Предположений больше не было.

— Ну что ж, — учитель Куш сделал паузу и внимательно оглядел нас: — Младенцев не выпускают как раз потому, что они пока не могут себя защитить и замаскироваться. А не учат их этому потому, что они ещё маленькие и неразумные. Нельзя доверять великую тайну маскировочного заклинания маленьким и неразумным. А вдруг они выдадут её кому-нибудь? Не со зла и не из вредности, а только по своей неразумности. Вот поэтому проще до какого-то возраста держать их внутри Чуландии и оберегать, чем доверить им нашу тайну. Но, когда ребёнок становится достаточно разумным, тут-то ему и передают секретное знание. Сегодня вы все сделаете очень важный шаг в жизни, — учитель замолчал и с улыбкой посмотрел на нас, на каждого в отдельности. Будто мы все должны вот-вот измениться, и он непременно хочет запомнить нас такими. — Итак… Перейдём к делу, — сказал учитель после паузы.

«Наконец-то!» — подумал я. И, наверное, все остальные тоже так подумали.

— Внимательно наблюдайте за мной. Чтоб стать невидимым, нужно замереть на месте.

Он тут же остановился, став похожим на статуэтку. Ни один волосок не дрогнул на его ушах. Но он не стал невидимым. Может быть, он так думал, что стал невидимым, но я-то его видел!

Учитель Куш снова зашевелился:

— Ну как, видели?

— В том-то и дело, что видели! — разочарованно проворчал Чиж.

Значит, учителя видел не только я, но и все вокруг.

— Это я вам показал, как нужно замереть. А теперь смотрите! — Он снова затаился, но в этот раз что-то прошептал — да-да, я заметил! — и вмиг исчез!

— Хооох… — выдохнул я от неожиданности.

И все тоже заохали:

— Вот это да!..

— Круто…

Это действительно было круто!

— Ну как? — снова показался довольный учитель.

— Здорово! — в один голос восторгались мы.

— А теперь я научу этому вас. Кто-то, наверное, заметил, что я прошептал заклинание. Запоминайте волшебные слова, которые нужно произнести шёпотом: «Невидимус-мимикриус».

— Невидимус-мимикриус, невидимус-мимикриус… — эхом разнеслось по всему классу.

Это каждый ученик шёпотом повторил заклинание за учителем. И я в том числе.

— Поначалу оно покажется трудным, но вскоре вам даже задумываться не придётся, чтоб вспомнить его, — заверил Куш. — Ну что, будем пробовать? Для начала без волшебных слов.

Ну конечно же! Разве есть такой шуршастик, который не мечтает скорее попробовать стать невидимым?

Мы все повскакивали с мест и старательно принялись замирать. Кто-то принимал странную позу — наверное, ему так было удобней. Кто-то закрывал глаза, делая вид, что спит, — ведь во сне мы почти не шевелимся. Я тоже старался. А Куш ходил туда-сюда и смотрел за нами, приговаривая:

— Рюш, у тебя рука шевельнулась, сосредоточься. Тишь, старайся не шевелить глазами. Что ты хочешь высмотреть, когда от замирания зависит твоя жизнь? Молодец, Чиж, только обрати внимание на уши: пух дрожит.

Ох уж эти его уши — всегда его выдают!

Учитель подошёл ко мне. Я видел его краем глаза, но продолжал смотреть вперёд, на одну точку, которую себе заприметил. И руки у меня не шевелились. И в своих ушах я был уверен. Учитель какое-то время стоял рядом, словно выжидая, что я шевельнусь, чтоб сделать мне замечание. Но я не шевельнулся. И он просто коротко сказал:

— Молодец, — и похлопал меня по плечу.

Только тогда я не удержался и улыбнулся: похоже, у меня получается лучше всех в классе.

— Ну что ж, я смотрю, некоторым из вас уже можно пробовать заклинание. Ты, ты и ты, — Куш указал на меня и ещё двоих ребят. — Разрешаю вам произнести волшебные слова. Остальные продолжают тренировать замирание.

Я затаился, как делал до этого, и прошептал:

— Невидимус-мимикриус…

Краем глаза я видел, что у тех двоих ничего не получилось.

— Тишь, молодец, можешь тоже пробовать заклинание. Рюш, ты сюда чесаться пришёл или замирать? А у вас троих не получилось, снова пробуйте. Выставьте руку вперёд, чтоб самим видеть, подействовало заклинание или нет.

Как не получилось? И у меня? Ну, что у тех-то двоих не получилось, я и сам видел, но у меня-то должно было получиться. По всем ощущениям — должно! Я был уверен, что стал невидимым!

Я снова стал пытаться. Это же так просто: замереть, «невидимус-мимикриус» — и всё.

— Чиж тоже может переходить на заклинание. Рюш, этак ты никогда не сможешь замереть. Замереть — это значит не шевелиться. Вообще. Ни руками, ни ушами — ничем. Смотрите! Тишь смогла стать невидимой! У неё получилось!

Как Тишь? Ведь у меня же лучше получалось замирать. Я должен был самый первый стать невидимым! Я же буду добытчиком. Я начал стараться изо всех сил. Замереть, не шевелиться, даже не моргать, и тихо-тихо шёпотом: «Невидимус-мимикриус».

