Я покачала головой.

— Нет, Стивен, давай подождем. До Рождества.

— До Рождества.

Глава 14

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА

В рождественский вечер 1849 года все семейство Мак-Клелландов собралось в их большом доме на Чарльз-авеню. Мы со Стивеном наконец объявили всем, что собираемся пожениться. Мы решили не давать объявления в газете, потому что до свадьбы было еще далеко, но нам хотелось, чтобы близкие нам люди все знали и разделили нашу радость.

Гарт и Элиза, казалось, были искренне рады. Шон сделал вид, что его сердце разбито. Габриэль вымученно улыбнулась и по-сестрински чмокнула меня в щеку. Она до сих пор не простила мне того разговора о Борисе, но вела себя чуть более дружелюбно и не выглядела такой несчастной, как в тот день, когда я впервые увидела ее в октябре. Ее мать согласилась со мной, что Габи стала понемногу забывать Бориса. Ах, мы оказались настолько же слепы, насколько Габриэль оказалась умна.

Стивен вернулся из Вашингтона всего два дня назад и выглядел немного усталым, но зато вместе с ним приехали его сыновья: Джон и Филипп. Оба мальчика удивительно были похожи на него: такие же белокурые волосы и голубые глаза, но Джон, старший, был серьезным и чуточку скрытным, а у Филиппа в глазах так и плясали чертенята. Мы со Стивеном виделись лишь мельком, но успели пообещать друг другу, что после моего концерта, намеченного на 31 декабря, мы вместе куда-нибудь поедем, может быть, даже за город. Пока Стивена не было, мне было очень одиноко, и я с утроенной энергией работала, готовясь к выступлению, чтобы не оставалось времени скучать. Стивен признался мне, что делал то же самое.

Элиза Мак-Клелланд не имела привычки оставлять мужчин после обеда одних, поэтому мы вместе пошли в гостиную. Дворецкий принес портвейн, и Стивен с отцом вальяжно закурили сигары в компании своих дам.

— У вас такая чудесная семья, — сказала я Элизе Мак-Клелланд.

— Теперь это и твоя семья, моя дорогая, — ответила она со счастливой улыбкой и сжала мне руку. — Я так рада за Стивена. Ему обязательно надо снова жениться.

— А как же дети? — спросила я. — Они не будут возражать против мачехи?

— О нет! Мери уже влюблена в тебя, а мальчиков поразила твоя карета и шестерка лошадей. Чудесные кони! Дети были так малы, когда умерла Джули, они вряд ли помнят ее.

— Она, наверное, была хорошей матерью?

— Замечательная женщина. Стивен рассказывал тебе о ней?

— О да. Они были счастливы вместе. Я надеюсь, что тоже сумею сделать его счастливым. Он такой хороший, такой добрый.

— Могу я послушать, какие хвалы вы мне поете? — Стивен облокотился о спинку дивана, где сидели мы с Элизой, и поцеловал меня в щеку.

— Нет, — раздался строгий голос Гарта Мак-Клелланда. — Тебе придется подождать до свадьбы.

— А нам зачем ждать? — взбунтовалась Элиза. — Мы не хотим!

Все засмеялись, кроме Габриэль, которая, покраснев, простонала:

— О мама!

— Знаешь, папа, — сказал Шон, — по-моему, это несправедливо отправлять меня из города, когда здесь намечается столько интересного. Ну что интересное может произойти со мной в Шарлоттсвилле, в штате Виргиния?

— Там мальчики становятся мужчинами, — нахмурился отец. — По крайней мере я надеюсь, что с тобой это тоже произойдет.

— Пожалуйста, постарайся уговорить Давида прийти завтра к нам на бал, — сказала мне Элиза. — Ты знаешь, что его отец — губернатор Массачусетса? Гарт с ним хорошо знаком. Он даже некоторое время изучал право, Давид, я имею в виду, но бросил его ради музыки. Настоящая богема!

— Боже мой, мадам! — сказала я в изумлении. — Вы за один вечер узнали о Давиде Тэтчере больше, чем я за два года!

Вчера я затащила Давида к Мак-Клелландам на обед, и Элиза сразу прибрала его к рукам.

Элиза придвинулась ко мне ближе и прошептала:

— Мне кажется, Габриэль он немного понравился!

— Мама, ты просто неисправима, — сказал Стивен. — Перестань сводничать.

— С какой стати мне перестать? Я ведь свела вас с Рони, правда?

