Не оглядываясь и смущенно пряча глаза, он вышел и захлопнул дверь. Большой, сильный, полуголый, растерянный мужчина. Я промолчала, потому что чувствовала себя не менее смущенной и виноватой, словно я невзначай раздавила первый робкий подснежник или случайно разбила что-то чужое — очень дорогое и хрупкое.

Я встала под душ и вдруг обрадованно подумала, что это даже хорошо, что вот так сразу все закончилось, даже не начавшись. Как я выглядела бы потом, если бы сейчас действительно поддалась этой волне физиологического желания? Как? Как полная идиотка и развратная женщина. Ну и что? Ведь никто, кроме нас двоих, никогда бы об этом не узнал, может быть, все получилось бы так замечательно, что я никогда бы не пожалела?

А если нет? Получила бы еще одну порцию пошлости… Как с Бруно. Нет уж, с Бруно теперь покончено навсегда! Именно теперь, именно в эту минуту! Почему? Потому что есть Клод! Да какое он ко мне имеет отношение? Никакого! Просто он есть, и я знаю, что он есть! Можно жить дальше, потому что есть Тот Самый Мужчина!

Но ведь ты думала, что Тот Самый — это Бруно. Я ошибалась. А сейчас не ошибаешься? Нет! Почему ты так уверена? Уверена! Почему? Не почему, просто уверена!

В дверь поскреблись. Это он! А вдруг у нас сейчас все получится? В ванне? В пене? Как в кино…

Я вылезла из ванны и осторожно приоткрыла задвижку.

В дверь просунулась полосатая лапка, а потом и вся кошка целиком.

— Это ты, Молет? — наивно спросила я.

Кошка возвела на меня круглые очи, передернула шкуркой и удалилась. Я закрыла дверь и вернулась под душ. В дверь опять заскребли.

— Даже не подумаю, Молет. Будешь теперь туда-сюда ходить.

— Это я, — сказал из-за двери Клод. — Вы лучше не закрывались бы, она действительно не оставит вас в покое, если дверь будет закрыта.

— Вы принесли мою одежду? — Боже мой! Открыть? И, действительно, в пене?.. Я скользнула к двери и повернула задвижку.

— Да. Я повесил все на стул рядом с ванной. Жду вас к завтраку.

Молет опять просочилась ко мне, а я услышала удаляющиеся шаги и обругала себя идиоткой. Человек просто заботится обо мне, а я навыдумывала невесть что. Дура старая. В подтверждение моих мыслей Молет брезгливо отряхнула лапы, я ведь замочила весь пол, дважды выскакивая из ванны, дернула хвостом и снова ушла.

Глава 6, в которой я почувствовала себя гораздо увереннее

В идеально вычищенном и отглаженном костюме — мне никогда не удавалось так отгладить жакет и блузку и уж тем более не заложить вторую стрелку на брюках, золотая мадам Грийо, надо как следует отблагодарить старушку — я почувствовала себя гораздо увереннее, даже волосы легли как-то особенно удачно, вероятно, иногда полезно прибегать к кошачьим парикмахерским услугам, массажу и компрессу, в частности. Но, самое главное, у меня совершенно не болела спина.

Я вернулась в «свою» комнату. Во-первых, мне следовало позвонить сыну, он наверняка потерял меня, я же никогда не ночую вне дома, а во-вторых, воспользоваться косметикой. К своему огорчению, сына дома я не обнаружила, а его мобильный тускло предлагал перезвонить позже. Конечно же, как я забыла, ведь сын и попросил мою машину, чтобы съездить с девушкой за город. Можно надеяться, что он еще не разыскивает меня и не переволновал знакомых.

Так, пересчитаем наличные. Маловато… Нет, украсть никто не мог, подозревать сержанта или его мамашу не только наивно, но и бестактно. Ах да, я же покупала вчера зонт, почему-то продавец попросил наличные. И где же мой зонт? Я ведь точно гуляла по путям без него. Такой дурацкий зонт, с голыми таитянками… Ну конечно, он остался в той мерзкой гостинице. Выписать мадам Грийо чек? На сколько? На двести, триста, на пятьсот франков? Чек на пятьсот франков… Нет, это неудобно. Но наличными у меня меньше двухсот… Тоже неудобно. Я услышала шаги по коридору. Ладно, лучше чек. Я сгребла все в сумочку и вышла из комнаты.

