Надежда Федотова

Рыцарь Чаши и Змеи

ПРОЛОГ

Жизнь иногда выкидывает странные штуки. И порой настолько удивительные и непредсказуемые, что поневоле начинаешь задумываться — наградили ли нас этой жизнью или наказали?

Молодой вирусолог Аркадий Ильин в последнее время задавался этим вопросом все чаще и чаще. Ибо на собственном опыте убедился в том, что от Провидения можно ожидать чего угодно… В свои двадцать два года он повидал такое, что не снилось ни сверстникам, ни убеленным сединами многомудрым профессорам. Совсем недавно — хотя самому ему казалось, что очень давно, в какой-то другой жизни, — его имя гремело с экранов телевизоров и страниц газет как имя спасителя человечества от страшной эпидемии; он был гордостью отечественной микробиологии и самым желанным гостем любого медицинского симпозиума, а перспективы, открывшиеся в одночасье перед недавним выпускником столичного медицинского вуза, были такие, что захватывало дух. И жить бы ему да радоваться, но, увы, судьба распорядилась иначе. В зените славы Аркадий, нежданно-негаданно загремев на больничную койку, узнал, что жить ему, как это ни печально, осталось всего ничего… Тихо угаснуть в клинике под надзором сочувствующих коллег? Или покончить со всем этим прямо сейчас, не откладывая, раз уж впереди все равно маячат оградка и мраморное надгробие? Ильин ждать не стал и выбрал второе. Да, самоубийство — не выход, но кто бы стал его осуждать?

Впрочем, из этой сомнительной затеи все равно ничего не вышло. Вместо желанного «того света» молодой врач попал в совершенно иное место. В другой мир — в мир рыцарей, магии, старинных замков и средневековых войн. В мир, где оживают легенды, где самым весомым аргументом в споре является старый добрый меч, в мир, где еще не перевелись Настоящие Герои… Героем он оттуда и ушел. Хотя и очень хотел остаться.

Воспоминания, как сказал классик, — это единственный рай, из которого нас не могут изгнать. И Аркадий, снова вернувшись в свой мир, от которого уже успел отвыкнуть, и к прежней жизни, которая должна была вскорости (согласно неутешительным прогнозам врачей) прерваться, жил воспоминаниями. Воспоминаниями о былых сражениях, о коварных злодеях (с одним из них он посчитаться так и не успел!) и о верных товарищах. Как ни тяжело было сейчас думать о тех, кто остался там, за гранью другого измерения, при мысли о друзьях в груди у вирусолога неизменно теплело. Феникс — живая легенда, а на деле — жутко занудный моралист… Воинственный диктатор, пожалуй, лучший боец из всех, кого он видел… Барбуз — великан-людоед и законченный подкаблучник… Старина Хайден, барон, блестящий рыцарь, надежный товарищ и просто родная душа… И Кармен. О ней вспоминать было тяжелее всего. А не вспоминать — вообще невозможно. Таких девушек не забывают!

Но все они остались там. Куда ему уже не вернуться. И Аркадий честно пытался свыкнуться с этой мыслью, хоть это и претило его натуре. Он каждый день убеждал себя, что не стоит ворошить былое. Так уж сложилось, и он не в силах что-то здесь изменить… Ильин был человек упорный, и в конце концов ему это почти удалось. Он тихо доживал себе в Москве, в маленькой однокомнатной квартирке, и не заглядывал ни в будущее (хотя какое там «будущее»!), ни в прошлое.

Но прошлое само напомнило о себе. И одним летним душным вечером в доме у Аркадия объявился гость. Которого, уж поверьте, он меньше всего ожидал увидеть! И когда на собственной кухне Ильин нос к носу столкнулся со старым товарищем, ко всему прочему, еще и до странности прозрачным, он четко понял: призраки прошлого никогда не оставят его в покое.

— Не бойтесь меня, — грустно сказал полночный гость, неуверенно топчась у холодильника. — Я понимаю, видеть меня вам, наверное, странно…

— Странно?! — взвизгнул медик, с трудом преодолев желание спрятаться за штору. — Да я рехнусь сейчас! Или уже… Раз разговаривать с тобой начал… Хайден, старик, ты мне честно скажи: неужели я все-таки… того… ласты склеил?

— Нет. — Барон печально опустил плечи и сделал шаг навстречу Аркадию. (Блеклый свет уличных фонарей упал на его высокую фигуру, и вирусолог вытаращил глаза: в груди у барона торчал нож!) — Вы живы, сэр Аркадий. А вот я… меня…

Медик оставил в покое штору и грозно рявкнул:

— Кто?!