— Если ты имеешь в виду ту маленькую хитрость с бутылкой шампанского…

— Я имею в виду, что, когда ты вернулся в Новый Орлеан и узнал, что Рони здесь, ты не мог решиться съездить к ней. Так ведь? И тогда я попросила тебя поехать и поговорить с ней о Габриэль и Борисе. И ты поехал, вот так! — Она победно взглянула на сына.

— Стивен, это правда? — Я с улыбкой обернулась к Стивену. — Ты боялся приехать навестить меня?

Он усмехнулся.

— Ты так решительно уехала от меня во Франции, помнишь? Говорила что-то про собственные крылья. А как у тебя с крыльями сейчас? Ведь я вот-вот схвачу их, и ты, кажется, не возражаешь.

— Нет, не возражаю. Мне даже приятно.

Он положил руки мне на плечи, и я прижалась щекой к одной из них.

Это был такой счастливый вечер. У меня снова появилась семья. Меня любили. Мне были рады. Теперь все будет хорошо, я была уверена в этом.

После кофе Элиза уговорила Габриэль сесть за пианино, и мы все стали распевать рождественские песни. У Стивена оказался прекрасный баритон. Мы с ним так хорошо звучали вместе, что все присутствующие зааплодировали нашему исполнению «En Flambeau, Jeannette, Isabelle» — одной из любимых французских рождественских песен Элизы Мак-Клелланд. После этого мы со Стивеном отделились от остальных. Держась за руки, мы стояли рядом перед камином.

— Все так рады за нас. Ты счастлива, Рони? — тихо спросил он.

Снаружи раздался стук лошадиных копыт.

— Кто бы это мог быть в рождественский вечер? — удивился Шон.

Он, должно быть, выглянул в окно, потому что вдруг крикнул что-то нечленораздельное и вылетел из комнаты.

— Я так счастлива, что мне хочется плакать, — сказала я Стивену. — Снова обрести семью! Какая чудесная вещь — любовь.

— Ты купил ему новую лошадь? — спросила Элиза Гарта.

— Нет. Вот уж чего ему сейчас совсем не нужно. Может, это ты?..

— Вы не поверите! — раздался от дверей крик Шона. — Посмотрите! Только посмотрите, кто здесь!

Стивен с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы и крепко сжал мою ладонь. Его лицо напряглось. Я услышала звук неуверенных шагов и постукивание трости. У меня перехватило дыхание. Мне даже не нужно было оборачиваться. Я знала, кто пришел.

— Сет! — взвизгнула Габриэль. — О Сет!

Я была рада возникшей суматохе. Все столпились вокруг Сета, смеялись, говорили, плакали. Все, кроме Стивена, который все так же стоял возле меня, обнимая за плечи, словно хотел защитить. «Он знает, — подумала я. — Он знает. Но откуда?»

Потом Сет огляделся и увидел нас. На мгновение его и мои глаза встретились, и я почувствовала, что время повернуло вспять. На меня нахлынули воспоминания. Воспоминания затопили мой мозг и душу, словно отравляющий газ, они обволокли меня и унесли прочь из гостиной в Новом Орлеане в другое время и в другой мир, где Сет и я были заключенными в тюрьме страсти.

Под его взглядом я снова почувствовала себя раздетой догола. Я была уверена, что он читает мои самые сокровенные мысли и самые потаенные мечты. Целый хор «нет!» громыхал у меня в голове. Я должна была сразу понять: он почувствует, что мне снова выпало счастье, и примчится хоть с края света, чтобы отнять его у меня. Я хотела закричать, выплеснуть на него весь свой гнев и все проклятия.

Но я не закричала. Я непринужденно улыбнулась и сказала: — Ты представишь меня своему гостю, Стивен?

Я увидела, как брови Сета чуть приподнялись. Лицо его похудело, черты стали жестче. Он был чисто выбрит, без усов, которые отращивал в Европе. В волосах прибавилось седины. А глаза — у него были глаза, как у Стивена. И такая же линия подбородка. Даже форма носа была одинакова. Мне всегда казалось, что я знаю Стивена очень давно. Конечно, я ведь знала его противоположность. Они были, как две стороны одной монеты: один белокурый, другой темноволосый, один добрый, другой жестокий. Свет и тень. Добро и зло.

Он скользнул по мне оценивающим взглядом, затем улыбнулся и приблизился к нам.

— Добро пожаловать домой, Сет, — сказал Стивен, и я с удивлением услышала в его голосе эхо своих собственных чувств. — Рони, это мой младший брат Сет. Сет, это моя невеста Рони, баронесса Равенсфельд.