— Это вы? — Вполне одетый Клод стоял возле телефона с трубкой в руке. — Это вы? — повторил он и рассеянно повесил трубку на рычаг. — Пойдемте завтракать. Все готово.

— Вы хотели кому-то позвонить, — напомнила я, довольная произведенным впечатлением.

— Это необязательно.

— Спасибо вам за туфли. — Я постучала каблуками. — Думала, придется выбросить.

— Нет, зачем же. Не нужно. — Его глаза потемнели. — Не нужно. Я всегда умею починить. Вы… У вас длинные волосы.

— Предлагаете сделать стрижку?

— Что?

— Вы не только сапожник, но еще и парикмахер?

— Нет. Да. Нет. — Он растерянно улыбнулся, переведя дыхание, он явно пребывал где-то в другом измерении. — Хорошо.

— Будем стричь?

Рукой я собрала волосы в пучок и как бы протянула их Клоду. Мне ужасно нравилось шокировать его, но, похоже, сейчас я перестаралась.

— Вы этого хотите? — Он провел пальцами по моим волосам, и дыхание перехватило уже у меня.

— А вы? — Ситуация начинала выходить из-под контроля.

Он отдернул руку.

— Не знаю. Вам решать.

— Вы уверены?

— Может быть, мы сначала перекусим? — У него были опять совсем нормальные глаза и интонация.

Глава 7, в которой столовую украшали удивительные обои

Столовую украшали удивительные обои с огромными красными букетами, красно-розовые занавески и клеенка с огромными и тоже ярко-красными петухами. В нескольких вазах стояли букеты из искусственных, тоже преимущественно красных, цветов, а на шкафчиках и на каминной полке — фигурки ангелочков и Девы Марии на кружевных салфеточках.

— Очень красиво, — деликатно похвалила я, стараясь не рассмеяться, — а где мадам Грийо?

— Мама поет. Присаживайтесь. Я принесу кофе.

— Как это поет? Где?

— В церковном хоре.

— Но сегодня, кажется, суббота? — Неужели я проспала целые сутки?

— Да, суббота, по субботам репетиции. — Он снял с плиты кофейник.

— Сто лет не видела кофейников, — сказала я. — Сплошные кофеварки. Я даже забыла, как они выглядят.

Он улыбнулся и налил кофе в совсем не подходящие для этого напитка огромные круглые чашки с красными петухами.

— У вас до мелочей продуманный дизайн, — все-таки не удержалась я. — Даже чашки.

— Спасибо. Жаль, мама не слышит, но я ей передам. — Он говорил нормальным тоном, но в глазах я увидела порадовавшую меня улыбку. — Мама — наполовину итальянка, она любит все красное и яркое. Угощайтесь. — Он пододвинул ко мне плетеную корзиночку с круассанами. — Масло? Джем? Сыр?

— Благодарю. Но с утра мне достаточно кофе, тем более такой «чашечки».

— Напрасно. — Он разломил круассан и щедро намазал его маслом и джемом. — Сегодняшней выпечки. Еще теплые.

Я заколебалась. В общем-то, я стараюсь, есть поменьше хлеба из соображений сохранения фигуры, но он так аппетитно откусил кусок, что я тоже взяла рогалик.

— Правда, теплый.

— А что я говорил? — Он уже намазывал следующий. — Самые лучшие во всем Париже. — И пододвинул ко мне масленку и банку с джемом. — Не стесняйтесь.

— Вы упомянули про сыр…

— Ну конечно! Я так и знал, что вы передумаете! — Он повернулся вместе со стулом и открыл холодильник. — Пор-дю-салю, сен-нектер, мон-де-ка, бетюн, камамбер, пармезан, орваль?

— Орваль!

— Пожалуйста. — Он извлек из холодильника малюсенький сверток, с шуршанием развернул его, но там не оказалось ничего. — Извините, это Паскаль вечно сует в холодильник пустую бумагу. Может быть, что-нибудь другое?

Я пожала плечами. Банальное мужское пижонство… Зачем выпендриваться, когда можно было сразу предложить пармезан или просто камамбер? Он что, рассчитывал произвести на меня впечатление знанием сортов сыра? Мы не в сырной лавке.

— Паскаль — это ваш брат, сержант полиции? — спросила я, чтобы спросить хоть что-нибудь, хотя это и так было ясно.

— Да, брат.

Тем временем он вытащил из холодильника целую кучу мелких бумажных свертков и принялся разворачивать. В каждом из них действительно оказалось по маленькому кусочку сыра, граммов по сто — сто пятьдесят, не больше, но это действительно были всевозможные сорта.

