«13 часов по Гринвичу, — писал Найджел. — Трой, дорогая, два часа назад мне позвонил, вернувшись после встречи с тобой, Томас Анкред. Он в полном восторге. Тебя ждет испытание, но рисовать ВС [Великий Старец — так говорят о видном пожилом человеке; изначально — прозвище У. Гладстона, многократного премьер-министра Великобритании во 2-й половине XIX века.] — дело действительно великое. Я всегда умирал от желания описать Анкредов, но не могу позволить себе выступать ответчиком по делу о клевете, а это было бы неизбежно. Вот почему я решил поразвлечься и сочинил прилагаемую jeu d’esprit [Игра ума (фр.).]. Может, она поможет тебе скоротать время в пути. Н.Б.».

Рукопись была озаглавлена: «Заметки о сэре Генри Анкреде, баронете, и его ближайшем окружении».

«И надо мне это читать? — подумала Трой. — Со стороны Найджела очень мило написать эти заметки, но я еду к Анкредам всего на две недели, и к тому же Томас уже дал мне исчерпывающие объяснения». И она опустила рукопись на колени. В этот самый момент молодой человек, сидевший на чемодане, тоже отложил свой глянцевый журнал и пристально посмотрел на нее. Он производил на Трой довольно неприятное впечатление. Во взгляде его читалась какая-то дерзость. Рот казался пухлым под ниточкой усов, и губы выдавались слишком далеко вперед над маленьким белым подбородком. Все в нем как-то слишком изящно, подумала Трой и, поместив его в категорию людей слишком уж стандартного типа, утратила к нему всякий интерес. Тем временем молодой человек не сводил с нее взгляда. «Сиди он напротив меня, — подумала Трой, — наверняка стал бы расспрашивать, что там за окном. Чего ему нужно?» Она открыла рукопись Найджела и погрузилась в чтение.

II

«Все вместе и каждый по отдельности, — писал Найджел, — Анкреды, за единственным исключением, — люди сверхэмоциональные. Эту семейную черту следует твердо держать в уме при любой попытке описать или объяснить их поведение, ибо без нее они фактически просто не существуют. В этом смысле сэр Генри Анкред, возможно, тяжелее всех, но, поскольку он актер, друзья воспринимают его поведение как часть профессии, и оно редко их задевает, правда, иногда вызывает чувство некоторой неловкости. Привлекли ли его к жене (ныне покойной) сходные, как ему показалось, свойства характера или за время супружеской жизни леди Анкред научилась выражать свои чувства не менее виртуозно, чем он сам, сказать трудно. Можно лишь констатировать, что ей это удалось; а потом она умерла.

Их дочери, Полин (в 1896 году Анкред играл в «Даме из Лиона» [Романтическая комедия Э. Булвер-Литтона (1803–1873).]) и Дездемона («Отелло», 1909), а также сыновья, Генри Ирвинг (Анкред сыграл небольшую роль в «Колоколах» [Инсценировка повести «Польский еврей», главную роль в которой с огромным успехом сыграл Генри Ирвинг.]) и Клод (близнец Полин), каждый на свой лад унаследовали или приобрели те же эмоциональные наклонности. Лишь Томас от них свободен (когда он в 1904 году появился на свет, Анкред находился на отдыхе). Более того, Томас — на редкость спокойный человек. Может, именно поэтому его родители, сестры и братья, стоит им задеть чувства того или другого родича, обращаются именно к нему — и происходит это два-три раза в неделю, причем всякий раз с трагическим надрывом.

Полин, Клод и Дездемона последовали стезей отца. Полин поступила в труппу репертуарного театра на севере страны, вышла замуж за местного богача Джона Кентиша и оставила сцену провинциальной знаменитостью с устойчивой репутацией, сильно преувеличивающей ее скромное дарование. Она родила сначала Пола, а двенадцать лет спустя, в 1936 году, Патрицию, более известную под именем Пэнти. Как и все дети Анкредов, Полин отличалась редкостной красотой, сохранившейся и поныне.

Клод, ее близнец, благополучно перекочевал из Ориэля [Один из колледжей Оксфордского университета.] в ДООУ [Драматическое общество Оксфордского университета — любительский театр, ставящий пьесы классического репертуара.] и далее в театр, на роли героев-любовников. Он женился на почтенной мисс Дженетте Кэрнс, унаследовавшей большое состояние, но (как он любит повторять) так и не научившейся понимать его. Умная женщина. У них есть дочь, Фенелла.

Дездемона, четвертый ребенок сэра Генри (которой к настоящему моменту исполнилось тридцать шесть лет), стала неплохой драматической актрисой, которую, однако, трудно куда-либо пристроить, ибо она не способна донести до зрителя подтекст хороших ролей, на которые, обманутые красивой внешностью, привлекают ее время от времени антрепренеры из Вест-Энда. В конце концов она прибилась к какой-то труппе и появляется в пьесах, написанных двумя сюрреалистами, произнося слова своих ролей в такой душераздирающей манере, что они даже самой Дездемоне кажутся исполненными глубокого смысла. Она не замужем и пережила два несчастливых романа.

Старший сын, Генри Ирвинг Анкред, стал исполнителем второстепенных ролей и женился на Милдред Купер, которую его отец сразу же перекрестил Миллимент, ибо в то время восстанавливал на сцене пьесу Уильяма Конгрива «Так поступают в свете». С тех пор ее так и зовут. У них с мужем, который вскоре умер, родился сын Седрик, о котором чем меньше скажешь, тем лучше.

