— Мне она ничего не говорила, но Ирине Игонатовне, это ее соседка напротив, Андриевская говорила, что квартиру эту купила исключительно для того, чтобы заниматься репетиторством.

«Стоит ли овчинка выделки, — подумал про себя Наполеонов, — купить квартиру, чтобы зарабатывать на ее территории частными уроками».

Мать следователя тоже когда-то довольно много занималась репетиторством. Правда, преподавала она не физику, а фортепьяно, но тем не менее Наполеонов из собственного опыта знал, что на репетиторстве не озолотишься.

Вслух он ничего не сказал. Вместо этого поинтересовался:

— Семен Степанович, мне Ирина Игнатовна сказала, что вы урезонили некоего Емельяна Крысинского, когда он стал скандалить с Андриевской.

— Да, было дело, — подтвердил Савичев. — Емеля, видать, выпил лишку и ночью отправился к Елене Андреевне, начал названивать, кричать. Когда она подошла к двери и попросила его уйти, он потребовал открыть ему дверь. Когда она отказалась, стал угрожать ей. Соболева все это услышала и позвонила мне.

— Почему вам?

— Видите ли, я по молодости в спецназе служил, соседка знает об этом и в экстренных случаях зовет на помощь.

— Почему не вызвали полицию?

Савичев пожал плечами.

— Хотели по-тихому, по-соседски разобраться. Так-то Емеля неплохой, но после того, как его бросила жена, пить начал.

— Давно бросила?

— Да уж десятый год пошел.

— Пора протрезветь, — заметил следователь.

— Конечно, пора, да только водка его уже не отпускает.

— Вам удалось тогда его урезонить?

— Тогда да.

— Кроме Андриевской Крысинский еще кому-нибудь досаждал?

— Как ни странно, нет, — с некоторым удивлением ответил Савичев.

— Как вы думаете, почему же он донимал Андриевскую?

— Вы только не смейтесь, — несколько смущенно проговорил Савичев, — но, по-моему, он ее домогался.

— Домогался? — изумился Наполеонов.

— Да.

— С чего бы это?

— С чего, точно не знаю, но в облике Елены Валентиновны было что-то от жены Крысинского.

— Что именно?

— Фигура, цвет волос. Жена Емели, кстати, тоже в школе работала учителем. Правда, она преподавала в младших классах.

— Хм, — вырвалось у Наполеонова, — возможно, вы и правы, черт его знает, что делается в голове спившегося человека.

— Вот и я о том же.

— Что ж, Семен Степанович, спасибо вам, я пойду. Хотя нет. Вот еще о чем хотел спросить. Как я понял, Крысинского гоняла Соболева и вы. А что же другие соседи Андриевской по лестничной клетке? Они на все это безобразие смотрели молча? Как там у нашего классика — «народ безмолвствовал»?

— Да какой там народ! — махнул рукой Савичев. — В одной квартире глухая бабуся, сто один год, к ней племянница ходит. А так-то Авдотья Карповна сама себя обслуживает, только не слышит ничего, ей хоть из пушек пали под самым ухом. И слуховой аппарат надевать не хочет. В другой — парень лет тридцати живет. Зовут Геной. Так он или в командировке, или у очередной любовницы.

— Понятно. — Наполеонов почесал подбородок и направился к двери.

Следователь уже был в коридоре, когда его окликнул Савичев:

— Товарищ следователь, погодите!

— Вы что-то вспомнили? — Наполеонов устремился обратно и налетел на шедшего ему навстречу мужчину. — Ой, простите!

— Это вы простите, — виновато улыбнулся Савичев, — ничего я не вспомнил, зря вас переполошил, я просто хотел… — Он потряс в воздухе пакетом, который держал в руках. — Короче, вы мои пирожки уминать перестали, потому что вам совестно стало. Вы ведь не один, с группой приехали. Вот я тут и упаковал. — Савичев протянул ему пакет.

— Спасибо, Семен Степанович, — не стал отказываться Наполеонов, — ребята обрадуются.

— Вот и лады, — удовлетворенно кивнул бывший спецназовец и проводил следователя до дверей.

Ребята и вправду обрадовались и быстро умяли все пирожки, которых хватило на всех.

Даже Незовибатько похвалил:

— Вкусно! Прямо как моя Оксана пекла. — Свою жену Оксану эксперт Незовибатько считал верхом совершенства во всех отношениях. И ему никто не возражал, как бы случайно бросив взгляд на пудовые кулачищи добродушного эксперта.

Следователь выслушал отчеты проводивших опрос оперативников. К сожалению, узнать ничего нового не удалось. Андриевская вела замкнутый образ жизни, с соседями по подъезду старалась не общаться. Здравствуйте, и все.

Старик с первого этажа Иван Пантелеймонович Маслов сказал, что она вообще редко задерживалась в этой квартире надолго. На вопрос, откуда он это знает, ответил:

— Я целыми днями сижу у окна. На улицу выйти не могу, а тут смотрю и представляю, что гуляю. Так что вижу, кто когда приходит и когда уходит.