— Вот, выбирайте, что вам больше по вкусу.

— Этот. — Я показала на первый попавшийся.

Он отрезал пару ломтиков прямо на бумаге и вместе с бумагой пододвинул мне.

— Благодарю.

— Пробуйте и этот. Очень хорош. — Он проделал ту же самую процедуру с еще одним кусочком.

Я расстроилась окончательно. Тот Самый Мужчина никак не мог жить в окружении всего этого: цветастых обоев, сыра на бумажке, клеенки с идиотскими петухами… Я сразу вспомнила коньяк в пластиковых стаканчиках Бруно. Опять та же пошлость! А я чуть было не отдалась этому знатоку сыра. В пене… Идиотка! Ты выспалась и отдохнула, и нечего удивляться, что при виде улыбнувшегося полуголого мужика у тебя взыграли гормоны. Это непростительно! Почему непростительно? — нагло поинтересовался внутренний голос, у тебя же не было мужчины больше года. Вот как раз это-то и непростительно…

Ну, уж, нет! Я не собираюсь идти на поводу у каких-то там гормональных внутренних голосов! Я оказалась здесь случайно, просто судьба, пожалев меня сначала в виде добряка-сержанта, а потом — его матушки, дала мне возможность не погибнуть от холода. Я должна вести себя достойно и не сочинять себе очередного Того Самого!

— Мсье Грийо… — Я полезла в сумочку.

— Да?

Он поднял на меня глаза, оторвавшись от нарезания сыра. Глаза были темно-серыми, а вовсе не карими, как мне почему-то показалось раньше. Может быть, мне стоило обратиться к нему по имени? Нет, с какой стати…

— Мсье Грийо, у вас замечательный гостеприимный дом. Я очень благодарна вашему брату, вашей маме и вам. — Я никак не могла найти в сумочке чековую книжку, но точно помнила, что она была у меня с собой, не могла же я оставить ее в больнице.

— Да не за что. — Темно-серые глаза смущенно улыбнулись.

— Вы не возражаете, если я выпишу чек? — Наконец-то я извлекла книжку из бокового отделения сумки. Вечно забываю про этот кармашек!

— Чек? Почему чек?

— Потому что у меня с собой, к сожалению, очень мало наличных денег. — Я положила книжку на стол и теперь уже искала в сумочке ручку. Я же видела ее только что! — Пятисот франков достаточно?

— Пятьсот франков? За что?

— За ночлег, за, так сказать, медицинское обслуживание, ваша мама растирала мне спину, за чистку костюма, за завтрак. — Ну, куда же провалилась ручка?!

— Вы с ума сошли?! — Он так резко вскочил из-за стола, что уронил стул. — Извините. — Он наклонился, чтобы его поднять.

— Нужно больше? Конечно, вы ведь предложили отвезти меня домой. Так сколько я вам должна?

— Вы! Вы… Вы хоть понимаете, что говорите? — Темно-серые глаза окончательно потемнели. — Мы к вам от чистого сердца, а вы!..

— Пожалуйста, мсье Грийо, успокойтесь и постарайтесь понять меня правильно.

Он тяжело дышал и не смотрел в мою сторону.

— Я оказалась в трудном положении, и ваша семья действительно помогла мне от чистого сердца. Но разве я не имею права тоже от чистого сердца отблагодарить вас?

— Но не так!

— А как? — Наконец-то я извлекла ручку и поудобнее пристроила свою чековую книжку среди бумажек с сыром.

Он молчал и по-прежнему не смотрел на меня. Я тоже не говорила ничего. И тут отворилась входная дверь.

Сначала в нее с улицы юркнула кошка, затем показался огромный зонт, правда, в сложенном виде, процессию завершила мадам Грийо, закрыв дверь за собой.

— Добрый день, — сказала она, снимая шляпку. Розовые щечки продемонстрировали ямочки. — Ну и холодина сегодня, хорошо хоть дождь кончился.

— Привет, мама, — отозвался Клод, забирая зонт и шляпку из ее ручек.

Мадам Грийо была одета в серенький костюмчик и в крошечные ботиночки с шерстяными носочками. Между носками и юбкой ноги были голыми. Они буквально гипнотизировали меня.

— Вы без чулок? — глупо спросила я.

— Так ведь весна же. — На ее щечках опять показались ямочки. — Ты-то как себя чувствуешь, деточка?

