— Как тебя зовут, братец?

— Моё имя — Ян Исюань, я — сын владельца оружейной лавки «Цзиньцзы», — ответил он, горделиво выпятив грудь.

Выходит, он был сыном того самого торговца, который не пожалел жизни, чтобы сообщить о беде в монастырь Чжаохуа и попросить о помощи.

Наблюдая, как Шэнь Цинцю меряет подростка оценивающим взглядом, Лю Цингэ не выдержал:

— Что ты на него уставился?

— Этот парень способен выдержать несколько твоих ударов, и у него добрый нрав, — ответил Шэнь Цинцю. — И то, и другое не так уж часто встретишь — возможно, из него выйдет толк.

— Выйдет или не выйдет — я не беру учеников, — отрубил Лю Цингэ. — Слишком хлопотно.

По мере того, как они приближались к центру Цзиньланя, количество встреченных ими прохожих постепенно увеличивалось, однако оживлённым этот город можно было назвать лишь в сравнении с совершенно пустынными улицами, по которым они только что прошли. На глаза им попались не более трёх-четырёх человек, да и те, с головы до ног закутанные в чёрное, зловещими тенями проносились мимо, словно птицы, вспугнутые звоном тетивы, или рыбы, едва избежавшие сети.

Ян Исюань привёл их к оружейной лавке «Цзиньцзы», которая располагалась на самой широкой улице, занимая целых четыре соединённых между собой торговых зала. Помимо этого, там имелись внутренние дворы, большой зал для приёмов и подвал.

Там и обнаружился великий мастер Учэнь — он лежал в кровати, до пояса накрытый одеялом. При виде подкрепления с хребта Цанцюн он тут же поприветствовал их: «Амита-фо [Амита-фо 阿弥陀佛 (ēmítuófó) — форма приветствия у буддистов, расшировывается как «Будда Амита», Милостивый Будда, то же, что «Амитабха» у индийских буддистов. В пер. с санскр. «безграничный свет». // Согласно преданию, был царём, который, приняв учение буддизма, стал монахом. Принёс обет не достигать высочайшего просветления до тех пор, пока не поможет всем разумным существам в своём Западном раю («Земле высшего блаженства», или чистой стране Сукхавати).]!»

— Великий мастер, — начал Шэнь Цинцю, — ситуация столь безотлагательна, что мы не будем тратить время на формальности. Что за эпидемия свирепствует в Цзиньлане? Почему великий мастер не только не вернулся, но даже весточки не отправил? И почему здесь все как один кутаются в чёрное?

— На все вопросы бессмертного мастера Шэня существует один-единственный ответ, — выдавил горькую улыбку Учэнь.

С этими словами он откинул одеяло, и Шэнь Цинцю замер от ужаса.

Его глазам открылись лишь бёдра монаха — ниже колен ничего не было. Там, где должны находиться икры, зияла пустота.

— Кто сотворил такое? — ледяным голосом процедил Лю Цингэ.

— Никто, — покачал головой Учэнь.

— Раз так, — озадаченно переспросил Шэнь Цинцю, — то что же, выходит, ваши ноги испарились сами по себе?

К его пущему изумлению, Учэнь кивнул:

— Так и есть. Сами по себе.

Его бёдра до колен скрывала всё та же чёрная ткань. Протянув руку, Учэнь с трудом принялся её разматывать, и Му Цинфан тут же поспешил помочь ему.

— Вам может открыться слегка неприглядное зрелище, — предупредил их Учэнь.

Сняв ткань слой за слоем, они обнажили то, что осталось от ног мастера. При виде этого у Шэнь Цинцю перехватило дыхание.

И это вы именуете «слегка неприглядным», великий мастер?

Его бёдра нынче представляли собой сплошную язву, кожа разложилась, плоть обратилась в ком гниющего заживо мяса. Едва был снят последний слой ткани, как по воздуху разнеслись миазмы нестерпимого зловония.

— Это и есть чума Цзиньланя? — выдавил Шэнь Цинцю.

— Верно, — подтвердил Учэнь. — На начальной стадии болезни на коже появляется красная сыпь. Эта стадия длится от трёх до пяти дней, самое долгое — до полумесяца. Затем пятна распространяются по телу и начинают гноиться. Спустя месяц язвы доходят до кости. Чтобы замедлить этот процесс, необходимо оборачивать тело чёрной тканью и как можно меньше подвергаться воздействию света и открытого воздуха.

Неудивительно, что жители этого города напоминали флэшмоб чёрных мумий.

— Раз процесс развивается в течение месяца, — заметил Шэнь Цинцю, — то как вышло, что плоть господина Яна, который принёс известие о чуме в монастырь Чжаохуа, испарилась буквально за пару мгновений?

Лицо Учэня горестно исказилось:

— Этот старый монах вынужден признаться: он слишком поздно выяснил, что заразившиеся могут протянуть до месяца, лишь если не покидают пределов Цзиньланя, но, как только они удаляются от города на некоторое расстояние, течение болезни тут же стремительно ускоряется. Когда двое моих шиди безрассудно попытались покинуть город, чтобы вернуться в монастырь, они погибли, едва выйдя за стены.

Ничего удивительного, что никто не может ни войти, ни выйти из этого города!

— Откуда взялась эта болезнь? — вмешался Лю Цингэ. — И как она передаётся?

