— Не знаю, что на тебя нашло. Почему ты так взъелась на этого Джойса? Для репортера он вполне приличный парень.
— Да, наверное.
— Мы станем известны, станет приезжать больше народу. Да люди сюда валом повалят, к гадалке не ходи. И нам что-нибудь перепадет.
Она промолчала, и он вдруг сорвался на крик:
— Черт побери, Маргарет, дохлая рыба веселее тебя! Можно подумать, на острове кто-то умер, а не исцелился. Видит бог, лишние клиенты нам не помешают!
— Да, я знаю. Извини, Кит.
Майор перелистнул газету на страницу с результатами скачек.
— Где этот твой сынок? — поинтересовался он некоторое время спустя.
— Хотел отправиться на лодке с Дженни Уильямс в южную бухту, как обычно.
— Они здорово сблизились, да?
— Тревожиться не о чем. Она хорошая девушка.
— Если бы еще не ее акцент…
— Не такой уж он сильный, тебе не кажется?
— Ну, может, и нет. Вообще, кобылка она что надо. Ноги просто загляденье. А ему разве не следует заниматься?
— Про учебу он не забывает.
— Вечно ты его выгораживаешь.
Майор зажег сигарету и вернулся к скачкам. Зазвонил телефон.
— Я возьму, — сказала жена.
Она подняла трубку.
— «Мальчик с омаром». Да. Да.
В трубке громко трещало.
— Из Лондона, — повернулась к мужу миссис Бэрримор.
— Если это миссис Уинтерботтом, — откликнулся тот, подразумевая арендодательницу, — то меня нет дома.
Через секунду-другую связь установилась.
— Да? — проговорила миссис Бэрримор. — Разумеется. Да, можно. Номер на одного? Как ваше имя?
В тот день ей пришлось ответить еще на два междугородних звонка. К концу недели все пять комнат в «Мальчике с омаром» были заняты.
В редакцию «Сан» посыпались письма о чудесных исцелениях и лечении силой веры. К пятнице ситуацией заинтересовались на телевидении.
В школе тем временем начались каникулы, и учительство Дженни Уильямс на Порткарроу подошло к концу.
Пока за завтраком статью обсуждала чета Бэрриморов, та же тема занимала и священника с женой. Тон их разговора, правда, был иным.
— Вот оно! — произнес мистер Карстерс, хлопнув по газете, лежавшей рядом с его тарелкой. — Все-таки тиснул! Бессовестный писака!
— Да, я видала. Так насчет мясника… — Миссис Карстерс больше волновали ежемесячные счета.
— Нет, Далси, каково? Я просто слов не нахожу. Я в бешенстве. — Тон священника, однако, стал неуверенным.
— Правда? Почему? Конечно, вульгарность… Но вот что имел в виду Нанкивелл под «двумя фунтами [Около 900 грамм.] лучшей вырезки»? — вернулась миссис Карстерс к более насущным проблемам. — С ума он сошел? Мы в жизни не брали у него вырезку, да еще лучшую. Максимум мясо для тушения.
— Дело не только в вульгарности, Далси, но и в том, как это повлияет на деревню.
— Повлияет? И цифры у него не сходятся. Вообще ничего не понимаю.
— Конечно, я рад за мальчика. Искренне рад и не устаю возносить благодарственные молитвы Господу.
— Разумеется, — поддакнула жена.
— Вот о чем я говорю. Нужно быть благодарными, а не делать скоропалительные выводы.
— Непременно выясню у Нанкивелла. Каких выводов?
— Какой-то осел, — сердито проговорил преподобный, — вбил Трехернам в голову, что это было… О Боже! Что это было…
— Чудо?
— Нельзя разбрасываться такими словами! А ведь они сейчас именно этим и заняты.
— Просто ужас, сколько мы платим Нанкивеллу за его дрянной товар, — вздохнула миссис Карстерс, переходя к следующему счету. — Да, дорогой, ты совершенно прав. И все же случай правда поразительный.
— Как и другие исцеления. Все они — свидетельства милости Божьей, любовь моя.
— Трехерны, надо думать, были пьяны?
— О да. В стельку. Католики лучше нас разбираются в таких вещах, не зря они придумали «адвоката дьявола». Еще немного, и нам он понадобится.
— Не стоит так переживать, — проговорила миссис Карстерс. — Думаю, все скоро успокоится.
— Что-то мне сомнительно, — мрачно возразил ей муж. — Да, Далси, именно так — что-то мне сомнительно.
— А остров большой? — спросила Дженни, перевернувшись на живот и подставив солнцу спину.
— Нет, крохотный. Не больше четырнадцати акров.
— У него есть владелец?
— Одна пожилая леди — миссис Фэнни Уинтерботтом. Ее муж сделал состояние на шпильках для волос. В нужный момент переключился на заколки и стал миллионером. Купить остров — это, можно сказать, была его причуда.
— А паб и прочее?
— Тоже все ее. У мамы, правда, в пабе есть доля. Она взялась за это дело, когда отчима уволили из армии.
