Враги уже стояли у стен города, сея смерть. Нельзя было допустить массовой резни горожан. С гибелью Министратов, казалось, этого не избежать, но Гарри верил, что Каран выстоит.

Никому ещё было не ведомо, что раннее морозное утро 3 января станет переломным в битве веррото за свободу против коварных фидерби, и всё благодаря одному непокорному и отважному мальчику.

— Война, и только война! Проклятые фидерби, вам никогда не покорить нас! Вам никогда не завладеть островом Ханниа и его волшебными растениями! Никогда!

Яростные восклицания Гарри были восклицаниями мужчины, решившего бросить вызов безжалостному противнику, пусть даже этому мужчине всего лишь одиннадцать лет.

Остров ни за что не должен был попасть в руки фидерби. Это означало бы верную гибель всех веррото, а также мудреца Бандео Гропиуса, единственного, кто знал алхимические секреты природы Ханниа и умел готовить спасительные зелья, которыми можно было победить любую болезнь.

Именно поэтому остров стал причиной раздора между двумя народами и войны, длившейся уже два года. Природные богатства Ханниа были слишком ценны, чтобы отдать их в руки злобных фидерби. Деревья, кустарники и цветы содержали уникальные вещества, используя которые можно было изготавливать препараты, настои, травяные чаи и разнообразные лекарства для лечения больных всех возрастов.

Гарри чувствовал, как напряглись его нервы и мышцы. Без чудотворных трав Ханниа даже его мать, Оделия Вилсон, известная Целительница, не могла победить болезнь, день за днём пожиравшую её. Всего несколько месяцев тому назад она была единственной, кто врачевал детей и стариков Карана. Оделия одна знала чудесные свойства цветов и листьев Ханниа. И только она одна умела готовить из них целебные отвары и лекарства.

Болезнь настигла и её. Коварная болезнь, с которой невозможно было справиться без чудотворных веществ Ханниа.

Гарри уже привык к тому, что у дверей их дома постоянно толпились люди, пришедшие к его матери, чтобы получить совет, флакон с настойкой или баночку мази, облегчающие боли. Теперь же никто больше не стучал в их дверь. И казалось, за ней осталась стоять только смерть. Неумолимая и безжалостная.

«Теперь надежда только на Бандео Гропиуса и его "Алхимические Растения"», — думал Гарри, гладя обложку книги, которую продолжал держать в руках. Формулы, цифры, символы, отдельные слова и целые фразы — как во всём этом разобраться? Он ничего не понимал в этой последовательности кодов. А ещё эти склеенные, недоступные ему страницы… Что содержали они?

Ясно было одно: записи Гропиуса были доступны лишь посвящённым.

Такой была его мать — единственная ученица Гропиуса, ставшая Целительницей, врачевавшая как веррото, так и фидерби. В мирное время лишь она была способна готовить целительные средства для обоих народов. Всё изменилось с началом войны.

Рассвет набирал силу, и вот уже солнечный свет залил весь город. Мальчик посмотрел в окно и, тяжело вздохнув, поставил книгу на полку. Щелчком отправил свечной огарок в жестяную банку с водой, где он и погас.

От шума внезапно проснулась Элли, его семилетняя сестрёнка, спавшая здесь же, на кухне. Она вскочила на ноги и закричала в панике:

— Они уже здесь! Сейчас войдут и убьют всех нас!

— Да нет же, всё в порядке, — попытался успокоить сестру Гарри. — Нам ничто не угрожает. Иди в свою кровать. Ты всю ночь провела здесь, а маме без тебя было плохо. Иди, тебе надо поспать.

Подтянув сползшие чулки, Элли повернулась к двери материнской спальни и прислушалась.

— Не кашляет. Может, ей удалось уснуть?.. Она выздоровеет, Гарри?

Не дожидаясь ответа, девочка взяла с плиты медную кастрюльку, полную отвара Синей Травы, и отлила немного в чашку. Она старалась действовать с осторожностью, чтобы не пролить ни капли: отвар был ценнейшим лекарством, и его было всего ничего.

— Если температура опять не поднимется, мама скоро встанет, — сказал Гарри.

— И тогда она быстро выздоровеет, потому что Гропиус пришлёт нам новые лекарства…

Элли была убеждена, что так оно и будет. Её простодушная уверенность подкреплялась жгучим желанием, чтобы всё вернулось на место, чтобы к маме возвратилось здоровье, а война осталась только жутким воспоминанием.

Гарри достал медаль и посмотрел на неё, словно ища в ней утешения. Золотой кружок сиял подобно солнцу. На одной его стороне было выгравировано название их города Карана, на другой — флаг с гербом народа веррото: два скрещённых копья на фоне красного круга.

