Натали де Рамон

Рандеву с замком

Пролог

Моей подруге Иннес Кроупени и нашим бабушкам

Сентябрь с примерным постоянством декорирует викторианские окрестности озера Шамплейн, штат Вермонт, в стиле барокко. Воды приобретают изящную гладкость зеркал, лазурь неба несколько припудривается, и на ней в роли мушек а-ля Людовик XIV размещаются пара-тройка куртуазных беленьких тучек, завитых и уложенных по всем правилам куаферского искусства времен самого Короля-Солнце. Багрянец, золото, благородные оттенки старой меди, глубокие бархатные тона темно-зеленых и пурпурно-лиловых кленов, причудливая резьба теней и щедрая вышивка садовыми цветами: желтые, рыжие, рыже-оранжевые и рыже-красные, просто красные и розовые с золотым отливом, мохнатые желтые и желтые колокольчиками, мелкие апельсиновые звездочки и толстые дурманные соцветия пастельных тонов от сиреневато-белого до густой, отсвечивающей червонным золотом охры.

Несомненно, все они, как любое уважающее себя растение, обладали именами, гордыми и сложными, с привкусом средневековой латыни, а оттого похожими на названия лекарств, которых в ежедневном рационе миссис Дональд Уоллер имелось более чем достаточно, особенно с учетом очередного осеннего обострения болезни Альцгеймера. Так зачем же мучить свою несчастную память, заставляя ее вспоминать имена цветов, когда можно и просто так любоваться красными, желтыми, золотыми, охристыми, лиловыми, белыми россыпями на ухоженных клумбах перед балконом? Зачем вспоминать имена птиц, если и так понятно, что вон та — серенькая с полосатым хвостиком, эти — голубые в желтых шапочках, а у этой самый длинный хвостик и вся она такая ладненькая, кругленькая, как… Как же называется то, на что — или на кого? — похожа эта птичка?..

Впрочем, неважно! Гораздо приятнее и — что самое главное, намного успешнее — заставлять упрямую память восстанавливать не названия цветов и птиц, а события. Например, свадьбу мисс Кэролайн Катнер и мистера Дональда Уоллера: вот его рука — энергичное, обжигающее прикосновение — берет ее «куриную лапку» — тут миссис Уоллер невольно улыбается и рассматривает свою маленькую сухую кисть, с годами ставшую еще больше соответствовать шутливому прозвищу, данному мужем, — чересчур густая и пышная фата сваливается невесте на глаза, но она не может поправить ее — в одной руке колоссальный букет, а другую держит Уоллер, — и она беспомощно бормочет:

— Милый, поправь мне фату, я ничего не вижу!

— Сейчас, — шепчет он, надевая ей кольцо, а оно почему-то не хочет лезть на ее безымянный палец. — Сейчас, сейчас… Сейчас, потерпи, моя курочка… Сейчас, я аккуратно, я не сделаю тебе больно…

Те же самые слова он шептал и в спальне, когда вдруг с изумлением обнаружил, что она в тридцать один год — девственница. А как же могло быть иначе? Кэролайн ждала своего Дональда всю войну, и даже дольше — они поженились только в сорок седьмом, сразу же, как он только вернулся, в тот же месяц, — но почему дольше? Надо вспомнить. Жених Дороти Кембел вернулся в сорок пятом, и сыновья миссис Перидж, и даже садовник Катнеров — Билли Винс… Рыжий, огромный, он служил на флоте… Он тоже сразу женился на своей девушке — горничной миссис Катнер. Она была ужасно толстая и смешливая, но ждала его. Тогда все девушки ждали! Как же иначе… Но вот Нэнси Бермингейм не дождалась, и Энни Моррисс. И Шерон Руопенвурм, и Нелл… Боже мой, как же полностью звали Нелл, она ведь моя кузина? Или это не вернулся мой кузен? Господи, как же его? Кузен, кузен…

Довольно, одернула себя миссис Уоллер, я вспоминаю только хорошее: свадьбу, первую брачную ночь… Стоп, но почему же мы поженились только в сорок седьмом? Где Дональд пропадал так долго? Миссис Уоллер потерла лоб, как бы массируя несговорчивую память. Так, он был военным корреспондентом в Европе, да, да, я хорошо помню! В газете своего отца, правильно, приободрилась миссис Уоллер, нам, клану Уоллеров, до сих пор принадлежит пятьдесят два процента акций газеты «Морнинг…», «Морнинг…»…