Призрак обессиленно опустился на табурет у стола, помолчал и поднял глаза на Аркадия:

— Вы не поверите, сэр… Я сам до сих пор поверить не могу… Это вообще в голове не укладывается! Я… Я…

— Имя, брат! — не выдержал раздираемый сложными чувствами Ильин. — Имя! Кто эта сволочь?!

— Моя жена…

Вирусолог открыл рот, подумал и опять его закрыл. Потом выдвинул из-под стола второй табурет, плюхнулся на него и деловым тоном потребовал:

— Рассказывай! Только по порядку…

Барон опустил голову и заговорил.

ГЛАВА 1

Ночь почти закончилась. За открытым настежь окном начало светать. На кухонном столе громоздились грязные тарелки, немытые чашки с остатками чая, пол-литровая бутыль валерьянки, огрызки яблок и еще куча всякой всячины. От волнения у Аркаши прорезался аппетит, да такой, что мама не горюй! А если учесть, что из-за дикой московской жары он уже, почитай, неделю толком не ел — просто потому, что не хотелось… масштабы опустошения холодильника можете себе представить!

— Значит, говоришь, твоя покойная супруга восстала из гроба и собственноручно пырнула тебя ножом? — Вирусолог свирепо вгрызся в последнюю сосиску, найденную в морозильнике.

Парящий над табуреткой напротив призрак молодого барона сокрушенно кивнул:

— Именно так, сэр! Осторожнее, вы же зубы сломаете…

— А? Ах ты про это… — Ильин посмотрел на сосиску. — Ерунда, у меня, если что, знакомый стоматолог есть… Ты мне лучше вот что скажи: за что она тебя так?!

— Понятия не имею.

— Не может такого быть! — Последний замороженный кусок исчез в желудке оголодавшего Аркадия. — Просто так, знаешь ли, даже мухи не летают… Может, ты ее обидел чем?

— Когда?! — колыхнулось привидение. — Ее уже больше пяти лет как похоронили!

— А до того? — прищурил левый глаз Аркаша. Правым он машинально шарил по кухне в поисках еще чего-нибудь в смысле поесть, хотя уже, откровенно говоря, не лезло…

— Как вы могли такое подумать? — укоризненно сказал Хайден. — Я любил Эллис! Клянусь всем святым!

— Да верю, старик, верю. — Ильин развел руками. — Я просто понять пытаюсь! Сам посуди: у вас, понимаешь, любовь в буквальном смысле до гроба… ты после ее смерти чуть умом не тронулся, оплакивал, все чин по чину… и вдруг на тебе! Проходит, понимаешь ли, полдесятилетия, и тут она тебя чик-чирик? Чушь какая-то. Может, ты ее намедни нехорошим словом вспомнил?

— Ничего подобного! — оскорбился барон.

— А если подумать?

— Не было этого! Даже в мыслях не было, сэр! Я же вам говорил: я шел по коридору из библиотеки в спальню и не то что о ней — вообще ни о чем решительно не думал! Я спать хотел! А тут впереди шаги… я решил, что это Айлин, и…

— Ага-а! — торжествующе вскричал вирусолог — уже снова из-за открытой дверцы холодильника. — Вот! Кто такая эта Айлин?! Новая пассия?

— Это младшая сестра Эллис.

— Извините, не знал. Ну тогда я даже не…

— И моя невеста.

Вирусолог хмыкнул:

— С этого и надо было начинать. Когда успел?

— Мы совсем недавно обручились, — пояснил несколько смущенный барон. — Хотели свадьбу весной сыграть… Но какое это имеет значение?

— Ничего себе! — Аркаша с сожалением посмотрел на пустые полки холодильника, захлопнул дверцу и снова опустился на табурет. — Я б на месте твоей бывшей жены тоже не сильно обрадовался! Променял любимую и неповторимую на ту, что помоложе да покрасивше, а потом еще удивляется, за что ж его, бедного, кинжалом-то продырявили?!

— Вы глупости говорите, сэр! — вспылил барон, становясь из прозрачного бледно-малиновым. — Я никого ни на кого не менял! И Эллис, будь она жива, поняла бы меня…

— Да ладно, ладно, не кипятись ты, — вздохнул медик и потянулся за чайным пакетиком. — Это я так, возможные мотивы выявляю… Только ни черта, если тебя послушать, не выявляется! И картинка сомнительная вырисовывается: убивать ей тебя было не за что, но тем не менее она тебя таки зарезала… Старик, следствие топчется на месте, ты не находишь?