— Отлично, мадам Грийо! Потрясающая мазь, спина как новенькая. И мой костюм тоже.

— Конечно, Клод не такой шустрый, как малыш Паскаль, — таинственно заметила мамаша, — но зато он мастер на все руки. И в поиске.

Клод закашлялся и выразительно посмотрел на нее.

— Нет? — шепотом спросила его мать, округлив глаза.

Сын умоляюще вздохнул и отвернулся.

— А я думаю, что да? — Вопрос и ямочки на румяных щечках предназначались уже мне.

— Да, мои туфли тоже в порядке. — Я предпочла придерживаться темы благодарности, тем более что лгать мне не было нужды. — Я так признательна вам всем, мадам Грийо. Я как раз собиралась…

— Да, мама, — резко прервал меня Клод и с неожиданной ловкостью фокусника при помощи сырных оберток скинул чековую книжку мне на колени. — Наша гостья как раз собиралась домой, она очень торопится.

Мадам Грийо в недоумении переводила взгляд со своего сына на меня и на ручку в моей руке.

— Но я хотела выписать…

— Она хотела записать, — опять перебил меня Клод, — состав твоей мази от спины. — Он выхватил у меня ручку и протянул ее матери. — Лучше, мама, ты сама запиши для нее. А нашей гостье уже пора. Пойдемте, я отвезу вас.

— А рецепт мази? — напомнила мамаша.

— Да, рецепт мази, — подтвердила я.

— Пойдемте, пойдемте. — Он взял меня за руку. — В следующий раз.

Это было странное ощущение — он впервые прикоснулся ко мне, нет, никакого разряда тока не последовало, но мне совсем не хотелось, чтобы он убрал свою руку, не осталось и желания спорить. Свободной рукой я спрятала в сумочку чековую книжку, сказала:

— Еще раз огромное спасибо за все, мадам Грийо. Мне действительно пора. — И встала из-за стола.

— Может дать тебе мазь с собой? — участливо спросила она. — Я себе еще сделаю.

— В другой раз, мама, в другой раз, — заторопился Клод. — Клер обязательно зайдет к нам вскоре.

Он назвал меня по имени! Что ж, не нужно расстраивать мамашу, она ведь ищет невесту для сына. Хотя удивительно, что такой простодушный «мастер на все руки» одинок, в провинции, даже пригороде холостяки — редкость. Неужели овдовел недавно? Бедолага… Впрочем, какая мне разница? Я здесь случайно.

— Да конечно, мадам Грийо, мне у вас очень понравилось. До скорого свидания.

Маленькая мадам Грийо ласково посмотрела на меня снизу вверх. Мы улыбнулись друг другу, понимая, что это не произойдет никогда, и мне было действительно неловко, что я так и не отблагодарила ее по-настоящему…

Глава 8, в которой осталась только грязь

От вчерашнего дождя со снегом остались только грязь, хмурое небо и пронизывающие порывы ветра. В машине Клод сразу же включил печку, по ногам приятно потянуло теплом.

— Какая очаровательная у вас мама, — сказала я, чтобы нарушить молчание, потому что, едва мы простились с мадам Грийо, Клод демонстративно замкнулся.

— Да, — буркнул он, даже не посмотрев в мою сторону. — Если вам холодно, может взять на заднем сиденье плед.

— Спасибо, и так хорошо. Можно, я закурю?

— Да. Тогда я тоже. — Он вытащил из кармана сигарету и вставил в рот.

Я полезла в сумочку. К сожалению, пачка была пуста, и я вдруг отчетливо вспомнила, как вчера все сигареты веером рассыпались по грязному полу электрички.

— Простите, мсье Грийо, но у меня, оказывается, закончились сигареты. Вы не угостите?

— Только «Житан», если вас устроит.

— Хорошо.

По-прежнему не оборачиваясь, он протянул пачку, щелкнул зажигалкой, мы закурили и выехали на шоссе.

— Где вы живете?

— На улице Буасонад, это между бульваром Распай и Монпарнасом.

— Далековато. — И опять замолчал.

Его настроение начинало действовать мне на нервы.

— Слушайте, мсье Грийо, если вам не хочется так далеко ехать, не нужно. Я не просила вас везти меня. Вы сами предложили.

Он не реагировал.