— Здесь хорошо. Красиво, но не слишком. Бухта прямо как у нас в Новой Зеландии. Жаль будет отсюда уезжать.
— Скучаешь по дому, Дженни?
— Иногда. По горам, по образу мыслей. Хотя настроиться на чужую жизнь тоже было интересно. Сперва, конечно, я ко всему относилась с предубеждением, как бы смотрела со своей колокольни. Меня буквально выворачивало от того, как некоторые, вроде Трехернов, здесь живут, от их косности и ограниченности и так далее. Но теперь… — Она покосилась на Патрика. — Забавно, что эта дрянная статейка трогает меня куда больше, чем тебя, и не только из-за Уолли. Мне она кажется каким-то оскорблением острова.
— Ну, мне она тоже не очень по душе.
— Британская сдержанность в выражениях. Типичный пример.
Он слегка шлепнул ее пониже спины.
— Стоит мне вспомнить, — голос Дженни зазвенел от ярости, — как гнусный репортер вытянул из Трехернов то школьное фото, а до этого нагло пытался обвести вокруг пальца меня саму…
— «Дженнифер Уильямс заявила, что бородавки выглядели просто ужасно», — процитировал статью Патрик.
— Как он вообще посмел!
— Кстати, зря он назвал твои волосы «огненно-рыжими». На солнце они отливают медью. Скорее, даже золотом.
— Не трожь мои волосы.
— Надо говорить «не трогай».
— Ох, да отстань ты.
— Ты сама просила поправлять тебя.
— Ладно, ладно. Патрик…
— Что?
— Ты не думаешь, что остров ждет кошмарное нашествие страждущих, покрытых бородавками и задыхающихся от астмы?
— Экскурсии…
— Магазины сувениров…
— Проволочная ограда вокруг источника…
— Вход — шиллинг.
— Да, пугающая перспектива, — признал Патрик. Он поднял камешек и швырнул в пролив. — Зато выгодная, — пробормотал он себе под нос.
Дженни повернулась к нему и села.
— Само собой. Само собой. Если дело в этом…
— Моя дорогая невинная Дженни, ну разумеется, и в этом тоже. Не знаю, может быть, у вас в благословенной Антиподии не сталкиваются с постоянной нехваткой денег… Могу сказать по собственному опыту, что это довольно неприятно.
— Ну, мне сталкиваться приходилось. Прости, Патрик, я не знала.
— Прощаю. Я пойду даже дальше и скажу тебе, что если дела в пабе не пойдут хоть немного лучше или если отчим не перестанет играть на бегах и прикладываться к бутылке, нам придется покинуть остров даже раньше твоего.
— Не может быть!
— Боюсь, что может. А господа из адвокатской корпорации будут угощать обедом какого-нибудь другого, более достойного кандидата на место. Я же останусь на бобах, закончу Оксфорд и пойду торговать расческами вразнос. Купишь одну для своих роскошных волос?
Патрик схватил камешек и швырнул в воду, за ним другой, третий…
— И это еще не все. Дело и в маме. У нее, конечно, и так не радужная ситуация, но здесь, по крайней мере, она… — Он вдруг поднялся. — Ладно, Дженни. Вот тебе еще один пример британской склонности к недомолвкам, которую ты считаешь такой комичной.
Молодой человек отошел к лодке и без всякой нужды вытянул ее из воды еще на пару дюймов [Около 5 сантиметров.]. Дженни беспомощно смотрела на его привлекательную фигуру в позе сдержанной силы, выгодно выделяющуюся на фоне моря. Что тут скажешь?
Патрик вернулся, прихватив из лодки корзину с едой.
— Извини. Искупаемся, пока нет сильных волн, а потом поедим? Пошли.
Дженни последовала за ним к морю. В борьбе против подступающего прилива чувство беспомощности сошло на нет. Наплававшись до устали, они вернулись на берег и принялись за еду. Патрик, как благовоспитанный и внимательный джентльмен, расспрашивал девушку о Новой Зеландии и о работе, которую Дженни надеялась получить — преподавать английский в Париже. Только когда пришло время отправляться обратно на ту сторону острова и они сели в лодку, Патрик вернулся к теме, которая все это время, конечно, не покидала умы обоих.
— Вон вершина того самого холма, — заметил он. — Прямо над нашим пляжем. На той стороне, чуть ниже, источник. Ты заметила, что в интервью мисс Кост назвала его Ключом Фей?
— Еще бы. Приторно до тошноты.
Лодка обогнула мыс и вошла в Рыбачью бухту.
— Сантименты и целесообразность — не лучшие компаньоны, — заметил Патрик. — Можно сколько угодно вставать в позу и объявлять, что лучше я буду торговать расческами, только бы место, которое я люблю, сохранилось неоскверненным. Не опрокинется над островом никакой рог изобилия, все здесь останется, как прежде — таким, как мы любим. Правда, нас тут уже не будет. Через каких-нибудь пару лет никто и не вспомнит о бородавках Уолли Трехерна.