— Нахожу. Поэтому я к вам и пришел.

— Кстати, каким образом? — встрепенулся Ильин. — По идее, привидение должно в местах обитания находиться! Как тебя ко мне в Москву занесло?

— Не знаю, — пожал плечами Хайден, с легким беспокойством наблюдая, как товарищ вливает в себя очередную кружку чая. Какую именно, он уже сбился со счета. — Просто когда я обнаружил, что парю под потолком коридора, мое тело лежит внизу, на полу, а вокруг него рыдают домашние… Вы будете смеяться, сэр, но меня это… возмутило! Понимаете… у меня свадьба на носу, и его величество Сигизмунд обратно в столицу зовет, рыцарем Золотого Щита… ну не хочу я умирать! Не хочу!

— Ой, кому ты это говоришь?! — Аркаша снова схватился за чайник. — Без пяти минут покойнику… Чего ты брови хмуришь? Мне уже безутешные коллеги некролог сочинили, сам видел… Ей-богу, Хайд! Своими глазами! Чуть не прослезился, веришь, нет — такие дифирамбы поют, что я вообще удивляюсь, как меня, при таких-то достоинствах, еще к лику святых не причислили? — Вирусолог фыркнул. — Так что я тебя очень даже понимаю… Так и что, ты, стало быть, категорически не захотел умирать и сразу очутился здесь?

— Не совсем. Я просто подумал, что вы, возможно, могли бы что-то сделать…

— Да? Как, интересно? Колдунью мы грохнули, и перекидывать меня в ваш мир, увы, больше некому! — Он вдруг задумался. Помолчал, сосредоточенно грызя ноготь, и спросил: — Слушай, а если я тоже, как и ты, в ящик сыграю? По идее, мне скрипеть максимум пару недель. Тогда получается…

— Не получается, — печально покачал головой призрак барона. — Я уже думал. Времени у меня нет, сэр! Душа человека только девять дней на земле обретается. А потом — либо на небеса, либо…

— Туда, куда не хотелось бы, — закончил за него Аркаша. — М-да… Дай-ка подумать… Хайд! А если мы этот процесс слегка ускорим?

— То есть?

— Ну как! Есть способы. Шестой этаж, цианистый калий, я не знаю… ну опять можно в речку прыгнуть, в конце концов!

Барон аж подпрыгнул в воздухе:

— И думать не смейте, сэр! Душу свою бессмертную погубите!

— Ой, да ладно, я же неверующий…

— Зато я верующий! И я вам этого не позволю! — Призрак слетел с табурета и, растопырив руки в стороны, загородил собой окно. — Ни за что!

Аркадий, ухмыляясь, поднялся и, подойдя к другу, протянул вперед руку. Пальцы, не встретив никакого сопротивления, прошли сквозь прозрачное тело барона и уткнулись подушечками в подоконник. Хайден скис.

— И?.. — пожал плечами Ильин. — Ты давай еще завопи: «Только через мой труп!» Да ладно, Хайд, отойди от окна. Не буду я прыгать, что я, дурной? Из окошек только влюбленные школьницы кидаются… отойди ты, елки-палки! Вот ведь псих.

— Сначала поклянитесь на Библии, что вы не станете сводить счеты с жизнью.

— Да не вопрос! — легко согласился медик, но барон уже понял, что с Библией в отношении закоренелого атеиста он дал маху.

Призрак помотал головой, подумал и объявил:

— Клянитесь Кармен! Тогда поверю.

— Кому клясться?!

— Да не кому, а кем! Кармен Идальго де Эспиноса Эстебан Мария-у-Вальдес Хуан Муан Эскобара — помните такую?

— Хайд, зараза! — подскочил на месте Ильин. — Ты ее видел?! Скажи, видел?! Как она?! С ней все в порядке?!

— Сначала поклянитесь, а потом…

— Иди на фиг! — Вирусолог сделал попытку зафинтилить другу в ухо, но не смог по причине эфемерности последнего. — Не буду я клясться! Тем более Карменситой! А вот если ты, Каспер несчастный, сейчас мне на все вопросы не ответишь — как есть с подоконника сигану! Ей-ей сигану, чтоб мне пусто было!

— Не надо, — пошел на попятную барон. — Какой вы все-таки… трудно было два слова сказать, что ли?