Неважно! Самой популярной газеты штата Айдахо, вот и все, и так ясно, успокоила себя миссис Уоллер, надо сосредоточиться на событиях, а не на именах с названиями, так всегда советует доктор Моргенштерн. Он очарователен, этот Моргенштерн, и у него есть дочка. Хорошенькая. Шерил. А что, если познакомить ее с моим внуком? Майклу давно пора жениться, он ведь баллотируется в сенат Оклахомы… Ужасный штат! Унылая жара и напыщенный народец, помешанный на своей нефти и мясе…

То ли дело в родном Вермонте! Миссис Уоллер обвела взглядом простиравшуюся перед ее балконом живописность, с наслаждением втянула ртом и носом свежий сентябрьский озерный вермонтский воздух и осталась очень довольна собой, потому что, залюбовавшись пейзажем, сумела удержать в голове последнюю мысль. Очень дельную, между прочим: Майкла нужно срочно женить, ведь у холостяка очень мало шансов на выборах, пусть даже он баллотируется в «удельном княжестве» своего клана. Докторская дочка — неплохой вариант, если уж Майкл так страстно отвергает все выгодные партии с женским потомством Морриссов, Бирмингеймов и даже Руопен… э-э-э… Руопен… Неважно, все равно он их отвергает. А докторская дочка, пусть даже и бесприданница, привнесет Уоллерам не только свежую кровь, но и очень хороша в качестве жены будущего сенатора — ясно же, что докторские дочки просто с пеленок предназначены для занятий благотво… благотво… тво… Ну, как принцесса Диана посещать приюты и больницы, впрочем, леди Ди, кажется никогда не была докторской дочкой… Или была? Нет! Нет, конечно. Общеизвестно, что ее отец был лесником. Или лесником был папаша Золушки?..

— Миссис Уоллер! Как поживаете?

Миссис Уоллер повернула голову. По балкону к ней приближался Сэмюель Брунсберри. Ее поверенный и… Как всегда при появлении Брунсберри, миссис Уоллер мысленно зарделась: до чего же хорош, но как бессовестно молод! Почему бы этому сорокадвухлетнему атлету с ранней белоснежностью шевелюры и спортивным загаром не появиться бы при ней в качестве поверенного лет эдак двадцать пять — двадцать семь назад? Она осталась вдовой в шестьдесят два, и тогда, даже невзирая на двадцатилетнюю разницу в возрасте, можно было бы… Ну, не то что бы действовать на манер леди Чаттерлей, это не в стиле миссис Уоллер, а все-таки придумать более приятную причину деловых свиданий, нежели единственная возможная: каждый день в одно и то же время мистер Брунсберри должен являться к миссис Уоллер для того, чтобы заново переписать или хотя бы перечитать завещание вдовы для освежения ее травмированной Альцгеймером памяти.

Миссис Уоллер вежливо улыбнулась и взмахнула рукой.

— Рада видеть вас, Сэмюель. — Называть юного поверенного по имени — вот единственная вольность, которую она могла позволить себе. — Чудесный денек, Сэмюель, не правда ли?

— Именно так, мэм. Вот, — Брунсберри протянул ей телефонную трубку, — некая мадам Флер, как она представилась. Звонок междугородний. Я проходил через ваш кабинет и позволил себе ответить. Насколько я понял, мэм…

— Благодарю вас, — кивнув и перебивая невольно, — извините, Сэмюель. — Миссис Уоллер взяла радиоустройство, приложив все усилия к тому, чтобы ненароком не коснуться руки соблазнительного поверенного. — Слушаю вас, мадам Флер.

— Добрый день, миссис Уоллер. Или добрый вечер? Может быть, у вас уже вечер, никак не соображу из-за разницы во времени. Алло, миссис Уоллер, вы меня слышите?

— Да, да, — подтвердила миссис Уоллер и даже покивала, хотя собеседница на том конце провода вряд ли могла увидеть ее кивок. — Я слушаю вас, мадам Флер.

