Найо Марш

Смерть в театре «Дельфин»

Эдмунду Корку с благодарностью и любовью

Глава 1. Мистер Кондусис

I

— «Дельфин»? — переспросил клерк. — «Дельфин»… Ну да. Ключи у нас. Хотели поглядеть?

— Хотел, если возможно, — пробормотал Перегрин Джей, недоумевая, почему подобные беседы всегда ведутся в прошедшем времени. — То есть хотел, — продолжил он более солидно, — и все еще хочу. Да, хочу посмотреть, если позволите.

Лицо клерка исказилось то ли усмешкой, то ли тиком. Перегрин почувствовал, что его внешность не внушает должного почтения.

— Театр ведь выставлен на продажу?

— Да, он продается, все верно, — презрительно подтвердил клерк, сверившись с каким-то документом на столе.

— Могу я поглядеть?

— Сейчас?

— Если возможно.

— Ну, даже не знаю, есть ли сейчас кто свободный… — Клерк задумался, хмурясь на грязные потоки дождя, стекающие по окнам кабинета.

— Послушайте, «Дельфин» — старый театр. Я — театральный деятель. Вот моя карточка. Если пожелаете позвонить моим агентам или руководству моего нынешнего театра «Единорог», они подтвердят, что я честный, непьющий, усердный, чертовски хороший режиссер и драматург и обладаю всеми прочими атрибутами, которые могут подвигнуть вас одолжить мне ключи от театра «Дельфин» на час. Я хотел бы, — повторил Перегрин, — посмотреть театр.

Лицо клерка стало непроницаемым.

— Конечно, — пробормотал он и, искоса глядя на карточку, словно она могла сбежать, пододвинул ее к себе. Клерк погрузился в себя и, похоже, принял решение. — Ну хорошо, мистер… э-э… Обычно так не делается, но мы постараемся пойти вам навстречу.

Он повернулся к грязно-белой доске, где висели ключи — черные хвостики на потрепанной горностаевой мантии.

— «Дельфин»… — повторил клерк. — Угу, есть. Вот. — Он снял с доски связку ключей и положил ее на стол. — Возможно, будет трудно повернуть. Мы редко смазываем замки. Не так часто спрашивают. И немало времени прошло.

— Четверть века, — подтвердил Перегрин, принимая ключи.

— Точно. Я тогда был ребенком. Дорогу найдете, мистер… э-э… Джей?

— Спасибо, доберусь.

— Это вам спасибо, сэр! — отозвался клерк с неожиданным почтением, хотя и выражая всем своим видом полное неверие в то, что Перегрин станет их клиентом. — Ужасная погода. Не забудете вернуть ключи?

— Не сомневайтесь, — ответил Перегрин почему-то голосом комика Робертсона Хэа.

Уже у двери он услышал голос клерка:

— Кстати, мистер… э-э… Джей. Будьте поаккуратнее. Под ноги глядите. Особенно на сцене. Там значительные повреждения.

— Благодарю. Я буду осторожен.

— Дыру прикрыли, но уже давно. Прямо колодец, — добавил клерк, пристально изучая свой палец. — Как-то так. Будьте аккуратнее.

— Буду.

— И я… э-э… не отвечаю за то, что вы там найдете. Туда ведь бродяги забираются. То и дело. Один там умер с год назад.

— Ох…

— Вряд ли это повторится.

— Надеюсь.

— Ну, тут уж мы ничего не могли поделать, — строго сказал клерк. — И как они вошли? Наверное, окно выбили. За всем ведь не уследишь.

— Это верно, — согласился Перегрин и вышел вон.

Дождь лил стеной. Брызги от асфальта стучали в окна и двери; дождь лупил по зонтику так, что казалось, сейчас его сломает. Под гребенчатым в капельках краем зонта виднелась Темза, в оспинах и рябая. Народу на улице было немного. Мимо натужно ползли фургоны на низкой передаче. Здания вокруг стояли непонятные: были ли это склады или конторы владельцев пристаней? Синий фонарь вдали освещал вход в Управление речной полиции. Перегрин миновал дверь с аккуратной вывеской «Управление лондонского порта», потом еще одну со старинной надписью: «Компания речного флота. Неустойки за простой. Причальный сбор. Справки».

Улица резко повернула вправо и пошла параллельно реке. Перегрин поднял зонтик, и перед ним, словно за поднятым занавесом, возникло строение. Дождь внезапно прекратился, тучи разошлись. Подсвеченный солнечными лучами, между пабом «Приятель речника» и расчищенным после бомбежки участком стоял высокий, квадратный и нелепый театр «Дельфин».