— Хайд, ты специально резину тянешь?

— Ничего я не тяну, — сердито буркнул сэр Хайден, возвращаясь к своей табуретке. — Пожалуйста, расскажу, мне скрывать нечего. Конечно, я видел сеньориту Кармен. Буквально… так, убили меня вчера… вот вчера и видел.

— Где?

— Так в своем замке! Когда вы исчезли, она обратно домой вместе с доном Педро ехать не захотела. Сказала, вас ждать будет.

— Карменсита… — расплылся в счастливой улыбке Ар-каша, даже забыв про чай. — А он уехал, стало быть?

— Уехал. Подлечился — и уехал. Говорят, монастырь основал у себя на родине…

— Да ты что?! Серьезно?

— Да. Я сам там не был, но Кармен от родственников письмо получила, вот и рассказала. Она у меня в замке осталась, хотя диктатор свой дворец предлагал…

— Минуточку! — тут же возревновал вирусолог. — Я чего-то не понял! Он что, к моей девушке клеится?!

— Да ни к кому он не… клеится, — улыбнулся барон. — Наоборот, с тех пор как королеву на выселки сослал, вообще женщин на дух не переносит. Просто погостить предложил. По-дружески. Он и Лира звал, да только тот тоже отказался — поехал свое поместье заново отстраивать. Барбуза Пецилла обратно в леса утащила, я о нем, честно сказать, больше так и не слышал…

Они помолчали.

— Значит, — спросил Аркаша, — она меня ждет, да? Не врешь?

— Да зачем мне вам врать, сэр? — искренне удивился Хайден и, перехватив взгляд товарища, выпалил: — А ну прекратите немедленно!

— Что?!

— Ничего! Опять ведь на окно уставились! — Барон со вздохом подпер прозрачной рукой бледную щеку. — Горе мне с вами… Надо было в Эндлессе остаться!

Мрачные серые зубцы Диких гор навевали тоску. Не спасало даже ярко-голубое небо над головой. Дженг пнул носком сапога неровный выступ в скалистой стене и прошипел сквозь зубы:

— Осточертело!..

И это была правда. Причем достаточно горькая… В Диких горах опальный капитан скрывался вот уже почти третью неделю, и местные унылые пейзажи у него уже в печенках сидели. Но деваться ему было больше некуда.

После того как королеву Гатту уличили в измене — причем не только в государственной — и с позором выставили из дворца, вольготной жизни бравого капитана пришел закономерный конец. Наорд сразу припомнил Дженгу все — и интриги, и придворное крючкотворство, и соблазнение собственной супруги (хотя по совести — кто кого соблазнил, надо еще разобраться) и так далее и так далее… От тюрьмы генеральского сына спасло только своевременное бегство из столицы. Судьба бывшей королевы капитана совершенно не заботила, в отличие от своей собственной. Ей-то что — ну вернется в родительское поместье, переждет, пока шум утихнет, и снова замуж выскочит — она баба красивая, а слепых мужчин гораздо меньше, чем глупых… А он?! В Тайгете его блюстители порядка ждут не дождутся, всех дружков прижали так, что только сунься к кому — тут же диктатору донесут. На всех приграничных заставах плакаты в два локтя развешаны, под заголовком «Разыскивается!», а снизу — сумма вознаграждения за поимку государственного преступника, да такая, что Дженг сам бы себя поймал за такие деньги… Но не это самое паршивое! Хуже всего то, что Наорд после своего возвращения из Зияющего Разлома (капитан отдал бы полжизни, чтобы он оттуда не вернулся, но увы!) проникся дружескими чувствами к небезызвестному барону Эйгону! А если вспомнить, как этот самый барон ненавидел Дженга…

И было за что.

Вряд ли кому-нибудь из тех, кто был знаком с заносчивым сыном генерала Зафира, могло прийти в голову, что красавец капитан, известный ловелас и разбиватель сердец, который женщин и в грош не ставил, знал не понаслышке о том, что такое муки неразделенной любви. А Дженг знал. И знание это ему дорого стоило… Возможно, выбери он другой объект для своих чувств, все повернулось бы совсем не так, но… Случайная встреча на одной из проселочных дорог Эндлесса с увязшим по самые рессоры в грязи богатым экипажем стала для Дженга фатальной.