Мадам Флер, мадам Флер… — миссис Уоллер мучительно терла свой лоб — кто бы это могла быть? И почему «мадам», если она говорит по-английски? Или она француженка? Бельгийка? Швейцарка? Где еще к женщинам обращаются «мадам»? Ох, ну конечно же — там в Канаде, где говорят по-французски! В Монреале живет моя тетушка, обрадовалась миссис Уоллер, да-да, тетушка Бетси! Она замужем за… Боже мой, за кем же она замужем? О нет… Тетушка Бетси умерла еще до рождения Майкла…

— Видите ли, миссис Уоллер, — собеседница выразительно помолчала, — вы, я думаю, понимаете, что мне очень неловко… Вернее, я хочу сказать, что это вам должно быть…

— Вы звоните из Канады?

Миссис Уоллер нашла, что лучше спросить в лоб, нежели теряться в догадках. Во всяком случае, если эта мадам Флер какая-то родственница, например дочь или сноха тети Бетси, то она должна знать о проблемах с памятью миссис Уоллер. Все родственники это знают и давно не обижаются, если она вдруг не узнает кого-либо, тем более по телефону.

— Нет, что вы. С чего вы взяли?

— Значит, из Франции? — с надеждой разведать о собеседнице побольше поинтересовалась миссис Уоллер.

— Конечно, я уже много лет не покидаю Жолимон.

— Жо-ли-мон? — Миссис Уоллер беспомощно заморгала и уставилась на Брунсберри.

Тот кашлянул и пожал плечами.

— Надеюсь, там хороший климат? — деликатно добавила миссис Уоллер, потому что из трубки доносилось только хрипловатое дыхание с того берега океана.

— Я бы не сказала, что самый лучший, — наконец отозвалась мадам Флер, — но все самое лучшее в моей жизни связано именно с ним. — Слова «лучшее в моей жизни» были произнесены с некоторым пафосом в отличие от «лучший», относящегося к климату. — И я… Я бы хотела поговорить с вами именно о нем.

— Да, пожалуйста, — выдавила миссис Уоллер, тоскуя об утраченной памяти: интересно, была она в этом Жолимоне или нет? И вообще, что это — город, поселок, штат, провинция?

— Видите ли, у мистера Уоллера есть дочь. Э-э-э… Незаконнорожденная. А у нее в свою очередь…

— Она хорошенькая? — Сообщение о чьей бы то ни было дочери всегда очень волновало миссис Уоллер.

— Хорошенькая? — переспросила мадам Флер и неожиданно фыркнула. — Может быть. Блондинка с бюстом на любителя. — И хохотнула еще раз.

— Почему вы смеетесь? — обиженно сказала миссис Уоллер. — Блондинки часто бывают очень хорошенькими, даже крашеные, например, Мэрилин Монро или… — Тут миссис Уоллер хотела назвать леди Ди, но она не была уверена, красилась ли принцесса Диана или была белокурой от природы, да и вообще не совсем уместно поминать несчастную принцессу всуе, хотя такой удобный повод поинтересоваться, кем был ее отец, ведь мадам Флер живет во Франции, а это совсем близко от Соединенного Королевства. — Кстати, мадам Флер, а кто ее отец? — тем не менее не сдержала любопытства мадам Уоллер. — Лесник? Как у Золушки? Или премьер-министр?

— Ах, как же мне не смеяться, милая вы моя мадам Уоллер!

Мадам Флер хохотала уже высоковатым контральто, как если бы она была опереточной дивой и исполняла бы ту самую арию из «Летучей мыши», где «все смеются — ха-ха-ха! И смеются — ха-ха-ха!» или что-то в этом роде. Или это вовсе не из «Летучей мыши?» — задумалась миссис Уоллер, а мадам Флер неожиданно закашлялась и заявила севшим от смеха голосом:

— Да знала бы я, что у вас такое очаровательное чувство юмора, я бы позвонила вам двадцать с лишним лет назад!

— Двадцать пять?

— Ха-ха-ха! Вы меня уморите, душечка! Называйте меня просто Джессика! Просто Джесс!

— Двадцать шесть?

— Двадцать семь, дорогая! Двадцать семь лет назад мы могли бы стать замечательными подругами! А я так мучилась, так переживала! Можно, я буду называть тебя Кэролайн?

— Н-ну, раз уж мы с тобой подруги, Джесс, не могла бы ты напомнить мне, э-э-э… о чем мы говорили? — ужаснулась миссис Уоллер и снова в поисках поддержки посмотрела на Брунсберри, а мадам Флер снова захохотала.