— Увы, проведя в Цзиньлане немало времени, этот старый монах так и не сумел ничего по существу разузнать об этой болезни, — вздохнул Учэнь. — Мы не ведаем ни как зарождается эта чума, ни каким образом она распространяется. Мы даже не знаем, заразна ли она.

— Что вы имеете в виду? — потрясённо воззрился на него Му Цинфан.

У Шэнь Цинцю зародилось одно подозрение, которое он не преминул высказать:

— Вы же видели сына владельца этой лавки: он уже долгое время ухаживает за мастером Учэнем, но вид у него совершенно здоровый, ни одна из частей его тела не обёрнута в чёрную ткань, при этом на коже нет даже следов сыпи. Если это действительно чума, разве не странно, что он не заразился?

— Вот именно, — согласился Учэнь. — А теперь и вы, господа, оказались заточены здесь — этому старому монаху крайне неловко.

— Не говорите так, — прервал его Шэнь Цинцю. — Великий мастер искренне пытался спасти людей от этого бедствия. — Он обратил внимание на то, что Му Цинфан пристально осматривает ногу Учэня, словно вовсе не замечая исходящего от неё зловония. — Шиди Му удалось что-нибудь обнаружить? — наконец спросил он. — Ты сможешь подобрать лекарство?

Однако лекарь лишь покачал головой:

— Это не похоже на заразную болезнь, скорее, на… — Он оглянулся на спутников. — Вашему покорному слуге нужно обследовать больше больных, прежде чем он решится вынести суждение.

Покинув подвал, Шэнь Цинцю увидел, как сын владельца лавки с длинным мечом за спиной, кипя от гнева, топает по улице с той же стороны, откуда они недавно пришли, и с улыбкой спросил у него:

— Молодой хозяин, что-то случилось?

— Опять кто-то заявился в город, — рассерженно отозвался тот. — Эти адепты чего-то там Хуа самые бесполезные из всех — они просто ломятся навстречу смерти!

По всей видимости, дворец Хуаньхуа посчитал нужным прислать в Цзиньлань новую партию на убой подмогу. Видя, что лицо мальчика так и пышет жаром от злости, будто баоцзы [Баоцзы 包子 (bāozi) — паровой пирожок (булочка), как правило, из дрожжевого теста. Начинка может быть как несладкая — мясная, из тофу, капусты, грибов, тыквы, так и сладкая — кунжут или паста из красной фасоли (адзуки). Особенно популярны в шанхайской кухне, в Китае их любят есть на завтрак.], Шэнь Цинцю всё же не устоял перед искушением лишний раз его поддразнить:

— Как я посмотрю, маленький братец, твои боевые навыки поистине впечатляют. Ты у кого-то обучался?

Ян Исюань проигнорировал его, и Шэнь Цинцю рискнул обратиться к нему вновь:

— Послушай-ка, ступай к старшему братцу, который сегодня отправил тебя побултыхаться, — он невероятно силён, так что ещё несколько поединков с ним дадут тебе больше, чем обучение у любого другого наставника.

Едва заслышав эти слова, Ян Исюань сорвался с места, Шэнь Цинцю же мысленно поздравил себя с тем, что только что наградил Лю Цингэ надоедой под стать своему. Посмеиваясь про себя, он завернул за угол — и застыл как вкопанный при виде открывшегося ему зрелища.

Город будто вымер, все двери были крепко заперты, так что множество бездомных, у которых прежде не было пристанища, теперь собирались прямо на улицах. В прошлом, когда здесь было не протолкнуться от беспрерывного потока прохожих и повозок, они не осмеливались поднять головы, но теперь, заполучив весь город в своё распоряжение, эти бродяги вконец распоясались. Пока одни как ни в чём не бывало развели костёр под большим чугунным котлом, другие ощипывали неведомо где украденных кур. Всех этих наглухо закутанных в чёрное бездомных нимало не смутило появление Шэнь Цинцю, который среди них смотрелся абсолютным чужаком, — напротив, они воззрились на него в ответ, словно на живого мертвеца. Их можно было понять — за последние дни им довелось повидать немало внушающих трепет совершенствующихся, которые вступали в город, будто спасители, и много ли толку от них было? Отдали концы ещё быстрее, чем местные жители!

Повар постучал по котлу:

— Суп готов! Подходите, подходите!

Множество бродяг, которые валялись поблизости и искали вшей, кое-как поднялись на ноги и поплелись к нему с плошками в руках.

Чума прервала течение жизни целого города, и такая спонтанно организованная кухня и впрямь могла спасти немало жизней.

Увиденное лишь укрепило решимость Шэнь Цинцю: они просто обязаны как можно скорее отыскать причину чумы. Стоило ему повернуться, чтобы уйти, как кто-то направился прямиком к нему. Судя по всему, это была древняя старуха — скрючившись, она опиралась на клюку, а её руки тряслись так, что казалось, зажатая в одной из них плошка того и гляди вывалится.

Шэнь Цинцю хотел было уступить ей дорогу, но, видимо, она была столь дряхла или измождена голодом, что не удержалась на ногах и упала прямиком на него.

Он поддержал её, и старуха пробормотала:

— Простите… Простите… Совсем выжила из ума на старости лет… — Она поспешила прочь, явно беспокоясь, что на неё не хватит супа.

Шэнь Цинцю сделал пару шагов, но внезапно вновь замер на месте.