Я протянула руку:

— Здравствуйте, мсье.

Что он сделает? Что скажет? Он сейчас сорвет с меня маску, я была в этом уверена. Он все испортит.

— Это честь и удовольствие для меня, баронесса, — ответил Сет, поднес мою руку к губам и поцеловал. Слишком долгий поцелуй. Я выдернула ладонь, как только почувствовала, что он чуть расслабил пальцы. — Невеста? Что ж, поздравляю. И когда же произойдет счастливое событие? Я бы хотел приехать на свадьбу.

Он не собирался разоблачать меня. Во всяком случае, не сейчас. Значит, у меня есть немного времени, маленькая передышка.

— Мы пока не назначили день свадьбы, — сказал Стивен. — И не делали публичного объявления. Но я думаю, тебе стоит знать.

— Я тронут, — сказал Сет и с усмешкой склонил голову.

Воздух между ними был буквально наэлектризован, и я не могла понять почему. Внезапно я заметила, что пока между братьями шел разговор, все в комнате замолчали и, не сводя с нас глаз, ждали. Но чего?

Затем Элиза рассмеялась, и напряженность в комнате исчезла. Она по-матерински отчитала сына за то, что он не писал, заметила, что он похудел и выглядит усталым.

— Где тебя носило? — спросил Гарт.

— По разным местам, — ответил Сет. — Я был золотоискателем в Калифорнии и революционером в Никарагуа, а потом на Кубе.

— С ребятами старика Лопеса? — воскликнул Шон. — Видишь, папа, я же говорил тебе, что мне надо поехать с этими флибустьерами! Я бы встретил Сета!

Стивен сказал мне потом, что флибустьеры — это искатели приключений, бездельники и лоботрясы, которые собирались на бирже рабов Масперо в Новом Орлеане, чтобы организовать заговор против правительства, и собирали деньги на всякие опасные затеи, вроде революции в Никарагуа или аннексии Кубы.

— Революционеры в коротких штанишках, — фыркнул Гарт Мак-Клелланд.

— Расскажи мне про Калифорнию, — с горящими глазами попросил Шон. — Правду говорят, что там золото лежит на поверхности и ждет, когда его подберут? О, папа, отпусти меня туда на годик перед колледжем! Я сделаю всех нас богатыми!

Сет посмотрел на младшего брата и усмехнулся.

— Сначала тебе придется выкопать золото из земли. Потом постараться, чтобы тебя не убили. И вдобавок ты скорее всего вернешься домой с цингой, малярией или дизентерией. Если вернешься.

— Все это глупости, — сказала Элиза. — Можно подумать, что дело в золоте. Это всего лишь еще один предлог для мужчины, чтобы покинуть семью, и отправиться играть в карты, и таскаться по публичным домам…

— Мама! — вскрикнула Габриэль.

Я не присоединилась к их общему смеху. Гарт обнял жену, которая едва доставала ему до плеча, и сказал:

— Это звучит очень заманчиво для мужчины, который только что ушел из политики. Я прыгну в первую же лодку…

Разговор завертелся, но мне было не до веселья. В комнате, казалось, стало слишком жарко. Мы со Стивеном сидели отдельно от остальных и молча слушали рассказы Сета о его приключениях. Позже я сама удивлялась, как мне удалось высидеть спокойно весь вечер, а не вскочить и не выбежать из комнаты. Сет все время поглядывал в мою сторону. Я старалась смотреть ему прямо в глаза, чтобы показать, что не боюсь его. Я видела, что Стивен тоже напряжен и встревожен.

Шон был поражен подвигами старшего брата. Он ловил каждое его слово, задавал тысячи вопросов и громко вздохнул, когда отец заметил, что и у него будет много времени на приключения, когда он закончит учебу.

— Но почему, папа? — обиженно спросил Шон. — Посмотри на Сета. Он учился на врача, но его образование ему совсем не пригодилось. Я думаю, он заплатил в Сорбонне и Гейдельберге за диплом, а сам все время проводил в развлечениях.

— О, Шон, этого никто не знает наверняка, — впервые подал голос Стивен. — Может быть, Сет лечил старателей в Калифорнии и оказывал помощь раненым на Кубе. Добрый доктор Сет.

Сет криво усмехнулся.

— Так и есть, Стив. Я один из величайших гуманистов в мире.

