорошо же. Шэнь Цинцю понимал, что происходит.

Пещеры Линси столь велики — разумеется, Шэнь Цинцю не был единственным, кто удалился сюда. Вот только мало того, что он был не один, — его товарищ по совершенствованию ещё и умудрился слететь с катушек, вступив в критическую стадию искажения ци.

«Я! Лишь! Хотел! Совершенствоваться! В! Уединении! И! Немного! Прокачать! Свои! Боевые! Навыки! Только! И! Всего! И что же, мне и этого сделать не дадут? И! Этого! Не! Дадут!» — неистовствовал про себя мужчина.

Тут же распахнув глаза, Шэнь Цинцю решил взглянуть, в чём там дело, а потому двинулся в ту сторону, откуда раздавались звуки и расходились волны духовной силы; они становились всё более отчётливыми по мере того, как он делал всё новые повороты на этом извилистом пути.

Когда Шэнь Цинцю наконец достиг другой пещеры, то узрел стоящую спиной к нему фигуру в белом. Вонзённый в стену длинный меч по самую рукоять ушёл в камень.

Духовная энергия меча хаотично металась по пещере. Покрытый пятнами крови человек в белом выглядел как жертва, но вёл себя подобно безжалостному убийце.

Этот человек пребывал во власти искажения ци чудовищной силы!

Шэнь Цинцю тут же принялся размышлять, основываясь на своих поверхностных знаниях, слава которых была явно преувеличена: если он сумеет привести в порядок поток духовной энергии этого человека, то это в конечном счёте поможет ему или нанесёт новый удар, лишь усугубив его состояние? При этой мысли Шэнь Цинцю бросил беглый взгляд на рукоять меча, вибрирующего от вышедшей из-под контроля духовной энергии.

Тем временем клинок с пронзительным звуком понемногу высвобождался из стены, беспрерывно источаемое рукоятью серебристое сияние высветило слова заговора и узор: луань и феникс [Луань и феникс 鸾凤 (luánfèng) — луань фэн — самка и самец феникса, обр. в знач. «неразлучная супружеская пара».].

Шэнь Цинцю с первого же взгляда опознал этот меч — а также его владельца.

Твою ж мать!

Надо же было ему из всех людей наткнуться именно на этого человека!

Если прежде он желал помочь ему, то теперь только и мечтал о том, чтобы удрать от него, спасая свою жизнь. Однако было слишком поздно: облачённый в белое мужчина уже повернул голову, обнаружив присутствие Шэнь Цинцю!

Сейчас Шэнь Цинцю меньше всего хотелось в восторге восклицать: «Какой красавчик!» — ведь когда этот самый «красавчик» со вздувшимися на лбу венами глядит на тебя налитыми кровью глазами, тебе только и остаётся, что бухнуться перед ним на колени, так ведь?!

Взмахнув рукавами, Шэнь Цинцю ударился в бегство. Облачённый в белое мужчина хлопнул ладонью по стене — во все стороны брызнули обломки камня. Меч наконец вырвался из плена, отправившись в свободный полёт, — и тотчас очутился перед глазами Шэнь Цинцю, преградив ему путь. Если бы он не успел вовремя затормозить — быть бы ему обезглавленным в тот самый миг. Обезумевший мужчина в белом тут же устремился к нему.

Шэнь Цинцю только и оставалось, что скрепя сердце поставить всё на карту: собрав духовную энергию в правой руке, он ударил ладонью в грудь противника прямо под ложечкой.

Если верить преданиям, прославляющим этого человека, его сила почти равна читерской мощи главного героя — в таком случае удар ладони Шэнь Цинцю совершенно бесполезен. Мало того, не исключено, что от подобного столкновения он сам отлетит на три чжана [Три чжана 三丈 (sān zhàng) — около десяти метров.], извергнув изо рта поток свежей крови.

Однако из этого удара всё же вышел толк: отлетел на три чи [Три чи 三尺 (sān chǐ) — около метра.], выплёвывая кровь, отнюдь не Шэнь Цинцю, а его соперник!

Шэнь Цинцю поднял правую руку, воззрившись сперва на собственную пятерню, а затем — на сражённого им мужчину в белом. В глубине души у него зародилось чувство, что ему вовсе незачем притворяться, чтобы быть настолько обалденно крутым!