Внук, с которым и жил старик, подтвердил, что дед большую часть времени проводит у окна.

Однако на вопрос, не ссорилась ли с кем-то Андриевская, Маслов ответил, что не видел и не слышал лично, хотя до него доходили слухи, что к ней пристает Емельян Крысинский.

Когда оперативник попросил охарактеризовать Крысинского, Маслов только рукой махнул:

— Пропащий человек.

— Так вот, сейчас мы пойдем и навестим этого пропащего человека, — решил следователь.

Однако дверь им никто не открыл, не отозвавшись ни на звонки, ни на стук в дверь, переходящий в грохот.

— Может, его тоже убили? — предположил один из оперативников, как показалось Наполеонову, слишком уж жизнерадостно.

— Зря радуешься раньше времени, — осадил его следователь.

— Да я и не радуюсь, — обиделся тот.

— Меня другое напрягает, — проговорил Незовибатько.

— Что именно, Афанасий Гаврилович?

— Мы тут чуть ли не дверь человеку вышибаем, и хоть бы одна живая душа высунула нос из своей берлоги.

— Зря ты так, Афанасий Гаврилович, — хмыкнул Наполеонов, — может, люди отдыхают или же с нами связываться не хотят.

— Второе вернее, — вздохнул Незовибатько.

— Вы оба не правы, — сказал Ринат Ахметов.

— Как, то есть, не правы?

— А так! В этих квартирах дома никого нет. Они не открыли и когда мы поквартирный опрос делали.

— Понятно, — сказал Наполеонов, — будем вскрывать дверь. Славин! Дуй за слесарем и участковым.

— А он что, еще не пришел?

— Как видишь.

— Кого в понятые брать будем?

— Савичева и Соболеву, — ответил Наполеонов, — за Савичевым я сам схожу. Аветик, попроси прийти Соболеву.

— Хорошо, Александр Романович.

Наполеонов снова позвонил в дверь бывшего спецназовца, а когда он открыл ее, проговорил:

— Вы уж извините, Семен Степанович, опять вы нам понадобились.

— Что случилось?

— Крысинский дверь не открывает. Послали за слесарем.

— Хорошо, я сейчас подойду.

— Ждем.

Когда Наполеонов вернулся к квартире Емельяна Крысинского, Аветик Григорян уже привел Соболеву, заботливо придерживая ее под локоть. Буквально через полминуты подошел Савичев.

— Слесаря еще нет? — спросил Семен Степанович.

Наполеонов не успел открыть рот, как в ответ Савичеву донеслось снизу:

— Да иду я уже! Иду! Сапоги-скороходы в нашем ЖЭКе покамест еще не выдают.

— Не в ЖЭКе, а в управляющей компании, — поправил чей-то незнакомый голос.

Но незнакомым он оказался не для всех.

— Вот и Сан Саныч пожаловал, — вздохнула Соболева.

— И кто у нас будет Сан Саныч? — поинтересовался Наполеонов.

— Участковый наш, Гаранин Александр Александрович.

— Какая честь, — многозначительно протянул следователь и, уже обращаясь к участковому, поставившему на лестничную площадку правую ногу, спросил: — Что-то вы к нам не торопились, товарищ майор.

— Не виноват я, товарищ следователь, — ответил участковый, ставя на площадку и левую ногу. После чего он вытер пот со лба огромным клетчатым платком и пояснил: — Грузчики в магазине, как раз напротив управления, поножовщину устроили.

— И чего они не поделили?

— Не поверите! Технического менеджера! Тьфу ты! — вырвалось в сердцах у Гаранина. — Уборщицу. Напридумывали черт знает каких слов! Простой человек язык сломать может!

— И не говорите. Я вообще-то думал, что они бутылку не поделили, — насмешливо проговорил Наполеонов и подмигнул участковому.

— Если вы на что-то намекаете, товарищ следователь, — насупился тот, — то я вообще не пью.

— Ни на что я не намекаю, — успокоил его Наполеонов.

Но участковый все-таки добавил:

— Нос у меня красный сам по себе!

— Это потому, что у вас кровеносные сосуды близко расположены, — пробасил Незовибатько, — и насморк, наверное, часто бывает.

— Точно. Я от любого сквозняка простываю, — обрадовался участковый неожиданной поддержке и благодарно посмотрел на эксперта.

— А вы, голубчик, чего прохлаждаетесь? — обратился Наполеонов уже к слесарю.

— Я не прохлаждаюсь! А жду, какие будут указания.

— Какие тут могут быть указания, — вздохнул следователь, — вскрывайте дверь.

— А разрешение есть? Мое дело, конечно, маленькое.

— Вот и вскрывайте, голубчик. Тем более что дело это плевое, дверь-то не металлическая.

Слесарь запыхтел, но спорить со следователем не стал, подумав про себя: «Какая-никакая, а шишка».

Дверь, судя по всему, не единожды вскрываемая столь грубым способом, тоже не стала упорствовать, издав звук, больше похожий на жалобный всхлип, она отворилась.