Перегрин представил, как сотню лет назад, при свете дня лодочники и барочники, судовые торговцы, деловые господа, моряки дальнего плавания и приречная чернь смотрели на «Дельфин». Разглядывали хлопающие флаги, восхищались кариатидами с деликатно позолоченными локонами и сосками. Мистер Адольф Руби, тот самый Адольф Руби, стоял здесь, на Уорфингерс-лейн, заложив большие пальцы в проймы жилетки, — сигара в одну сторону, шляпа в другую — и не сводил восхищенных глаз со своего дворца незамутненного развлечения. «Ох, ох, — подумал Перегрин, — и теперь я стою здесь, только, увы, не в лакированных ботах мистера Руби. И кариатиды смотрят на меня совершенно равнодушным взглядом».

Они действительно смотрели — по две с каждой стороны портика, ниже талии благопристойно прикрывшись завитушками. На закопченных головах и руках покоился милый балкон с коваными перилами; хотя гипсовая листва отделки местами пострадала, кариатиды оставались в хорошей форме. Безудержная фантазия Перегрина счистила слой сажи и восстановила элегантную вывеску: два игривых морских млекопитающих поддерживают над портиком сияющие позолотой буквы «Театр “Дельфин”».

Минуты две Перегрин разглядывал здание с противоположной стороны улицы. Солнце теперь сияло вовсю, отражаясь от речных волн, судов и мокрых крыш; от булыжной мостовой перед театром поднимался легкий пар. В шум дня вплелись крики чаек и гудки барж.

Перегрин пересек сырой переулок и вошел в портик. Его окружили старые афиши, включая извещение агента, провисевшее здесь явно очень долго — порванное и выцветшее. Там было написано: «Коммерчески ценный участок».

«В таком случае, — задумался Перегрин, — почему же он не продан? Почему ни одно дальновидное коммерческое предприятие не ухватилось за ценный участок и не отправило театр “Дельфин” в тартарары?»

Были там и другие документы прошлого. «Сенсация!» — вопил один плакат, но продолжение было оторвано, и оставалось только гадать, что обещал плакат. «Проваливай…» — было начертано мелом на одной из дверей; кто-то стер остаток надписи, заменив его более-менее предсказуемыми граффити.

Подойдя ближе, Перегрин обнаружил на фронтоне — высоко, вне досягаемости — истрепанную афишу. Такие древности ценятся знатоками, а кенсингтонские театральные лавочки мастерят из них абажуры.

...

«СВАДЬБА НИЩЕНКИ

По многочисленным просьбам!

Мистер Адольф Руби

представляет возобновленное представ…»

Продолжения не было.

И когда же, задумался Перегрин, эти многочисленные просьбы тронули сердце мистера Руби? В восьмидесятых? Он знал, что тот дожил до последнего десятилетия века, а в лучшие годы купил, перестроил и восстановил «Дельфин», украсил кариатидами, гирляндами, морскими млекопитающими и рогами изобилия, добавив позолоты и розовой карамельности к скромной элегантности кованого железа и гладких стен. Когда он внес все эти изменения? Правда ли, что на склоне лет он продал «Дельфин»? Если да, то кому? По слухам, в начале Второй мировой здание служило складом старьевщику.

А кто хозяин теперь?

Перегрин остановился перед главным входом с замочной скважиной, к которой не составило труда подобрать нужный ключ — такой большой, что мог бы висеть на поясе тюремщика в постановках мистера Руби. Ключ легко проник в скважину, однако поворачиваться не желал. Ну вот что бы попросить у клерка масленку?.. Перегрин боролся с ключом, когда из-за спины донесся голос:

— Что, приятель, никак?

Обернувшись, Перегрин обнаружил человека в фуражке лодочника и в залоснившемся синем костюме. Голубые глаза румяного мужчины средних лет глядели с нахальным спокойствием.

— Вам надо немного старого доброго суперсредства, — произнес незнакомец с хрипотцой. Перегрин удивленно уставился на него. — Масло, говорю. Смазать.

— Да, конечно.

— А в чем вообще дело?

— Хочу осмотреться, — хмыкнул Перегрин. — К черту. Лучше через служебный вход.

— Ну-кась, позвольте.

Перегрин шагнул в сторону, и к замку встал незнакомец. Попробовал повернуть ключ, сначала деликатно, потом с усилием.

— Бесполезняк! Момент…

Он пошел прочь, пересек улицу и исчез между двумя приземистыми строениями в узком проходе, ведущем, похоже, к реке.

«Проклятье! — спохватился Перегрин. — Ключ унес!»

Два громадных грузовика с укрытыми брезентом кузовами прогрохотали по Уорфингерс-лейн мимо театра. Большие запертые двери затряслись и застучали, и на руку Перегрину посыпались куски штукатурки. «Он медленно умирает, — мелькнула страшная мысль. — “Дельфин” содрогается в агонии».

Когда проехал второй грузовик, вернулся человек в фуражке; в одной руке он держал масленку и птичье перо, в другой — ключ. Снова перейдя улицу, он вошел в портик.

— Очень вам признателен, — сказал Перегрин.

— Нет проблем, ваш-сочество. — Незнакомец смазал замок и после недолгих манипуляций повернул ключ. — Наше вам, — сказал он и повернул дверную ручку.