«Это символ нашей цивилизации, нашей культуры, и мы никогда не отдадим их фидерби», — подумал он, поглаживая левую руку с татуировкой того же герба, знака принадлежности к народу веррото. Такую татуировку делали всем детям его народа, достигшим десятилетнего возраста. Гарри с гордостью носил её уже целый год. Его друг Бен говорил, что у фидерби есть своя татуировка, чтобы отличаться от нас: чёрный квадрат с двумя скрещёнными изогнутыми стрелами внутри. Запущенные в противника, такие стрелы издавали в полёте пронзительный вой, за что получили печально известное прозвище — Воющие Стрелы. Те самые, которые едва не убили Сеспиро.

— Ужасный герб. Символ зла. Чем и являются все фидерби, — с ненавистью пробормотал Гарри.

Порыв холодного ветра раздул тлеющие угли в камине. Быстро закрыв за собой дверь, в дом вошла Розалет, их старая нянька. Снимая длинный тяжёлый плащ, защищавший её от непогоды, она принялась ворчать:

— Вот-вот начнётся снежная буря, она отрежет нас от всего мира на много дней, и хорошо: фидерби придётся воевать со снегом, а не с нами!

Элли радостно подбежала к старухе:

— Это здорово, что будет буря! Значит, ты останешься у нас и будешь печь пирожки! Ведь правда, Розалет?

Старуха сняла запотевшие очки и протёрла их подолом длинной юбки из грубой ткани:

— Да, детка, будем печь вместе. А сейчас дай мне пройти к твоей маме. Она уже проснулась?

По дороге к спальне Оделии Розалет увидела, что заветная книга Гропиуса стоит не на своём месте. Она остановилась и обернулась к Гарри:

— Ты же знаешь, что твоя мать не разрешает тебе брать эту книгу! Она не для тебя! Она вообще не для детей!

— Я уже не ребёнок! — вспыхнул мальчик. — Я взрослый!

Розалет повысила голос:

— Выбрось из головы эту глупость, что ты взрослый! Или ты хочешь, чтобы твоя мать рассердилась и ей стало хуже?

Несмотря на суровый тон старой экономки, Гарри вовсе не испугался. Взяв с полки книгу, он направился к входной двери.

— Куда ты собрался в такую жуткую погоду?.. И оставь книгу дома! — прикрикнула на него Розалет.

— Пойду к Альбину, его пора покормить, — коротко ответил он.

— Будь осторожен, я видела, как отряды наших воинов готовятся к походу. Говорят, что они собираются пересечь Акорский Мост и отомстить фидерби за смерть наших Министратов.

— Правда? — изумился мальчик.

— Правда. А нам остаётся только терпеливо ждать, чем всё кончится. Так что тебе лучше посидеть дома. А то ненароком отправишься воевать вместе с ними. Они поскачут на ипполантах, защищённых боевой сбруей, — видимо, их ждут серьёзные опасности!

Гарри раскрыл ладонь и показал Розалет медаль:

— Видишь это? Её заслужил мой отец. Теперь пришло моё время действовать! И не мешай мне! Я пойду к Альбину, там и решу, что мне делать.

И вышел.

Розалет и не пыталась его остановить. Она знала Гарри с самого рождения и успела убедиться в упрямстве этого мальчишки, наверное, худшем из его недостатков.

— Он всегда такой, когда нервничает, — заметила Элли. — Не беспокойся, мой брат не сделает ничего плохого, он хороший. Совсем как наш папа.

Розалет вздохнула и, сопровождаемая девочкой, вошла в спальню Оделии.

Та лежала в постели: глаза полузакрыты, щёки бледные, как увядшие розы, лицо искажено страданием.

Свечи в высоком канделябре, стоящем на прикроватной тумбочке, подрагивали, отчего тени на сводчатом потолке и стенах казались живыми. В их слабом свечении картина выглядела ещё драматичнее. По лицу Оделии катились капли пота, руки покрылись красными пятнами, ногти почернели. Розалет склонилась к ней, погладила по распущенным волосам и чуть слышно позвала. Оделия медленно открыла глаза и, прежде чем заговорить, облизала языком пересохшие губы.

— Розалет, дорогая, наконец-то ты пришла!.. Слышала, какая канонада? Они стреляли всю ночь. И не прекратят, пока не возьмут город… Мы проиграли… проиграли.

Женщина из последних сил попыталась поднять голову с подушки, но это ей не удалось.

— Успокойся. Стены города всё ещё целые, и наши воины способны их защитить, — ответила старуха, отирая капли пота с лица Оделии.

— Если бы здесь был Эрик… он знал бы, что делать… Мой Эрик… — пробормотала женщина, сжимая пальцами простыню и стараясь вызвать в памяти лицо человека, которого любила. Осознание того, что отец её детей больше никогда не вернётся в этот дом, доставляло ей мучительную боль.

Розалет не могла найти слов, чтобы утешить Оделию. При ней родились Гарри и Элли, и она знала, в какой любви жила эта семья. Целительница Оделия была для неё как дочь, и видеть сейчас её страдания было невыносимо для старой няньки.