— Привет, Оса! К тебе можно?
— Привет, Следопыт! Заходи.
Так прозвал их Антон: Асю — за языкастость, Зацепина — после принятия должности редактора независимой частной газеты «Следопыт», издания общественно-политической направленности с острыми и смелыми материалами на самые злободневные темы. Ася с удовольствием присоединилась к отцу и уже по-другому крестного не называла, так как тот представлялся ей героем, прямо как в романах Фенимора Купера, которыми она зачитывалась в детстве.
Зацепин вошел и прикрыл дверь. Он сел недалеко от кровати в старинное широкое уютное кресло и задумчиво разглядывал крестницу. Ася повернулась на бок и уставилась на Зацепина. Лицо обиженное, как у ребенка, глаза ввалились, и такая тоска во взгляде, что появляется желание погладить ее по головке и успокоить.
Но он не станет этого делать. Попытался однажды и чуть не утонул в потоке слез. Как же она, должно быть, устала от одиночества, что даже Зацепин представляет для нее какой-то интерес. Раньше от компьютера было не оторвать, а теперь, видимо, поняла, что ей без живого человеческого общения не выжить. Наконец-то осознала, что невозможно найти ответы и решения своих проблем в Интернете.
Прогресс в виде Интернета прет, как асфальтовый каток, подминая под себя молодые умы и души, впихивая в них негативную и агрессивную информацию, а также вынуждая терять навыки человеческого общения. И если у поколения Зацепина сохранилась хоть какая-то внутренняя защита, то молодые лишены этого иммунитета и принимают всю вываливающуюся на них информацию за чистую монету.
Как же она сейчас похожа на мать: от подвижности и жизнерадостности у обеих и следа не осталось, их безукоризненная логика неспособна осознать происшедшее. Погасли без Антона, словно свечки.
Смотрит на него синими, как у матери, глазищами и надеется, что он сможет ответить на мучающие ее вопросы, разрешить неразрешимые проблемы. Что же она хочет от него услышать — слова утешений? Но попытка как-то поговорить с ней об отце ему не удалась, так как Ася тут же начала плакать, поэтому беседы по душам не получилось. Что ждет его на этот раз?
— Как поживаешь?
— Никак. От меня одна оболочка осталась. Лежу вот, сил набираюсь.
— Зачем тебе столько сил? Два месяца уже лежишь.
— Очень нужны. Для мести.
— И кому ты собралась мстить?
— Тому, кто разрушил мое счастливое семейное осиное гнездо. Жила раньше в нем, никого не трогала. А кто-то пришел и разворошил.
— Кто? — Зацепин заерзал в кресле, которое вдруг показалось ему не таким уж и удобным. — Ты имеешь в виду кого-то конкретного?
— Конечно. Убийцу моего отца. А кто он — мне еще предстоит выяснить.
— И что ты сделаешь, когда узнаешь?
— Убью его. А потом… — Ася замолчала, пытаясь сдержать слезы.
— Потом — что?
— Убью его еще раз.
— Но ты и сама можешь погибнуть.
— Какая разница! Осы жалят даже мертвыми.
— Не хочешь меня взять в помощники?
— А ты пойдешь? Конечно, хочу! Мне нужны помощники. Даже очень.
— Пойду, куда ж я денусь! Особенно теперь, когда Трунова, подозреваемого в убийстве Антона, освободили по постановлению следователя, так как подозрения в его причастности к убийству не подтвердились. Предварительное следствие также приостановлено. В связи с тем, что лицо, подлежащее привлечению в качестве обвиняемого, не установлено.
Ася села на кровати, спустив ноги на пол. Она ошеломленно взирала на Зацепина и отказывалась верить услышанному.
— Но разве такое может быть?! Разве они не должны искать убийцу до тех пор, пока не найдут?
— На свете может быть даже такое, что тебе никогда и в голову не придет. А то, что они сделали, законно. И ни обсуждению, ни возражению не подлежит.
— Даже нельзя жалобу на них подать?
— Кому — им же самим? У них одна система, и своих она в обиду не дает.
— Тогда что же делать?
— Жить дальше.
— А если жизнь теперь превратилась в сплошную боль? И усмирить ее может только месть?.. Знаешь, был когда-то такой французский драматург, Анри Бек. Ему в жизни приходилось часто разочаровываться. Так вот он лишь к старости понял, что самый надежный вид правосудия — месть. Я это осознала гораздо раньше.
— Ты даже не допускаешь, что твой Анри Бек ошибался?
— Терпеть не могу, когда отвечают вопросом на вопрос.
— Я знаю только одно: хочешь мстить — вырой две могилы. Это сказал Конфуций, и я с ним согласен.
— Они давно вырыты. Обе. Стоят готовенькие, ждут постояльцев.
