Нет, нет, нет! Я быстро накрыла крапиву ладонью, чувствуя под кожей холодную гладкость, но было поздно. Он уже это видел. Мы оба видели.

Какое-то время Аскольд молчал, задумчиво потирая свою наполовину седую бородку.

— Голова не болит? — наконец спросил он.

Прислушавшись к себе, я осторожно покачала головой.

Он забрал у меня огарок и затушил его указательным пальцем.

— Вот и замечательно. Описание силы пришлете мне до полуночи завтрашнего дня.

Вера, полтора года назад

Снега не было всю зиму. Как и ветра, и дождя, и инея на остатках почерневших листьев. Только нечеловеческий холод, продержавшийся ровно три месяца.

Первое марта я ждала с надеждой и страхом. С надеждой — потому что все так устали от холода, что радовало любое движение к весне, даже календарное. Со страхом — потому что со дня на день Фрося должна была родить.

Я стояла в комнате Вани — сам Ваня, укрытый шерстяным покрывалом, лежал на раскладушке — и смотрела на застывшую за окном картинку. Неужели так теперь будет всегда? Разъяренная осень, невыносимо однообразная зима, весна, как глоток воздуха, и снова — мертвое лето?

— Ну что, проверила? — За спиной послышались мягкие перекатывающиеся шаги. — Ничего с ним, как видишь, не случилось.

Я неопределенно повела плечом. Возможно, Антон не заметил, но Ваня изменился. Дыхание его стало глубже и чаще, на щеках забрезжил румянец. В прошлый свой визит в начале зимы я заметила, как во сне у него пару раз дрогнул мизинец. Ваня постепенно оживал.

Антон встал рядом и тоже глянул в окно.

— Так будет всегда? — Я кивнула на неподвижные ветви за стеклом.

— Что ты имеешь в виду?

— Зима теперь всегда будет такой… странной?

— Без понятия.

— Но ты же столько лет был с Хельгой!

— Хельга не пыталась запихнуть свою силу в живого человека, а потом его прикончить, — отрезал Антон.

Я развернулась к нему. На губах застыла фраза о том, кто нанес Тёме тот последний удар. Но Антон продолжал смотреть на застывшую картинку за окном и сам казался чем-то вроде изваяния — холодный, чужой и бесстрастный.

— Я не знала, что это так закончится, — тихо сказала я.

Он хмыкнул:

— Спросить же не у кого было.

— Разве Смотрящие не для того существуют, чтобы не допустить подобного? Скоро ведь все поймут, что с зимой и летом что-то не так!

— Не лезь к ним лишний раз.

Антон отошел к раскладушке. Поправил одеяло на груди у Вани, пригладил его черные локоны с проблесками седины. Одет он был по-домашнему, в шаровары и футболку. Я вдруг поняла, что ни разу не спросила, чем он теперь занимается. Не похоже было, чтобы ходил на работу.

Бросив последний взгляд на Ваню, я вышла в коридор. Под ноги тут же скользнула черная кошка с белым пятнышком на грудке. Мася. Я наклонилась, протянула к ней руку, но погладить не решилась. После того, что я сделала со Сметаной, она меня не слишком жаловала.

Точно. Сметана.

— А где Сметана?

— Что? — Антон тоже вышел в коридор и прикрыл дверь. Лицо его по-прежнему ничего не выражало.

— Ты же говорил, что вода Дарины ее оживила.

— Я знаю, что я говорил.

Антон уперся кулаком в проем двери, другой рукой взъерошил ежик едва отросших волос. Желудок скрутило дурным предчувствием.

— Так где она?

Он задрал голову. В тусклом свете единственной лампы матово блеснули белые шрамы на горле и ключицах. Я видела, что он злится. Он теперь почти всегда злился, когда мы встречались.

— Иди домой, Вера, — наконец устало сказал Антон.

— Что ты с ней сделал?

— Я — ничего.

— Я же извинилась! Раз двести, — добавила я себе под нос и вдруг, поймав его взгляд через коридор, отчетливо поняла: он тоже перестал спать.

Не знаю, кто первый шагнул навстречу: я или он. Антон внезапно оказался так близко, что в нос мне ударил запах коньяка. Крепко схватив за запястье, он потащил меня к себе в комнату. Это было так неожиданно, что я даже не вырывалась. Опомнилась только напротив по-армейски застеленной серым покрывалом кровати. Но Антон уже и сам меня отпустил.

— Что я с ней сделал? — глухо повторил он. — Смотри.

Поверх шерстяного покрывала лежало что-то, издалека напоминающее шаль, — черное, скомканное и взъерошенное. Оно подняло маленькую ушастую голову и обратило на меня неподвижные зрачки.

Антон помахал перед кошкой растопыренными пальцами. Та не шелохнулась, лишь хищно втянула воздух почерневшим носом. Потом неуклюже поднялась — стали видны белые «носочки» на лапках — и издала звук, похожий на скрип несмазанной двери. Антон ловко подхватил Сметану под живот и спустил на пол. Та, неуверенно передвигая абсолютно прямые ноги и покачиваясь, пошлепала к шкафу. И тут же в него врезалась.