У меня помутилось в голове. Сет — врач? Вот бы никогда не поверила. Правда, он спасал меня, когда я перерезала себе вены, и принимал моего ребенка. Но я всегда думала, что доктору полагается с большим уважением и состраданием относиться к живому. Какой же он негодяй и обманщик! Если бы все эти люди знали! А они скучали по нему. Они обожали его — все, кроме Стивена. Если бы я только могла сказать им правду!

Габриэль сидела очень близко от Сета, и он ласково подразнивал ее.

— Как ты похорошела, Габи — сказал он. — У тебя, наверное, целая толпа поклонников.

Я видела, что он любит ее. Я и не подозревала, что он может быть с кем-то так нежен.

— Еще бы, — со смехом вставил Шон, — но она всех отшила из-за русского парня по имени Борис. Тогда Стив как следует вмазал ему, и тот быстрехонько убрался из города.

— Стив! — воскликнула Габриэль и вскочила на ноги. — Ты… ты… — Она стиснула руки в кулаки. — Как ты мог! Как ты мог это сделать? Почему мне никто ничего не сказал? О, я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя!

Элиза обняла дочь.

— Успокойся, милая, все в порядке, — заворковала она. — Он это сделал ради тебя. Ты же знаешь, как Стивен переживал из-за этого князя Азубина. Тот вот-вот завалился бы к нам в дом. Его поведение становилось оскорбительным для всех нас.

Габриэль оттолкнула мать.

— Ты не понимаешь, вы все не понимаете! Как я могу теперь жить с вами?!

Стивен поднялся и достал из кармана часы.

— Уже двадцать минут двенадцатого. Полагаю, ты больше не собираешься на рождественскую мессу, Габи?

— Собираюсь! — воскликнула Габи. — Я хочу пойти. Пожалуйста, Стив!

— Тогда у тебя как раз есть время сбегать наверх и умыться. Кто-нибудь еще пойдет? Сет?

Сет отказался. Шон тоже хотел остаться дома, но мать настояла, чтобы он пошел.

— Составишь Габриэль компанию. Когда она смотрит на Рони и Стивена, ей становится особенно грустно. — Она обернулась к Сету. — Мы так взволнованы, Сет! Я рада, что ты дома, очень рада! Теперь все будет хорошо, правда? Ты познакомишься с Рони и полюбишь ее так же, как и все мы. Я так счастлива, дорогой. Для меня это самый чудесный рождественский подарок!

Сет обнял мать и бросил на меня долгий взгляд, но я ничего не смогла прочесть в его глазах. Он был слишком искусный игрок, чтобы выдать себя взглядом. Мне хотелось умереть на месте. Ничего хорошего из нашей встречи не выйдет. Кому-то будет больно — Стивену, его матери или мне. Этот клубок невозможно распутать.

«Если бы я не была трусихой, — сказала я себе, — я бы все сама рассказала. Сейчас же». Но у цыган первая мысль — убежать от опасности. Поэтому я промолчала и, пожелав остававшимся доброй ночи, в сопровождении Габриэль, Шона и Стивена направилась к карете. Когда мы проехали с полмили, я повернулась к Стивену и сказала, что у меня ужасно разболелась голова. Он приказал кучеру заехать сначала к моему дому на Эспланад-стрит.

— Я пойду с тобой, — сказал он и попросил Габриэль и Шона заехать за ним на обратном пути с мессы. Карета отъехала, а я подумала, как подозрительно быстро улучшилось настроение Габриэль. Она даже слегка обняла меня на прощание, когда я выбиралась из кареты.

Дверь отворила Анна. Она знала, что мы собирались объявить о помолвке, и вся светилась от счастья, но, увидев наши лица, сразу сникла. Я поцеловала ее и попросила принести в музыкальную комнату бренди и приготовить самовар. Мы со Стивеном поднялись наверх.

Я решила, что все должна рассказать ему. Я не могла спокойно прожить и минуты, зная, что Сет в любой момент может опозорить меня. Я должна освободиться от него. Я не знала, захочет ли Стивен жениться на мне, когда узнает правду, но это уж ему решать. Я все должна рассказать ему!

Стивен прошелся по комнате. Анна принесла бренди, и, пока она заваривала чай, мы со Стивеном не разговаривали и почти не смотрели друг на друга. Когда Анна вышла, Стивен налил полный бокал бренди и залпом выпил его. Потом еще один. Это был плохой признак: Стивен редко пил.

— Ты не говорил мне, что у тебя есть еще один брат, — сказала я. Мой голос дрожал, и я ничего не могла с этим поделать, но Стивен, кажется, ничего не замечал. — Мне странно, что никто из членов вашей семьи ни разу даже не упомянул о Сете.