Твой друг Томас не женат. Обнаружив после двух-трех бесцветных попыток, что актер из него никудышный, он решил обучиться продюсерскому делу. На этом поприще, выдержав нелегкую борьбу, он преуспел и сейчас является директором театра «Единорог». На репетициях он, говорят, никогда не теряет самообладания, но порой люди видят, как он сидит в одиночестве в партере, обхватив голову руками. Томас живет в своей холостяцкой квартире в Вестминстере.

Все это потомство, Полин, Клод, Дездемона, Томас, а также их общая золовка Миллимент и дети подобны виньеткам узора, центральный мотив которого сам сэр Генри. Известный в кругу своих коллег как ВС (Великий Старец) английской сцены, сэр Генри считается человеком, глубоко привязанным к семье. Это часть его легенды, и, весьма возможно, она основывается на фактах. Он поддерживает тесные отношения с членами семьи, и мы не отклонимся от истины, если скажем, что больше всего он любит тех, с кем встречается реже всего. По-видимому, он любил жену. Они никогда не ссорились и всегда стояли горой друг за друга, если кто-то из детей обижал одного из них. Исключение в этом смысле, как и в большинстве других, касающихся общих свойств Анкредов, представляет собой Томас.

«Старина Томми, — любит повторять сэр Генри. — Забавный малый! Никогда не знаешь, что он выкинет в следующий момент. Т-у-у!»

В устах всех Анкредов (за исключением, разумеется, Томаса) этот труднопроизносимый звук — т-у-у — должен выражать нечто вроде разочарованности и смирения одновременно. Звучит он на высокой ноте и отличается особенной характерностью.

Сэр Генри — не театральный рыцарь, он баронет, унаследовавший на склоне лет титул от своего баснословно богатого троюродного брата. Но баронетство тоже какое-то театральное, и хотя в истинности его сомневаться не приходится, поверить тоже трудно. Возможно, потому, что сэр Генри относится к титулу в высшей степени серьезно и любит толковать о своих норманнских предках с именами драматических персонажей какого-нибудь лицейского спектакля — например, сир д’Анкред, и так далее. Выглядит он, как любит повторять его камердинер, аристократом до кончиков ногтей: серебристые волосы, орлиный нос, голубые глаза. Еще несколько лет назад он играл в салонных пьесах, виртуозно исполняя роли старых хрычей, то ли смешных, то ли противных. Иногда он забывал слова, но, используя целую серию знаменитых приемов, заставлял зрителей верить, что это не он запинается, а какой-то другой актер, послабее. В шекспировском спектакле он в последний раз выступил на юбилее Барда — в роли Макбета. Тогда ему было шестьдесят восемь лет. Потом у него развился хронический гастрит, и он оставил сцену, устроившись в родовом имении, — необычная архитектура Анкретона, быть может, напоминает ему Дунсинан.

Там он проживает и доныне, опекаемый Миллимент, которая после смерти мужа ведет хозяйство свекра. Все члены семьи считают, что она устилает гнездо для своего сына, этой притчи во языцех Седрика, личности весьма своеобразной. Стоит только назвать это имя, как семья (за исключением Томаса) неизменно начинает горько смеяться и набрасывается на бедную Милли за то, что она якобы не так обращается с ВС. Милли — женщина веселая и смеется в ответ. Однажды она сказала Томасу, что если кто-нибудь из его сестер хочет заменить ее, она всегда готова уступить. Тут-то она в самое больное место и попала — все они часто наведываются в Анкретон, но уже через несколько дней сбегают оттуда в совершенно растрепанных чувствах.

Время от времени они смыкают ряды. Сейчас наступил именно такой момент, ибо семья пребывает в состоянии войны с мисс Соней Орринкурт, третьестепенной актрисой, с которой их семидесятипятилетний отец затеял флирт. Неугомонный старик привез эту даму в Анкретон, где она, судя по всему, предполагает остаться. Когда-то она была хористкой, теперь ее взяли в «Единорог», ввели в один из спектаклей. Это был подлинный шок. В театральном мире «Единорог» — что «Будлс» в мире клубном. До мисс Орринкурт через его служебный вход не проходила ни единая певичка. На репетицию пожаловал сэр Генри. Через три недели мисс Орринкурт, обнаружив свою полную непригодность в качестве дублерши, получила от Томаса полный отлуп. Тогда она отыскала его отца, поплакалась в жилетку и выплыла в ее нынешней роли, относительно которой ни у кого в Анкретоне сомнений нет. Она блондинка. Полин и Дездемона утверждают, что она вынашивает матримониальные планы относительно Старика. Томас считает, что таких амбиций у нее нет. Клод, пребывающий ныне на Среднем Востоке, прислал телеграмму, составленную в таких невнятных выражениях, что определенно сказать можно лишь одно: он в ярости. В отсутствие Клода на семейный совет была вызвана его жена Дженетта, разумная и славная женщина, предпочитающая держаться на расстоянии от своих свойственников и свойственниц. Не исключено, что в случае женитьбы сэра Генри ее единственный ребенок, Фенелла, любимица номер два сэра Генри, после дочери Полин Пэнти, утратит свои позиции. Шокирована даже веселая Миллимент. Ее жуткий Седрик — старший внук, а сэр Генри в последнее время выказывает опасные признаки того, что у старой гвардии есть еще порох в пороховницах.