— Иди домой, Вера, — со вздохом повторил Антон. — Ничего хорошего ты тут не увидишь. Я напишу, когда Ванька очнется.

Он снова поднял кошку и понес на кухню.

Глава 2

На следующее утро я проснулась так поздно, что солнце уже вовсю проглядывало из-за ситцевых занавесок. С кровати было хорошо видно, как оранжевый луч раскрашивает рабочее место на подоконнике, ныряет в складки одежды, наспех брошенной на спинку стула, играет на круглом боку эмалированной кофеварки у мойки. Одно за другим на меня свалились воспоминания предыдущего дня. Кладбище. Могила некой Веры Гринзбург — или Гинсбург? Мужчина, со странным выражением заглядывающий мне в глаза, и листик крапивы, покрывшийся инеем от одного моего прикосновения.

Я села в кровати и потерла щеки, пытаясь проснуться. Быть такого не может. Два года ничего не было, две зимы прошли мимо. Тёма лежит в могиле. Я не могу быть Зимней Девой. Наверняка мне просто привиделось из-за лихорадки. Я же там чуть в обморок не упала!

Я мысленно проверила себя. Голова тяжелая со сна, но вроде не болит. Тошноты тоже нет. Я покосилась на подушку — на наволочке, кроме выцветших узоров, никаких красных пятен. Значит, во сне кровь не шла. Получается, я здорова. А ночью… Понятия не имею, что это было. Может, сам Мирин все и подстроил. Если он такой крутой маг, что чуть не угробил меня своей порчей, чего ему стоило устроить представление со льдом?

Часы над окном показывали начало одиннадцатого. Какое-то время я смотрела на них, соображая, какой сегодня день и что я должна сделать. Что-то важное маячило на самом краешке сознания. Позвонить кому-то? Прибраться на могиле? Нет… По воскресеньям Лексеич велел не работать.

Работа.

Я вывалилась из-под одеяла и приземлилась перед айфоном, который заряжался на полу. Экран приветственно мигнул картинкой пальмы и моря и выкатил целый список неотвеченных. Все были от клиента, который вчера хотел… Что он хотел?

Я села прямо на деревянный пол, подтянув под себя длинную футболку с Rammstein, и открыла чат.

17:00 «Выключите рекламу».

17:42 «Вы тратите мои деньги впустую!»

18:30 «Вы совсем не читаете сообщения?»

Дальше шли три пропущенных подряд, и уже ближе к ночи, как раз когда я собиралась к задней калитке кладбища, чтобы впустить Аскольда, пришло последнее:

«Таргетолог всегда должен быть на связи! Выключайте рекламу!!!»

Я отсоединила зарядку. Со стойким чувством, что меня уволили, поднялась и прошлепала к компьютеру. Деревянные половицы холодили ступни. Отчаянно не хватало кофе. Я постукивала ногтями по мышке, ожидая, пока старенький ноутбук выдаст приветственное «Хотите перезагрузить систему?». В телефоне пиликнуло сообщение. Голосовое от Лёши.

«Привет… — Голос у него был сонный и тягучий, как молоко с капелькой меда. — Как здоровье? Я только проснулся… Еще в кровати…»

Компьютер наконец загрузился, и я зашла в рекламный кабинет. Показатели в норме. Денег мы потратили всего ничего. Кликов на сайт было семнадцать, и это лучше, чем все предыдущие результаты, вместе взятые. Я набрала клиента.

— А! Соизволили наконец! — выдал он через три гудка.

— Здравствуйте. Прошу прощения, что не ответила, форс-мажорная ситуация, не было доступа к компьютеру…

— Конечно, вы же не свои деньги тратите!

Я прикрыла глаза. Кофе. Сначала стоило выпить кофе.

— У нас семнадцать кликов.

— И ноль продаж!

— Я не отвечаю за продажи. Это конверсия сайта.

— Вы потратили две с половиной тысячи, и ничего!

— Так бывает. Вчера была суббота — не самое активное время. — Я поймала себя на лжи. Суббота и воскресенье как раз то время, когда люди чаще обычного листают соцсети и натыкаются на рекламу. Значит, проблема в его сайте. — Давайте переделаем визуал. Я сейчас остановлю эту кампанию…

— Вчера надо было останавливать! — возмутился он. — Я уже нашел нового таргетолога. Он напишет вам в течение часа. Чао!

Послышались короткие гудки.

Я откинулась на спинку стула — как раз туда, где лежали вывернутые наизнанку окровавленные вещи, — и провела рукой по растрепанным волосам. Почему на курсе рекламы нас учили настраивать алгоритмы, но никто не рассказал о трудностях общения с клиентами? Стрелка на часах тихонько стукнула, натолкнувшись на препятствие, — часы над входной дверью показывали ровно десять десять. Пора было приводить себя в порядок. И видимо, искать новые заказы.