— Я вполне в состоянии добраться сама. Проголосую, и подвезет кто-нибудь. — Я понимала, что провоцирую его на ссору, но удержать себя не могла, да и не хотела. Кто он такой? Почему я должна безропотно сидеть в его машине и терпеть его плохое настроение? — У меня есть деньги.

— Ну и что? У меня тоже есть.

— Так много, что вы устроили целый спектакль, когда я попыталась четно расплатиться за услуги?

— Вам никто не оказывал никаких услуг.

— И сейчас?

— И сейчас.

— Но вы же везете меня в своей машине, расходуете свой бензин.

— Это мое дело. Я хочу вам помочь.

— Но я вас не просила! Я никого не просила помогать мне!

— Просить бессмысленно. Никто не поможет, если сам не захочет помочь.

— А вы хотите?

— Да.

— Вы уверены, что хотите именно помочь, а не чего-то еще?

— Вы опять про деньги?

— Нет.

— Слушайте. — Впервые за всю поездку он посмотрел на меня. Темно-серые глаза были очень грустными. — Вы все время пытаетесь уличить меня в том, что я мужчина. Я это и без вас знаю. Что в этом плохого?

— Дайте мне еще одну сигарету.

— А вы не будете кашлять? Это же не ваш сорт.

— Не буду.

Он достал пачку и щелкнул зажигалкой.

— Все-таки укутайтесь пледом. Я же вижу, что вы дрожите.

Я не стала спорить и повернулась за пледом.

— Смотрите, там шотландцы! — вдруг сказал Клод.

— Где?

— Да вон два парня голосуют у обочины.

Впереди действительно виднелись две фигурки в развевающихся на ветру широких юбочках.

— Но юбки носят не только шотландцы. И с чего вы взяли, что они парни?

— Разве не видно?

— Девушки тоже бывают высокими, да и юбки не всегда говорят обо всем.

— Бросьте. Это мальчишки.

Мы поравнялись с голосовавшими. Это действительно были двое очень молодых парней в шотландских килтах. Клод распахнул заднюю дверцу.

— Садитесь, ребята. Продрогли, небось?

Парни бурно заговорили, размахивая руками, но в машину не полезли. Клод растерянно посмотрел на меня, потом на них.

— Вы чего, правда, из Шотландии?

Парни опять залопотали.

— Из Эдинбурга, — сказала я. — Но я плохо знаю английский.

— Из Эдинбурга? — радостно уточнил у парней Клод, те не менее радостно закивали и снова заговорили о чем-то.

— Им нужно на Монмартр, — поняла я. — Но их никто не хочет везти. У них нет денег.

— Так пускай садятся. Отвезем на Монмартр. — Клод поманил парней, приглашая в машину. — Все равно по дороге.

Я не стала возражать, что это приличный круг по Парижу. Если Клоду нравится заниматься благотворительностью, пусть. Иначе мы опять начнем ссориться.

Тем временем шотландские мальчишки забрались на заднее сиденье и прижались друг к другу, как котята. Они были вряд ли старше моего сына. Я отдала им плед и попросила говорить помедленнее.

— О'кей, мэм, и спасибо, — поблагодарил тот, у которого пробивались робкие усишки. — Я — Шон, а он — Боб.

— Я Клод, — представился Клод, — а мадам зовут Клер.

— Клер?! — обрадовался Боб. — Мою маму тоже зовут Клер!

— А моего сына зовут Жан-Поль, — зачем-то сообщила я.

— А у меня сестра Мари и брат Чарльз, — сказал Боб.

— А мою маму зовут Энн, — поддержал беседу Шон.

— А мою — Флоринда, — произнес Клод.

Это произвело впечатление.

— Клер, спросите их, как шотландцы попали в наши края?

Потребовались определенные усилия для понимания как моего жуткого, так и довольно специфического английского наших пассажиров. Сюжет же оказался довольно банальным.

Шон и Боб — музыканты и вчера впервые в жизни оказались в Париже. Благодаря туннелю под Ла-Маншем они приехали в Париж на автобусе со всем музыкальным коллективом чуть ли не прямо из своего Эдинбурга для участия в фестивале фольклорной музыки и сразу же отправились на сцену. Затем выступали другие группы, а зрители и участники танцевали и знакомились. Таким образом Боб и Шон познакомились с юными парижскими «бьютифул леди», которые посоветовали им не ехать со своими земляками в гостиницу, а провести свободное время с юными «бьютифул леди» так, «как это принято в Париже». Шон не хотел ударить лицом в грязь перед Бобом, а Боб — перед Шоном.