Квестинг обернулся.

— Если вы плохо меня расслышали, Клэр, то я сказал «когда», а не «если». Спокойной ночи.

Он попытался резко хлопнуть дверью, но та, верная традициям дома, застряла на полпути. Впрочем, упорствовать Квестинг не стал. Он прошествовал под окнами, попыхивая сигарой и засунув большие пальцы в проймы жилетки.

Дождавшись, пока враг отойдет подальше, полковник Клэр возмущенно заверещал. Он ровным счетом ничего не понял. И никогда не поймет. При чем тут бухта Похутукава? Почему никто ему ничего не сказал? К тому же он впервые слышал, что похутукавы в этом году не цветут. И вообще…

Самодовольно усмехнувшись, доктор Акрингтон пояснил:

— Ты потому не слышал, Эдвард, что похутукавы в этом году не цветут, что они, наоборот, цветут, как никогда пышно и обильно. Вся бухта так и пылает. Я наживил удочку для твоего друга Квестинга, а он… проглотил наживку вместе с крючком. Вляпался в дерьмо по самые уши, как сказал бы наш юный Саймон.

IV

По окончании потехи Гаунт позвал Дайкона прогуляться на сон грядущий. Молодой человек предложил пройти мимо источников, а затем выбраться на дорогу, огибающую подножие холма, который отделял курорт от резервации маори. Однако в последний миг их задержала миссис Клэр; размахивая руками, женщина звенящим от волнения голосом предупредила гостей о подстерегающих их опасностях. В самом деле, едва ли им захочется ухнуть в кипящую грязь.

— Впрочем, — добавила она, — у нас все продумано. Там, где установлены белые флажки, гулять можно, а все опасные места обнесены красными флажками. Мистер Белл, вы уж проследите, чтобы мистер Гаунт не сбился с пути. И возвращайтесь до наступления темноты. Никогда не прощу себе, если…

Слова замерли на губах миссис Клэр, которая, должно быть, и сама сообразила, что не слишком уместно стращать гостя преждевременными сожалениями по поводу его возможной кончины в кипящей грязи.

Гаунт с Дайконом поспешили заверить добрую женщину, что перспектива свариться заживо их совершенно не прельщает, и отбыли восвояси. С момента своего приезда Гаунт уже успел полежать в «Эльфине». То ли от воздействия сернистой грязи, то ли от оживленной перепалки, свидетелем которой он только что стал, но нога у Гаунта болела куда меньше обычного, и он пребывал в отменном расположении духа.

— Всегда обожал бурные сцены, — признался он Дайкону, — но эта превзошла все ожидания. Вряд ли, конечно, они сумеют продолжать в том же духе — в противном случае мое пребывание в Ваи-Ата-Тапу стало бы сплошным праздником. В любом случае ты молодец, что привез меня сюда.

— Рад, что вы получили удовольствие, — улыбнулся Дайкон. — Хотя в глубине души меня точит червь сомнения. Уж слишком зловещей выглядела та сцена у переезда. И почему Квестинг наврал с три короба?

— У меня есть на сей счет несколько предположений. Наиболее вероятное — что тут замешана мисс Клэр.

Шедший впереди Дайкон остановился столь резко, что Гаунт врезался прямо в него.

— Что вы имеете в виду, сэр? — вскричал молодой человек. — Какое отношение может иметь Барбара Клэр к конфликту между Квестингом и Смитом?

— Возможно, я и ошибаюсь, но для меня совершенно очевидно, что Квестинг положил на девушку глаз. А ты разве не заметил? Он и с этой официанткой-маори заигрывал лишь потому, что хотел раззадорить Барбару. Хотя она, по-моему, не балует его своим вниманием. — Искоса посмотрев на Дайкона, Гаунт игриво спросил: — Надеюсь, ты не влюбился в нее?

Дайкон, не поворачивая головы, буркнул:

— Как вам только могла втемяшиться в голову подобная мысль?

— Стоило мне только упомянуть Барбару, как ты тут же ощетинился, словно дикобраз. А в том, что мне в голову втемяшилась, как ты изволил выразиться, подобная мысль, нет ничего удивительного: девушка и впрямь недурна. Глаза, профиль, фигура — все при ней. Одета, правда, в цветастый балахон, который язык не повернется назвать иначе как рубищем, но тут уж, как говорится, ничего не попишешь. — С колкостью, столь знакомой Дайкону, Гаунт добавил: — Очаровательное имечко — Барбара Клэр. Если бы ты еще отучил ее ухать по-совиному и гикать…

Дайкон готов был удушить его. Поэтому, когда Гаунт сзади ткнул его тростью под ребра, он притворился, что не заметил.

— Ну извини, Белл, — захихикал актер. — Я не хотел тебя обидеть.

— Я вовсе не обиделся.

— Тогда не лети вперед, как молодой олень во время гона. Я уже запыхался. Давай приостановимся и переведем дух. Кстати, что это за шум?

