Черные омуты… да, подходящее описание для этих глаз…

Я спохватилась, что слишком долго стою перед палачом, разглядывая его. Смотрела на него на берегу, теперь опять таращусь — как на хищника в зверинце. Крайне неприлично благородной девушке так себя вести.

— Хочу извиниться за то, что произошло на берегу, — произнесла я, краснея всё больше. — Я не хотела подглядывать за вами. Наша карета сломалась, я всего лишь решила посидеть на берегу.

Я могла бы не вспоминать о том случае — этикет как раз и требовал, чтобы о подобных конфузах тактично умалчивали, но почему-то меня тянуло к этому страшному человеку. Возможно, всё дело было в маске. Она придавала ему таинственности, и эта тайна влекла меня, как бабочку на огонь.

Бабочка… огонь… огненные рябины на холме…

Мне показалось, что я заново переживаю свой сон — как будто огненный поток хлынул на меня, грозя накрыть с головой, сжечь, обратить в пепел…

Палач молчал, и его молчание испугало меня больше, чем его маска.

— Наверное, холодно плавать в такое время? — выдала я с перепугу несусветную глупость.

Если он не ответит, мне останется только уйти, постаравшись сохранить достойный вид. Но как можно сохранить достоинство, если только что выставила себя дурочкой?! Зачем я вообще заговорила с ним…

Губы палача шевельнулись — четко очерченные, до этого плотно сжатые — и он ответил:

— Даже не заметил холода, форката.

Голос у него был низкий, немного хриплый, и услышав его я вздрогнула. Как будто привидевшийся мне огненный поток снова обрушился на меня.

— И не беспокойтесь, вы ничем меня не обидели, — продолжал палач, поигрывая топором. — Скорее, это я обидел вас. Но я заметил вас, только когда выбрался на берег. Знал бы, что вы гуляете — отсиделся бы в воде.

— О, это было бы лишнее, — заверила я, глядя на его губы.

Каждое их движение приводило меня в какой-то непонятный восторг. Как будто я встретила медведя, а он заговорил со мной по-человечески. Или причина была вовсе не в этом? Может, мне просто нравилось смотреть на его рот, потому что так понимала, что разговариваю, всё же, с живым человеком, а не с неподвижной маской.

— Мне было бы вдвойне неловко, если бы вы простудились и заболели из-за меня, мастер… Рейнар. Простите, я не знаю вашей фамилии.

— У палачей не бывает фамилий, — ответил он мне и встал, бросив топор на землю и выпрямившись во весь рост.

Он был на полголовы выше меня, и я невольно попятилась, хотя палач не сделал ничего угрожающего. И только потом до меня дошел смысл его слов. У палачей не бывает фамилий.

Как — не бывает?

Фамилия есть у всех, если только ты не сирота без роду и племени. Но и таким выдается паспорт и присваивается фамилия вроде «Найдёныш», «Подкидыш». Но вряд ли палач солгал… Неужели, у него нет даже паспорта?..

Похоже, Виоль выдала вторую глупость за сегодняшний день!..

— Те цветы… Это ведь было какое-то лекарство? — спросила я, хотя мне полагалось уже попрощаться и уйти — как примерной благовоспитанной девушке. Разговор с мужчиной наедине — тётя пришла бы в ужас! Но я продолжала стоять возле часовни, словно меня прибили к ней гвоздями. — Мне сказали, что вы — искусный лекарь.

— Так говорят, — нехотя кивнул палач, явно не желая поддерживать беседу. — С вашего разрешения, форката, мне надо закончить с дверью.

Намек был ясен, и я, попрощавшись, пошла к церкви. Было ужасно стыдно, и ужасно хотелось оглянуться. Я не утерпела и, прежде чем свернуть с дорожки, посмотрела через плечо.

Палач поднял топор, но вместо того, чтобы заняться дверью, продолжал стоять у тропинки. Невозможно было определить — смотрит он мне вслед или нет, но я опять ощутила жар и пламя огненной реки — обжигающей, грозивший сжечь дотла.

Я отвернулась и почти побежала к крыльцу, и вернулась как раз вовремя, потому что через пару минут к церкви подошла тётя Аликс. Она была одна и крайне недовольна.

— Совсем заждалась? — посочувствовала мне тётя. — Идём домой, скорее. Лилиана как с ума сошла — потащила меня по всем кондитерским! Она готовит на вечер что-то грандиозное! Как будто собирается встречать самого короля!

Я не мешала тёте ворчать, и кивала головой, соглашаясь с каждым словом. А сама всё ещё стояла на посыпанной песком дорожке, под сенью лип, рядом с человеком в маске, у которого не было фамилии…

Вечер у Лилианы и в самом деле получился грандиозным — с горой вкусных сладостей, с приглашенными музыкантами и актрисой, которая представляла живые картины.

Было весело и шумно, и замужние фьеры наперебой приглашали меня с ответным визитом, а сестра только подталкивала меня локтем в бок, чтобы я соглашалась.

