— А еще говорят, что на лице у него печать дьявола, — продолжала сестра. — Я думаю, это именно так, потому что все палачи прокляты, пусть церковь и предоставляет им пожизненное освобождение от греха.

— Пожизненное освобождение? — я понятия не имела, что такое возможно.

— Да, по булле Великого Понтифика, — Лилиана не обращала внимания на тётю, которая похлопывала по руке уже её. — А ещё некоторые убеждены, что у палача звериное лицо. Возможно, и это правда — ведь разве будет нормальный человек собирать с проституток налог не только деньгами.

— Лил! — одернула ее тётя.

— Не деньгами? — спросила я растерянно. — А чем же?..

— Самими девицами, — многозначительно сказала Лилиана. — И не надо так лупить меня, тётушка! Об этом все знают, и Виоль — не невинная овечка. Да и сами подумайте — с кем еще может связаться палач? Ни одна уважающая себя женщина не согласится выйти за него. И каким образом эти грешницы-блудницы избегают прилюдной порки? Конечно, расплачиваются собой. Куда только смотрит церковь! — она досадливо взмахнула рукой и откинулась на сиденье коляски, обитое мягкой тканью.

— Это всего лишь одна из обязанностей мастера Рейнара, — пояснила тётя, сердито посматривая на Лилиану. — А ещё он прогоняет от города прокаженных, чистит сточные канавы и убирает падаль с улиц. Чтобы такие, как наша чистюля Лилиана, не страдали от болезней и зловония.

Сестра фыркнула и отвернулась.

— Какие жестокие законы, — только и смогла произнести я.

— Да, палачам в этом мире живется не слишком сладко, — сухо ответила тетя. — Но без них — никуда. Можно презирать их, можно бояться, но кто-то должен делать и эту работу.

— Жестокие законы, — повторила я. — Почему король не отменит их, тётя Аликс?

— Это не закон, — объяснила она. — Просто так живут люди, и все привыкли. Это обычай.

Обычай…

До Сартена я доехала, как во сне. Увиденное и услышанное смутило меня необыкновенно. Я пыталась понять — похож ли человек, которого я видела выходящим из реки, и который заслонил преступника от побивания камнями, на того несчастного без прав и защиты, о котором говорила тетя. Маска… зачем она ему?.. И в самом деле — прячет уродливое лицо?.. Как же несправедливо обошлись с ним небеса, если такое красивое тело венчает уродливая голова?

Но я вспомнила подбородок с ямочкой, твердый абрис губ…

Звериное лицо? Нет! Точно не звериное!..

Приехав домой, я приняла ванну, поужинала с тётей и дядей, пожелала им спокойной ночи, поднялась к себе в комнату, но мыслями находилась возле дома на холме, в зарослях огненных рябин.

Горничная закрыла ставни и потушила свечи, и я долго лежала в темноте, не закрывая глаза, хотя не видела ничего, кроме черноты.

Неужели, палач пользуется услугами женщин из Нижнего города? Это низко… и мерзко…

Уже засыпая, я вспомнила, как тетушка хвалила фьера Сморрета. Хороший человек и достойная партия… Ведь именно это нужно девушке…

Именно это…

Достойная партия…

Хороший человек…

Я увидела себя не в постели, а на деревянном постаменте посреди площади. Вокруг бушевало людское море, требуя моей казни. Я была привязана, совсем как младший Мессерер, только не лицом к столбу, а спиной, и ко мне подходил палач — обнаженный до пояса, зловеще горя тёмными глазами из-под маски. В руках у него был кнут, но он почему-то отбросил его и подошел ко мне вплотную… Так близко… Так горячо… Словно огненный поток метнулся ко мне, грозя пожрать, испепелить в одно мгновение!.. Палач медленно поднял руку и… снял маску.

Раздался женский крик — тонкий, полный ужаса, и я, вскрикнув, села в постели, уставившись в темноту.

Это был сон. Пугающий, невероятно реальный сон.

Но что меня испугало? То, что было под маской?..

Свернувшись клубочком, я постаралась не думать ни о чем, чтобы опять не начали сниться кошмары. Но как ни старалась — не могла забыть того чувства близости и огня, что охватили меня во сне.

Глава 3. Маска

Проснувшись утром, я с трудом могла вспомнить испугавший меня сон. Площадь, заполненная людьми… моя казнь… Какая глупость. Разве я могу совершить что-то, за что могут приговорить к смерти?

Палач…

Склонившись над тазом для умывания, я замерла, глядя на собственное неясное отражение в воде. Сон почти забылся, а вот ощущение пламени, охватившем меня при приближении палача, было очень ярким…

Опомнившись, я начала плескать водой в лицо, чтобы окончательно развеять ночные кошмары.

Тётя и дядя уже сидели за столом, и служанки расставляли чашки и тарелки, и раскладывали серебряные столовые приборы.