Обогнув подножие холма, путники увидели вдали селение маори. Они и не заметили, как начало смеркаться. Воздух был свеж и прозрачен. Навострив уши, Дайкон услышал необычный звук — как будто сказочные великаны медленно и размеренно пускали мыльные пузыри или неподалеку закипал гигантский чан с овсяной кашей. Плюх, плюх… Плюх, плюх… Медленно и размеренно.

Пройдя вперед, Гаунт и Дайкон очутились перед небольшим прогалом, за которым тропа круто спускалась по берегу, пересекала площадку затвердевшей синеватой грязи и исчезала в лабиринте горячих источников и гейзеров. Запах серы был здесь очень силен. Дорога же, помеченная установленными через равные промежутки белыми флажками, тянулась дальше, переваливая через вершины невысоких холмов.

— Ну что, пойдем дальше? — спросил Дайкон.

— Место тут довольно зловещее, — брезгливо скривился Гаунт. — Однако мне все же любопытно взглянуть на это адское варево.

— Только давайте придерживаться указателей. Я пойду первым, хорошо?

Вскоре почва у них под ногами сделалась податливой и зыбкой. Иногда мужчинам даже казалось, что земля немного подрагивает. Словно они вышагивали по спине исполинского уснувшего чудовища.

— Жутковатое ощущение, — произнес Гаунт. — Тут все словно дышит. Одушевленное место.

— Взгляните направо, — сказал Дайкон.

Тропа здесь раздваивалась и была с правой стороны помечена красными флажками на длинных древках.

— Мне сказали, что раньше здесь ходили свободно, — пояснил Дайкон, — но теперь тут стало опасно. Таупо-Тапу наступает.

Следуя от одного белого флажка к другому, они поднялись на вершину небольшого холма, под которым бурлило и расстилалось во всей первозданной красе кипящее озерцо Таупо-Тапу.

Было оно футов пятнадцати в поперечнике, мутновато-бурое и блестящее, словно открытая язва на теле земли. Возникающие в грязевой утробе гигантские пузыри, медленно разбухая и наливаясь соками, поднимались к поверхности и с громким шумом лопались. При каждом взрыве по грязевой поверхности разбегались колечки морщин. Казалось, озерко живет своей, скрытой от посторонних глаз жизнью.

Несколько минут Гаунт молча пялился на это чудо.

— Просто оторопь берет, — проговорил он наконец. — Если ты знаешь, какую мрачную тайну оно скрывает в своем чреве, не рассказывай мне.

— Я слышал лишь одну легенду, — сказал Дайкон. — Она и впрямь довольно мрачная.

Ответ Гаунта поразил молодого человека.

— Я бы предпочел услышать этот рассказ из уст маори, — произнес актер.

— Смотрите, там даже видно, где грязь проела старую тропу, — указал Дайкон. — Там снова начинаются красные флажки и сбегают на нашу тропу немного ниже. Не хотел бы я случайно перепутать эти тропинки.

— Не стращай меня, — содрогнулся Гаунт. — И вообще, потопали домой. Уже темнеет.

На обратном пути Дайкону приходилось сдерживать себя, чтобы не помчаться назад во весь дух. Ему показалось, что и Гаунту не терпится побыстрее выбраться из этого гиблого места. Позади, за их спинами, кто-то затянул песню, невыносимо грустную и унылую.

— Это еще что? — встрепенулся Гаунт.

— Песня маори, — ответил Дайкон. — Возможно, решили порепетировать перед концертом в вашу честь. Это подлинные народные песни, без обмана. Тут вам пыль в глаза пускать не станут.

Когда они вернулись на курорт, уже почти совсем стемнело. В спокойном ночном воздухе стоял пар. Внезапно впереди замаячило неясное пятно и послышался знакомый голос. Их встречала Барбара.

— Надеюсь, я вас не напугала? — спросила девушка. — Я услышала, что вы возвращаетесь, и решила — дай поговорю с вами.

— Что-нибудь случилось, мисс Клэр? — полюбопытствовал Гаунт. — Под поезд больше никто не прыгал?

— Нет-нет, похоже, все уладилось. Просто я хотела еще раз сказать вам, как нам всем неловко и стыдно за эту безобразную выходку. Больше извиняться я не стану, но хочу, чтобы вы знали: вы вовсе не обязаны здесь оставаться. В том смысле, чтобы вы не боялись нас обидеть. Если вам здесь не нравится, поступайте, как лучше для вас. Мы все прекрасно понимаем.

Девушка повернула голову, и ее горделивый профиль четко обрисовался на фоне пропитанного серными испарениями неба. В сумерках ее одеяние казалось уже не столь безобразным, а в очертаниях фигуры угадывались красота и изящество.

В голосе Гаунта прозвучала неожиданная теплота.

— Но мы вовсе не собираемся уезжать, моя милая. Мне это и в голову не приходило. Что же касается этой «выходки», спросите у Дайкона — я просто обожаю подобные сцены. Нам очень жаль, что у вас не все гладко, но уезжать мы, ей-богу, не намерены.