Мы с тётей вернулись домой в девять вечера, и дядя, не дождавшись нас, успел поужинать в гордом одиночестве. После шутливых упрёков с его стороны, тётя согласилась составить ему компанию на второй ужин, а я, пожелав им спокойной ночи, поднялась в свою комнату.

Уже лёжа в постели, погасив свечу, я вернулась мыслями в церковный сад. Почему, вспоминая встречу с палачом, я думала не о казнях, не о глухом стуке меча по человеческой плоти, а как наяву ощущала солнце сквозь желтую и багряную листву? Видела, как скользят солнечные пятна по черной маске… Как сильные, загорелые руки проверяли — ровно ли остругана дверь… Как эти руки касаются меня…

Мне казалось, что всё это — продолжение моих мыслей, но на самом деле я уже спала и видела сон. Сон тревожный, но волнующий. И по холму стекала огненная река — будто ветер пробегал по макушкам алых осенних рябин…

Глава 5. Ужасная осень

Проснувшись, я не сразу смогла понять, где нахожусь, и только потом сообразила, что лежу в постели, на спине, а на лице у меня — натянутое до макушки одеяло.

В комнате было прохладно, я подтянула к себе халат и согрела его под одеялом, прежде чем надеть.

Внизу послышался взволнованный голос тёти, а через пять минут в дверь моей спальни осторожно постучали.

— Виоль, ты проснулась? — позвала меня тётя.

— Да, что-то случилось? — я подбежала к двери и открыла.

Тётя Аликс стояла в коридоре в утреннем платье и чепце, под который убрала волосы, не уложенные ещё в прическу.

— Виоль, девочка моя, — тётя с беспокойством поправляла манжеты платья, — подвяжи волосы и спустись в гостиную. Пришел фьер Ламартеш, он хочет с тобой поговорить.

— Королевский дознаватель? — в груди у меня захолодило от нехорошего предчувствия. — Это касательно фьеры Селены?

— Боюсь, что нет, — тётя покачала головой. — Сегодня за городом нашли фьеру Томазину Роджертис… Ее задушили… чулком. Это так страшно… Говорят, она пролежала там всю ночь.

Я причесалась, подвязала волосы лентой и надела чепец, двигаясь, как механическая кукла. Только вчера утром я видела фьеру Томазину живой, взволнованной… А сегодня утром…

Когда я вошла в гостиную, фьер Ламартеш о чем-то вполголоса разговаривал с дядей. При моем появлении, королевский дознаватель поклонился и предложил присесть.

— У меня к вам несколько вопросов, дорогая форката, — начал он вкрадчивым тихим голосом, когда мы с ним сели в кресла друг против друга.

Что-то подсказывало мне, что дознаватель предпочел бы поговорить со мной наедине, но тётя и дядя встали возле меня, как ангелы-хранители.

— Сегодня за городом нашли тело фьеры Роджертис, — продолжал дознаватель. — Страшная трагедия, страшный удар для её семьи…

Я кивнула, как механический болванчик, теребя пояс халата. Дознаватель посмотрел на мои руки, и я тут же сложила их на коленях, как примерная девочка. И сразу стало заметно, как дрожат мои пальцы.

— Мои люди проследили путь фьеры, — дознаватель улыбнулся сочувственно, и мне стало особенно жутко после этой улыбки, будто сам трехголовый пёс ада дружески оскалился, помахивая хвостом-змеёй. — Утром она была на утренней службе, и прелат Силестин сообщил мне кое-что интересное. Что вы видели фьеру Роджертис, когда она выходила из исповедальни уже после службы. Это так?

— Ты видела бедняжку Томазину? — ахнула тётя. — Боже, как это всё ужасно!

— Форката? — дознаватель вперил в меня взгляд. — Это очень важно, я требую от вас максимальной правдивости.

Я рассказала ему о том, что видела и слышала в церкви в воскресное утро, постаравшись не упустить ни одной подробности.

— Вы видели того, кто выходил из исповедальни следом за фьерой Роджертис? — спросил дознаватель, и мне показалось, что он даже замер, как змея перед броском, ожидая моего ответа.

— Увы, нет, — ответила я тихо. — Я не оглянулась, я подумала, что это прелат Силестин выходит следом за фьерой… Но прелат был на клиросе… Он спустился позже…

— Боже мой, — пробормотала тётя, переплетая пальцы.

— Кто-то ещё был с вами в церкви? — спросил фьер Ламартеш, и лицо его мгновенно стало замкнутым.

— Только я и прелат…

— Возле церкви?

— Только я и… — на секунду я замялась, но потом закончила: — и мастер Рейнар, палач.

— Палач? — вскинул брови фьер Ламартеш. — Он-то там что забыл?

— Он налаживал дверь в часовне, за собором, — торопливо объяснила я. — Я клянусь вам, что когда я уходила вместе с тётей, мастер Рейнар всё еще был там.