Нет, моя рука, которую я выставил вперёд, не исчезла…

Ещё раз.

— Рюш, можешь произносить заклинание, — разрешил учитель.

Так, нужно успокоиться и сосредоточиться. Ведь в этом нет ничего трудного. Получилось же у меня замирание с первой попытки.

Но ничего не выходило…

Вот уже все мои одноклассники смогли стать невидимыми. И Чиж, и даже Толстяк Рюш, которому вначале не давалось самое простое — замереть и не шевелиться. И только я никак не мог осилить это заклинание.

Насупившись, я стал пробовать ещё раз. И ещё раз. Я так старался, что даже запыхтел, хотя понимал, что пыхтение мешает замереть. Да вообще, я осознавал, что вот тут моя рука дрогнула, а вот тут я нечаянно повёл ухом — это было уже непроизвольно. От волнения. И непонятного страха. Все вокруг смотрели на меня, а я снова и снова шептал: «Невидимус-мимикриус», — и ничего не происходило…

От обиды в глазах будто потемнело, и я уже не видел ни свою руку, вытянутую вперёд, ни шуршастиков, с удивлением и жалостью таращившихся на меня.

Вдруг я почувствовал, как кто-то коснулся моего плеча. От неожиданности я вздрогнул и обернулся.

— Тебе нужно немного отдохнуть, — мягко сказал учитель Куш.

Вот так приходит конец всем мечтам

Не зря на стене класса висели разноцветные бусины. К каждой была привязана нить, и она вела в дом какого-нибудь ученика, а там заканчивалась маленьким колокольчиком. Стоило учителю потянуть за бусину, как в доме ученика раздавался сигнал, и его родители знали, что их вызывают в школу. Но учитель делал это крайне редко, только в исключительных случаях. Моя бусина синяя, и сегодня учитель Куш подал сигнал в мой дом. Мама и папа пришли очень быстро.

Учитель Куш отвёл моих родителей в сторонку и стал что-то им говорить. Во всём его виде было сочувствие: в этих сложенных руках, в бровях, приподнятых уголком, в печальных глазах. Да ну! Ерунда! Я ничего такого не сделал, чтоб учитель вот так расстроился. Я навострил уши и прислушался. Не зря же природа наделила шуршастиков такими большими ушами.

— Вы только не переживайте, — говорил учитель, — это может быть возрастное. Пройдёт какое-то время, и у него получится.

— А если не возрастное? — волновалась мама.

— Нуууу, тогда… — Учитель развёл руками и виновато улыбнулся.

— Может, ему какие-то лекарства нужны? Или витамины? — спросил папа.

— Боюсь, что лекарства тут не помогут.

— Но как же так?! — в отчаянии воскликнула мама, и папа тут же нежно обнял её за плечи. Дальше мама продолжила так тихо, что мне пришлось почти полностью обратиться в слух: — Как же так? Неужели он будет таким же, как дедушка Пыж?

«Как дедушка Пыж?» — мысленно повторил я, и вот мне уже представилась картинка, как я обживаю второй огромный ботинок топтуна, валяющийся на первом уровне.

Буду выглядывать из него и ворчать на расшалившихся малышей, потрясая кулаком. И буду жить один… Без папы и мамы… И будут меня звать «дедушка Кыш»…

Что же это получается? Стоило мне только встретить этого дедушку Пыжа, и на меня тут же навалилась эта напасть. Нет, определённо это болезнь, и я заразился от него. Предупреждала же мама, чтоб я не спускался на первый уровень.

— Может, с ним дополнительно позаниматься? — тревожились родители.

— Позанимайтесь! Главное — не теряйте надежду! — кивнул учитель Куш.

Они ещё о чём-то говорили, но я их уже не слушал.

— Как дедушка Пыж… — обречённо прошептал я, примеряя на себя ощущения, седую растрёпанную бороду и даже огромный старый ботинок.

* * *

Сам не знаю, что со мной произошло, но с тех пор я стал сторониться других шуршастиков. Все мои друзья вместе с учителем уже выходили в большой мир и там пробовали заклинание маскировки. И даже не один раз. Всё-таки удачно сложилось, что там не было топтунов: можно было спокойно натренироваться в своё удовольствие, зная, что опасности всё равно нет. А я не ходил… Вот и сегодня все пошли, а я не пошёл. Сказал, что живот болит. До этого говорил, что голова болит, потом — что в ухе стреляет, хотя сам толком не мог понять, кто это может стрелять в ухе, просто где-то слышал, что такое случается. Потом у меня как бы болела нога, и я старательно хромал и стонал. Сегодня вот про живот придумал. Просидел весь день дома. Точнее, пролежал. И ничего у меня на самом деле не болело, я притворялся. Мне казалось, что все-все вокруг теперь знают, что я дефективный. И стоит только мне выйти, как все тут же начинают шушукаться, как будто я не понимаю, что они говорят обо мне. Конечно же, обо мне! А о чём или о ком ещё можно говорить, когда тут — вот она! — диковинка такая. Уж лучше пролежать весь день в постели. Нет, всю жизнь! Тогда уж точно никто не будет шушукаться и показывать пальцем.