Капитан, уставший, голодный и поэтому злой как собака, возвращался в Тайгет окольными путями — назревала очередная война между двумя пограничными государствами, поэтому светиться в Эндлессе генеральскому сыну было не с руки. Мельком взглянув на намертво застрявший в глубокой канаве экипаж сэра Робера Эрмунда, Дженг без интереса скользнул взглядом по лакированным бокам повозки и замученным лошадям и отвернулся. Его ждали в диктаторском дворце с донесением, кроме того, он не спал двое суток. Что ему было за дело до каких-то там эндлессцев? Однако проехать мимо, как и намеревался, капитан не сумел — бархатная шторка за окном экипажа колыхнулась, и наружу выглянула молодая девушка. Золотистые волосы, белая кожа, большие синие глаза… Девушка на секунду остановила взгляд на проезжающем мимо капитане, потом со вздохом посмотрела на мучения пыхтящего кучера, пытающегося совместно с сэром Робером выволочь тонущую в грязи карету, и снова исчезла за шторкой.

«Хорошенькая, но я видал и получше», — отметил про себя Дженг, почему-то придерживая своего жеребца. Оглянулся — впряженные в экипаж лошади, тяжело дыша, из последних сил тянули повозку с обочины на дорогу, но та не поддавалась.

«Оно мне надо? Меня во дворце ждут… И так на сутки задержался, диктатор с меня голову снимет!» — подумал он и зачем-то спрыгнул с коня. Шторка внутри экипажа снова колыхнулась, правда, на этот раз никто не выглянул.

«Кто увидит — засмеют… — мелькнуло в голове у Дженга, — я, офицер… на задании… Вот влезли-то, олухи эндлесские, в самую грязь! Форму потом только выбросить…» С такими мыслями капитан бросил поводья на ближайшую ветку, закатал рукава куртки и полез помогать… К плохим дорогам Дженг, как всякий уроженец Тайгета, привык с малолетства, лошади всегда его слушались — чувствовали твердую руку, поэтому объединенными усилиями где-то через час карета уверенно встала всеми четырьмя колесами на ровный, наезженный участок дороги.

«Если сейчас потороплюсь, в Тайгет засветло, пожалуй, успею», — сам себе сказал грязный, как последний побродяжка, капитан и за каким-то чертом напросился проводить многострадальную карету до окружной дороги. Ему самому за себя было стыдно, но думал он почему-то одно, а делал прямо противоположное! Благополучно расставшись с экипажем сэра Робера на развилке, генеральский сын посмотрел вслед удаляющейся карете и развернул лошадь в сторону тайгетской границы. На душе у него было неспокойно.

«И что меня дернуло останавливаться? Совсем из ума выжил», — подумал Дженг, понимая, что влип. Кучер у сэра Робера оказался товарищем весьма словоохотливым и выболтал капитану все, что того интересовало. Если точнее — интересовала Дженга на тот момент исключительно синеглазая девушка… Которая, как он ни старался, почему-то совершенно не шла у него из головы!

Девушку звали Эллис Кар. Она была уроженкой Эндлесса, ее добропорядочный опекун никогда не позволил бы тайгетскому головорезу, каких бы благородных кровей он ни был, даже словом перемолвиться со своей воспитанницей, но капитана это уже не волновало… его не волновал даже тот факт, что девушка была помолвлена! Дженг привык получать все, что хочет. Увы! На сей раз обычно щедрая на подарки фортуна повернулась к нему спиной. Эллис даже знать его не хотела. Он посылал ей подарки — она их возвращала. Он платил бешеные деньги менестрелям — она захлопывала окна и не желала слушать их сладких песен. Он писал ей письма — она сжигала их в камине, даже не распечатав. Он чуть не докатился до официального предложения руки и сердца, но вовремя подавшая голос гордость подсказала, что, кроме отказа и пожизненных насмешек со стороны знакомых, ему ничего не светит. Капитан никогда не отличался благородством и высокими нравственными устоями, но мысль попросту выкрасть строптивую девицу из отчего дома отмел сразу же. Следом за этой мыслью отправились и всевозможные привороты на сердечную привязанность. Ему не нужен был самообман. Дженг, хоть и был весьма самолюбивым, свои минусы видел. Но точно так же он видел и то, как других — еще и почище него самого! — любят. И не под угрозой кнута, а просто так. «Чем я хуже?!» — злился молодой капитан, каждый раз возвращаясь домой, в Тайгет, несолоно хлебавши. Он позабыл всех своих многочисленных подружек. Он почти не спал и практически не ел. Он нахамил диктатору и чуть не подрался из-за пустяка с собственным адъютантом.