— Жолимон, блондинка, — внятно прошептал поверенный.

— Жолимон, блондинка, — радостно повторила миссис Уоллер, вызвав новый приступ хохота и кашля за океаном.

— Ну пожалуйста! Ну моя милая Кэролайн! — похоже, уже сквозь слезы взмолилась Джессика. — Не надо больше! Мне нельзя так много смеяться! У меня начнется приступ астмы!

— Бедняжка, — посочувствовала миссис Уоллер. — А у меня, знаешь ли, болезнь Альцгеймера, это так утомительно. Но астма, по-моему, еще хуже, хотя, кажется, от нее бывают уколы? Если бы ты жила поближе, моя Молли могла бы и тебе делать уколы. У нее такие нежные руки! И она умеет настаивать травы. Ты обязательно должна пить травы!

— Спасибо тебе, — сказала Джессика и вдруг всхлипнула. — Наверное, Дональду было очень хорошо с тобой…

— Ты помнишь Дональда?

Джессика вздохнула так глубоко, что у миссис Уоллер даже зашумело в ухе и от этого в голове началось какое-то движение. И миссис Уоллер, радуясь своей догадке, предположила:

— Это твоя дочь?

— Нет. У меня нет детей.

— А блондинка? Ты же говорила мне про блондинку?

— Она его дочь, но не моя, — хрипло произнесла Джессика и надолго закашлялась. — Извини, Кэролайн, — через какое-то время сказала она. — Я не должна была смеяться и говорить так много. Короче, я завещаю Жолимон ей. Моими делами занимается «Гранд Жюст», контора мэтра Ванвэ. В Париже. — Джессика вновь надрывно закашляла. — Я прошу тебя, Керри! В память о Дональде не судись с ней! Обещай мне!

— Да, Джесс, конечно. Но… Но тебе обязательно нужно пить травы! Ты так кашляешь!

— Ты фантастическая женщина! Я восхищаюсь тобой! Значит… значит, ты клянешься? Ты… ты не отнимешь у нее замок?

Замок? Какой замок? Миссис Уоллер была ошеломлена. Откуда он взялся? О каком замке говорит эта Джессика? Но, но… Мысли в голове миссис Уоллер беспомощно путались, как распущенные волосы, когда ветер дует в спину. Но ведь это же здорово, что у блондинки будет замок! Как-никак она — дочь Уоллера. Незаконная, правда… Ну и что? Это же замечательная партия для Брунсберри! Блондинка, да еще с замком!

— А как ее зовут, Джесс? И она точно блондинка?

— Блондинка. Но, но… Поклянись, Кэролайн!

Миссис Уоллер поклялась. Она даже подняла вверх открытую ладошку! И заговорщицки посмотрела на Брунсберри. Я сделаю тебя счастливым, подумала она, обязательно сделаю, ох, только бы не забыть еще раз спросить имя будущей невесты-наследницы. И, не откладывая дело в долгий ящик, миссис Уоллер так и поступила, в ответ же мадам Флер произнесла какую-то абракадабру: сочетание букв более подходило лекарству или растению. Ну и имена дают женщинам в Старом Свете! — ужаснулась миссис Уоллер, но самое страшное, что она никогда в жизни не сможет повторить такое экзотическое имя!

— Джесс, мне так хочется познакомиться с ней, бедняжка ведь не виновата, что Дональд скрыл ее от меня. — Находчивость всегда была отличительной чертой миссис Уоллер.

— Дональд и не подозревал о ее существовании. Она родилась после того, как…

— Ну, что теперь ворошить былое, — мягко перебила миссис Уоллер. — Не могла бы ты продиктовать по буквам ее имя?

— Хорошо, — согласилась Джессика, — только имей в виду, что…

И она произнесла еще несколько каких-то слов, но миссис Уоллер уже не расслышала, каких именно, потому что быстро сунула трубку Брунсберри, показав глазами на ручку и блокнот. Письменные принадлежности всегда лежали рядом с ее креслом на балконном резном столике.