— Сегодня Лилиана опять устраивает дамские посиделки, — сказала тётя. — Заглянем к ней вечером, а пока можем прогуляться по парку. Ты ещё не видела наш парк — это самое красивое место в королевстве! Статуи, фонтаны…

Позавтракав, мы с тётей отправились на прогулку. Мы не спеша прогуливались по дорожкам парка, любуясь алой и золотой листвой, фонтанами, которые еще шумели, и мраморными статуями, изображавшими фей и эльфов, о которых вспоминала Лилиана.

— Доброе утро, фьера Монжеро, — из зарослей сирени нам навстречу вышел молодой человек, в котором я сразу узнала Сморрета-младшего.

Он опять был в бархатном плаще, но под ним виднелся камзол темно-красного цвета, и из поясного кармашка к петличке тянулась толстая золотая цепь от часов. Сняв шляпу и сунув трость под мышку, фьер Сморрет поклонился нам, заговорив с тётей, но глядя на меня.

— Чудесная погода, как раз для прогулки, — сказал он приятным, звонким голосом, кланяясь ещё и ещё.

Юноша был не слишком высок ростом, но хорошо сложен. Одежда сидела на нем, как влитая, и туфли были новенькие, начищенные до зеркального блеска. У него были светло-серые глаза, опушенные густыми ресницами, и я совсем некстати вспомнила слова Лилианы, что Сморрет-младший похож на девицу.

В самом деле — не личико, а картинка. Такое больше подошло бы какой-нибудь юной форкате. Я чуть не хихикнула, но сдержать улыбку не смогла.

— Вы просто гуляете или идете куда-то по делу? — спросил фьер Сморррет, явно обрадовавшись моей улыбке. — Это ваша племянница, фьера Монжеро?

— Моя младшая племянница, — подтвердила тётя важно, хотя в глазах у нее так и плясали смешливые искорки. — Виоль, хочу представить тебе фьера Элайджа Сморрета. Его отец — квартальный глава, а сам фьер Элайдж обучается в университете права. Он будет адвокатом, и уже сейчас ему прочат самое блестящее будущее.

— Вы преувеличиваете мои способности, — засмеялся Сморрет. — Мне еще два года учиться, кто знает, что будет дальше.

— Я в вас уверена, — пылко заявила тётя. — Виоль, обрати внимание, что фьер Сморрет необыкновенно скромен.

— И это, скорее, недостаток, чем достоинство, — сказал юноша. — Мне потребовалось несколько дней, чтобы набраться смелости и подойти к вам, форката Монжеро.

— Думаю, вам лучше называть ее по имени, — подсказала тётя. — У неё красивое имя, верно?

— Такое же красивое, как она сама, — подтвердил Сморрет.

— Вы совсем меня засмущали, — я почувствовала, что краснею и пошла по дорожке, а тётя и Сморрет-младший зашагали следом за мной.

Я слышала, как они разговаривали об общих знакомых, тётя справилась о здоровье матушки фьера Сморрета, а потом упомянула, что Лилиана собирает вечером гостей на чай.

— Будут форката Анна Лестраль, форката Эмилия Эльтес, фьера Элизабет Монтес, фьера Селена Карриди…

— Но мужчин туда, похоже, не приглашали, — ответил Сморрет с шутливым сожалением.

— Я обязательно намекну Лилиане, что вы мечтаете побывать у нее в гостях.

— Вы правы — просто мечтаю, — проговорил Сморрет с нажимом.

Наверняка, чтобы я услышала. Он не мог видеть моего лица, и я улыбнулась. Какой настойчивый молодой человек. Очаровательно настойчивый.

На выходе из парка мы распрощались с фьером Сморретом, но шагов через двадцать тётя оглянулась.

— Стоит и смотрит на нас, — хихикнула она, как проказливая девчонка. — Заметила, что он явно принарядился? Красный камзол, золотые часы… Ты ему понравилась, Виоль.

— Камзолу? — пошутила я, чтобы скрыть смущение.

— Фьеру Элайджу, — мягко сказала тетя. — Я это сразу заметила, еще при первой встрече. А он тебе понравился?

— Он очень приятный, очень мило держится, — ответила я уклончиво.

— Что ж, пока остановимся на этом, — сказала тётя с притворным сожалением.

Мы вернулись домой, и не успели ещё снять уличные башмаки, как в прихожую вылетела тётушкина служанка — Дебора. Глаза у нее были огромными и испуганными.

— Что делается, фьера! — быстро зашептала она, помогая нам снять плащи. — Приехал королевский дознаватель, он с фьером в кабинете!

— Фьер Ламартеш? — встревожено спросила тётя. — Разговаривает с моим мужем? Но что случилось?

— Не знаю, — Дебора всхлипнула. — Но он сказал, что когда вы появитесь, чтобы сразу зашли в кабинет.

— Да что такое? — тётя начала развязала ленты шляпки, сняла её и бросила на руки служанке. — Сейчас я к ним поднимусь.

— И форката тоже, — пискнула Дебора. — Королевский дознаватель сказал, чтобы форката тоже зашла.

— Виоль?! — изумилась тётя. — Ты ничего не путаешь?