— Оса, ты играешь с огнем. А от него, как известно, одни головешки остаются. Не хочешь же ты превратить свою жизнь в головешку?
— Нет, не хочу. Поэтому я изо всех сил буду стараться уцелеть. Но если не получится, что ж… чему быть, того не миновать.
— Ты рассуждаешь как камикадзе.
«Как бы у нее совсем крышу не сорвало, — невольно подумал Зацепин. — Жалко, конечно, девочку. Если бы не просьба Маргариты…»
— Мать сказала, что ты бросила работу.
— Не бросила, а ушла по собственному желанию. Потому что думаю не о цифрах, а об отце. На работу я устроюсь, но на другую. Где нет цифр и много людей. Например, пойду торговать на рынке.
— Это с твоими-то двумя высшими образованиями — экономическим и юридическим? Нет, не справишься. Там совсем другие знания нужны. Рынок — это игра, и один из игроков — покупатель или продавец — обязательно должен остаться в дураках. В основном, конечно, становится дураком наивный и доверчивый покупатель, которому трудно устоять против целой системы, живущей и процветающей на обмане. Каждый выживает как может.
— Тогда пойду в маляры. Работа хорошая, физическая. Буду так уставать, что на безысходные мысли, которые из меня душу тянут, сил уже не останется. А в просветах между отдыхом и работой продолжу думать, как отомстить за отца.
«Ее никак нельзя упускать из виду, иначе таких дров наломает, что никому мало не покажется, — думал Зацепин. — Придется Осу взять к себе. Все-таки под присмотром».
— Ко мне в газету пойдешь? У меня как раз место корреспондента освободилось.
Зацепин не стал вдаваться в подробности о прежнем сотруднике, который работал у него под прикрытием, скрываясь за псевдонимом «Антон Правдин», и мог бы с успехом и дальше продолжать расследования скандальных историй, если бы… Хотя нет, не мог. Потому что заранее готовился, как овца, на заклание. Рано или поздно. Жаль, а у него были все шансы продержаться подольше или, по крайней мере, выйти сухим из воды… Ну почему Зацепин снова себе врет!
Нет, не было у него ни единого шанса! Не каждый слишком много знающий счастливчик доживает до старости, потому как язык наш — тот еще троянский конь, которого мы в себе приютили, — так и норовит подставить, выболтнуть лишнее и подыграть врагам. Потому и пришлось лучшего журналиста сдать Хозяину, на которого лапу поднял, как самый последний пес, почувствовавший вседозволенность. Жаль, конечно, так как лучшего журналиста для себя можно выучить только самому.
— У тебя и образование подходящее, и в жизни кое-чего повидала. Сколько тебе — двадцать семь? Прекрасный возраст. Еще совсем молодая, а опыта жизненного уже набралась.
— И чем я должна заниматься?
— Мы предоставляем информацию, необходимую для того, чтобы читатели нашей газеты могли определить свою позицию в общественно важных вопросах.
— Это в каких же? В жизни скандальных звезд, что ли? Или в «загадочных» явлениях, «успешно» разгадываемых колдунами и магами? А может, в криминальных историях, так и оставшихся тайнами? Как, например, с моим отцом. Нет уж! Негативной информации, которая приводит всех лишь к моральному и психическому опустошению, и без меня хватает. Такое ощущение, что у наименьшей части общества и их игрушек своя жизнь, а большинству, к которому я отношу себя, приходится жить в мире беспросветного насилия. Что это, как не манипулирование общественным сознанием?
«Неужели я поторопился предложить ей работу? Мой прежний отважный журналист начинал гораздо скромнее, без этаких категоричных высказываний. Это потом у него появились мысли о спасении человечества от угрозы тотальной дебилизации и прочей неизбежности. Ася же еще и работать не начала, а уже мнением своим персональным размахивает, как национальным флагом. А может, это и хорошо? Зато и задания будет выполнять рьяно и добросовестно. Сейчас она пока еще сырой материал, но если взяться за ее обучение…»
— Одна «чернуха», бездоказательная «обвинуха», «развлекуха» и что там еще… ах да, «поруха». Ты не думай, я говорю не конкретно о твоей газете, а вообще о СМИ. Это и радио, и телевидение. Надоело! А ведь все они, и газеты в частности, должны помогать задумываться о вопросах бытия, искать ответы на самые насущные вопросы, которые людей тревожат.
— Очень правильное замечание. Тебе и карты в руки. Будешь заниматься журналистскими расследованиями. Это что-то вроде частного сыщика от газеты.
— Почему я? И потом, разве что-то может зависеть от меня? Нет, от меня ничего не зависит.
— Абсолютно дьявольская аксиома: от меня ничего не зависит. Зависит, дорогая моя. От каждого человека зависит очень многое.