— Ничего странного. — Стивен сделал еще один большой глоток бренди. — В семье не без урода, но в благородных, известных семьях о них не принято говорить. О них горюют, вздыхают, за них молятся. Выродками нельзя похвалиться, поэтому о них предпочитают вообще забыть. Для матери это очень больная тема. Раньше она начинала плакать при одном упоминании о Сете, и поэтому мы перестали о нем говорить и думать. Это было нетрудно, потому что его с нами не было. Мы вообще никогда не знаем, где он, жив или мертв. Как кот, который уходит гулять все дальше и дальше от дома и однажды исчезает навсегда. Так и Сет. Никогда не напишет, не пришлет хоть крошечной весточки. Ничего. А примерно раз в семь лет он, как чума, возвращается, чтобы причинить боль, пробудить старые воспоминания и растравить старые раны.

— Какие горькие слова, Стивен, — удивленно сказала я. — Я не понимаю. На тебя это совсем не похоже. В то мгновение, как он вошел в комнату, с тобой что-то случилось.

Стивен обнял меня.

— Я так тебя люблю, — еле слышно сказал он. — Сет испортил тебе вечер? Ты очень переживаешь за нас. Бедняжка, у тебя так колотится сердце.

— Просто я очень удивилась, увидев его, — сказала я, и в этом было больше правды, чем он думал. — Стивен, я должна тебе что-то сказать, — начала я.

Но Стивен не обратил внимания на мои слова.

— Ты видела, как он смотрел на тебя? — сердито произнес он. — Наглый ублюдок. Я хотел ударить его по гнусной роже.

Он отпустил меня и уставился на свои кулаки.

— Посмотри на меня, — с отвращением сказал он. — Я только увидел его, и вот во что превратился. Спокойный, уверенный в себе Стив Мак-Клелланд превратился в остервенело лающего пса, стоило его родному брату войти в комнату. Зарежь самого жирного теленка, принеси лучшего вина. Встречай блудного сына с распростертыми объятиями! Смешно, не правда ли? И больно.

Он действительно был не в себе. Я засуетилась вокруг него и усадила около самовара. Потом налила еще бренди и подала ему бокал.

— Почему, Стивен? — спросила я. — Расскажи мне о нем, пожалуйста. Что он сделал такого ужасного, что ты столько лет не можешь простить его? Что прошло, то прошло. Глупо тащить за собой из года в год старые обиды. Оставь их. Забудь о них.

Он взял меня за руку.

— Я знаю, что это ужасно глупо. Черт бы его побрал! Зачем ему понадобилось вернуться именно сейчас?

Я про себя повторила этот же вопрос.

— Сет моложе меня на три года, — начал Стивен, — и, сколько я помню, мы всегда соперничали. Правда, соревнования всегда провоцировал он. Сет все время старался раздразнить меня, бросить вызов. Он хотел доказать, что ни в чем мне не уступает. Он всегда был на несколько дюймов ниже и на несколько фунтов легче. Ему приходилось бегать быстрее, играть смелее и больше рисковать. Мы оба были настоящими дьяволятами. Не знаю, как мама с нами управлялась.

Я чуть улыбнулась.

— Мамы для этого и существуют, милый мой.

— Ты видела, как он хромает? — спросил Стивен. Я кивнула. — Это из-за меня. Он будет хромать до самой смерти. Это случилось летом, перед тем, как я поехал в Гарвард. Мне было шестнадцать, а Сету тринадцать. Мы скакали по Хайлендз, и он стал приставать, чтобы мы устроили соревнование. Сначала мы направились к изгороди, и оба с легкостью перепрыгнули через нее. Потом Сет увидел высокий забор, наверное, футов семь в высоту. Он стал дразнить меня, предлагая прыгнуть, потом хлестнул коня и понесся к преграде. Я кричал ему, чтобы он не делал глупостей, но он не слушал. Шел дождь, и земля размякла. Моя лошадь поскользнулась, и я слегка отстал. Но я не мог показать, что я слабее его. Он был всего лишь подростком, а я уже учеником колледжа или почти учеником. Сет перепрыгнул через забор, и сразу раздалось лошадиное ржание. Я понял, что Сет упал, но я уже был у самого забора. Мне следовало, наверное, попытаться все же остановить лошадь, даже ценой собственного падения, но я этого не сделал. Я не мог допустить, чтобы Сет подумал, будто я струсил.