Firestar сочиняли свой рассказ в общем чате, пока мы переписывались. «В куче вещей, выброшенных родителями, я нахожу ящик старых игрушек. Нет, так мне не нравится, это не страшно. В куче вещей, выброшенных родителями, я нахожу их старшего ребенка. Версию меня, от которой они избавились. Я нахожу ланчбокс, в котором все лето тухла забытая еда…»

В окошке личных сообщений они спросили:

«А посылка упала с высоты, как на твою учительницу литры?»

«Да, — ответила я. — Но она была адресована не мне. Она была подписана Че Запечкин. Так что это точно кто-то из Котауна, но кто и, главное, как?»

«Кому еще хочется, чтобы ты взломала робота по половому воспитанию?»

«Да почти всем», — ответила я, но на самом деле всего несколько человек подключились к тому разговору. Я и Firestar. Марвин. Гермиона. Ико. И ЧеширКэт, но они подключаются ко всему.

ЧеширКэт писали свою историю: «Они появляются из ниоткуда. Я не знаю, как они меня нашли, но бежать уже некуда. Тайная полиция пришла, пока все спали, а потом меня забрали и посадили в тюрьму. В моей камере нет ни одного окна, а дверь открывается только снаружи, и никто даже не знает, что меня надо искать. Раз в день в двери отодвигается панель, и в течение пяти минут через окошко со мной разговаривает шеф охраны. Если я смогу привести доказательства своей невиновности, он меня отпустит. Но я ведь понятия не имею, в чем меня обвиняют. Я только знаю, что для него я вообще даже не человек».

Я быстренько считаю слова. Ровно сто. Не всем так не нравилось писать драбблы, как Firestar, но большинству людей требовалось некоторое время — сосчитать слова, удалить лишние или дописать недостающие, чтобы получить в результате ровно сто. ЧеширКэт написали это о-о-очень быстро.

Я открываю еще один личный чат.

«Это от тебя пришла отвертка?» — спрашиваю ЧеширКэт.

«Кто-то отправил тебе нужную отвертку?» — спросили они.

«Да, — ответила я. — Это точно был кто-то из Котауна, и посылка точно мне, что странно, потому что ни у кого нет моего адреса».

«Она пришла к тебе домой?»

«Да».

«Это очень странно».

Ни то ни другое не считается за ответ. Ни да ни нет.

Я приступила к своему драбблу.

Я знала, что мой отец чудовище, но когда он наконец нас догнал, я увидела, что он настоящий монстр, напечатала я, а потом перечитала. Мне не нравилось. Разве отец — мой самый большой страх? Трудно бояться кого-то гипотетического.

«У меня в школе никто не знает про проблемы с деньгами, — написал Марвин. — Раньше у нас была куча денег, и все думают, что их по-прежнему куча, так что никто не знает, а я не могу об этом говорить. О том, что я гей, я могу говорить на встречах ГГС [Гей-гетеро-союзы (англ. GSA — gay-straight alliances) — независимые студенческие организации, распространенные в некоторых школах, колледжах и университетах США и Канады. Их целью является обеспечение безопасной и толерантной атмосферы для представителей ЛГБТКИА+ сообщества и их гетеросексуальных друзей и союзников.], а об этом не могу».

Конец ознакомительного фрагмента