После разговора с вдовой своего бывшего мужа Джессика Флер, в замужестве Уоллер, испытала необыкновенное облегчение. Впрочем, может быть, и не стоило звонить Кэролайн, а просто отослать завещание в контору мэтра Ванвэ. И вовсе не сегодня или завтра, а еще двадцать семь лет назад, когда она его составила. Примерно через год после смерти Дональда Уоллера, о которой она узнала с опозданием из ошеломившей ее газетной статьи. Но не это событие стало решающим для завещания в пользу потомства непризнанной — потому как неведомой — дочери мистера Уоллера, а вероломный поступок, наглая ложь очень близкого человека, почти сына, которому Джессика Флер некогда планировала завещать свой замок.

Самое же первое и единственное до сих пор завещание, если не считать этого лежащего перед ней на письменном столе слегка пожелтелого от времени листка, Джессика Флер, в те поры почти свежеиспеченная миссис Дональд Уоллер, написала почти шестьдесят лет назад — в сорок шестом, когда заботливый супруг приобрел французскую недвижимость на ее имя.

Ей было чуть больше двадцати одного — им только-только позволили пожениться, а ему — двадцать девять. Молодые, отчаянные американцы: девушка-фотокорреспондент и парень-репортер, прошедшие огонь и воду, выбравшиеся живыми из самой жуткой на то время войны. Впереди была жизнь, она казалось бесконечной и бесконечно же счастливой. Потому и составленное юной владелицей замка завещание получилось не особенно серьезным: разве мог один из них предположить, что умрет когда-либо?

Тем не менее нотариус, оформлявший купчую, настаивал на немедленном завещании. И Джессика, захлебываясь от смеха, написала, что в здравом уме и трезвой памяти — ей особенно нравилась формулировка про трезвую память: после войны американцы в Европе редко бывали трезвыми, — так вот, в этой самой трезвой памяти юная миссис Уоллер завещала замок мистеру Уоллеру или его второй по счету жене, если вдруг — что совершенно нереально! — мистер Уоллер женится вновь и отправится к праотцам гораздо раньше жен номер один и номер два. В случае смерти жены номер два замок переходил к женам номер три, номер четыре, номер пять… Веселились Уоллеры в тот день так, что пару раз падали с кровати в промерзшей комнатенке какой-то жутко облезлой крошечной занюханной парижской гостиницы.

В марте сорок седьмого все было кончено. Дональд уехал в Америку, и с тех пор Джессика не видела его никогда. Разводом занималась юридическая контора «Гранд Жюст», адвокат советовал теперь уже мадам Флер — девичья фамилия Джессики больше подходила для владелицы французского замка — написать другое завещание, но она суеверно отказалась. А потом, потом…

Впрочем, как сказала Кэролайн, — до чего же она все-таки славная, улыбнулась Джессика, — не стоит ворошить былое. Я сделала для Эдуара все, что могла, большего даже родная мать не сделала бы для сына… Джессика вздохнула и посмотрела через стол в окно: только небо, как всегда, только небо. А если подойти ближе, то будет видно море. И они будут всегда — небо и море, — им все равно, буду я или не будет меня…

Джессика оперлась руками о стол, тяжело встала с кресла, приблизилась к окну. Море слегка штормило. Не особенно сильно, а так, скорее даже кокетливо, по обязанности: дескать, я море, мне положено штормить возле Сен-Мало, вот я штормлю, хотя, если честно, мне и не очень-то хочется.

Старая женщина вернулась к столу, вытащила из ящика чистый конверт, написала на нем парижский адрес. «Гранд Жюст». Мэтру Ванвэ. Рядом с белоснежным конвертом листок завещания выглядел таким старым! Надо бы написать мэтру Ванвэ и объяснить, почему я хранила завещание столько лет у себя, подумала она. Или?.. Или все-таки поступить в пользу Эдуара Брунара? Пока не поздно.

Нет, теперь уже поздно. Она рассказала о своем решении Кэролайн, получится более чем некорректно. Да просто стыдно получится, что уж там жеманничать — «некорректно»… Брунар сам виноват! Она уже собралась было завещать замок ему, даже вызвала сегодня специально, чтобы сообщить об этом. А он приволок свою идиотку племянницу! Джессика шумно выдохнула, раздув ноздри. Это же надо быть такой кретинкой, чтобы советовать ей, ей — Джессике Флер! — на старости лет продать замок! Или еще лучше — передать Жолимон государству!