На самом деле искажение ци делает человека не только внушающим ужас безумцем, но и предельно уязвимым: не исключено, что даже обычная оплеуха может оборвать волосок, на котором висит его жизнь!

Шэнь Цинцю со смешанными чувствами смотрел на то, как мучается стоящий на одном колене человек, из последних сил пытаясь подняться на ноги, чтобы порвать своего противника в клочья, но раз за разом падая вновь. В конце концов он со вздохом наклонился к мужчине в белом и опустил ладонь ему на спину.

— Давай-ка прежде всего условимся. — Шэнь Цинцю было наплевать на то, что этот человек, скорее всего, не понимает ни слова из того, что ему говорят, и он просто обращался к самому себе. — Если я не помогу тебе сейчас, то потом будет слишком поздно. Я не знаком с этой процедурой, а потому, если ты вдруг… кхе-кхе, то, так или иначе, я сделал всё, что мог, так что ни в коем случае не держи на меня зла.

Шэнь Цинцю не знал, сколько прошло времени, прежде чем он почувствовал, что бушующая в теле мужчины энергия постепенно успокаивается, возвращаясь к нормальному течению. Тогда у Шэнь Цинцю наконец отлегло от сердца, и он медленно убрал руку. Ему оставалось лишь надеяться, что, леча мёртвую лошадь, будто она живая [Лечить мёртвую лошадь, будто она живая 死马当活马医 (sǐmǎ dàng huómǎ yī) — кит. идиома, обр. в знач. «предпринять отчаянную попытку, не сдаваться до последнего, идти на крайние меры».], он не вызвал у своего пациента падения уровня совершенствования или чего-нибудь вроде этого.

Спасённый им по чистой случайности человек свесил голову, не спеша приходить в себя.

По правде говоря, Шэнь Цинцю уже давно понял, кто он такой, и оповещение Системы лишь дало исчерпывающее подтверждение его догадке:

[Примите поздравления! Системное напоминание: сюжет «Смерть Лю Цингэ» был изменён, самоубийственные стремления отрицательного персонажа Шэнь Цинцю снизились, уровень вражды снизился, вам начислено 200 баллов притворства!]

Он самый.

Его шиди собственной персоной — очередной простофиля, павший от руки оригинального Шэнь Цинцю.

Глава пика Байчжань — одного из двенадцати пиков хребта Цанцюн — Лю Цингэ.

Этот самый Лю Цингэ был невероятно крутым персонажем.

Каждый из пиков хребта Цанцюн обладал собственными сильными сторонами и характерными особенностями. К примеру, стоящий во главе школы пик Цюндин, воплощая собой общие интересы, руководил остальными, присматривая за всеми со своей высоты; пик Шэнь Цинцю, Цинцзин, был в чести у интеллектуалов и увлекающихся искусством молодых людей; на пик Ваньцзянь благодаря его удачному расположению, благоприятному климату и сплочённому товариществу издревле стекались мастера, изготовляющие мечи; по одному названию пика Кусин — «самоистязание» — было понятно, что там к чему, и Шэнь Цинцю было не загнать туда даже плетью; на пик Сяньшу дружно пускали слюни все остальные — ведь на него издавна принимали исключительно девушек, чей уровень привлекательности к тому же был существенно выше среднего: красавицы окутывали этот пик подобно лёгким облакам. Убогие читатели в соответствии с концепцией «пусть расцветают сто цветов» [Пусть расцветает сто цветов — в оригинале чэнъюй 百花齐放 (bǎihuā qífàng) — отсылка к цитате Мао Цзэдуна 百花齐放，百家争鸣 (bǎihuā qífàng, bǎijiā zhēngmíng) — в пер. с кит. «пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ», обр. в знач. «пусть будет разнообразие».] беспрерывно строчили фанфики про жеребцов, превосходными образчиками которых являлись такие произведения, как «Властная небожительница влюбилась в меня» и «Дни в объятиях пика Сяньшу». Хоть эти школьники едва научились составлять слова в предложения, а их эротические сцены попросту пробивали дно, эти фанфики получили столь широкое распространение в Сети, что почти не уступали в популярности оригинальному произведению.