Катька подумала и на этот раз отказываться от благ не стала.
— Да… хорошо.
Перед тем как уйти, она кое-что вспомнила:
— Валентин Петрович, а как там дедовы питомцы?
— За ними Мария Михайловна присматривает, как обычно. После оглашения будем решать, как быть. И вам нужно будет приехать.
— Конечно.
Она понимала, что ей предстоит еще долгое прощание с дедом — нужно разобрать его квартиру, понять, что он там понаписал в завещании (а сочинить дед мог что угодно, Катька в него верила), решить еще множество дел, и все это — без него.
Зато у нее есть собственный дом и Игорь. В доме она спрячется, как улитка в раковине, а Игорь придет с работы и обнимет ее. И станет немного легче.
Может, когда-нибудь и удастся смириться с тем, что люди внезапно смертны. Но определенно не сегодня.
Представительская машина деда — хищный черный «Мерседес» — смотрелась во дворе Катькиного дома странно. Как будто инопланетный корабль сел в деревне Большие Васюки, чтобы взять на борт плотника дядю Федора, который, оказывается, был шпионом с альфы Центавра.
Обласканная подозрительными взглядами мамаш с детьми и бабулек на лавочке, Катька скользнула на заднее сиденье.
— Добрый день, Валентин Петрович, Мария Михайловна.
— Добрый день, Катерина Филипповна.
Климанский сидел впереди, рядом с водителем, а домработница (главная по тарелочкам, как называла ее Катька) — сзади. Мария Михайловна была уворована дедом из столовой в безвестном городке, куда Литке как-то ездил с лекциями, и прикипела к дому, словно добрый дух. Катька без нее квартиру не представляла. Что теперь с ними всеми будет…
— Ничего, — пробормотала Катька, пристегиваясь. — Как-нибудь…
Мария Михайловна молча полезла в сумочку, достала оттуда сверток и сунула Катьке. Из свертка пахло: так пахло, что водитель повел носом и шумно вздохнул, но сдержался, не обернулся. Катька прижимала к животу еще теплый пирог, обязательный их с Марией Михайловной ритуал, и была близка к панике.
— Что он придумал с этим завещанием… — проворчала домработница, словно продолжая давний разговор (а может, так и было). — Ничего бы не писал, все отошло бы Катерине Филипповне, и не надо никуда кататься.
— Кататься все равно нужно было бы, однако вы неправы, — возразил Валентин Петрович. — Все-таки много имущества, Филипп Иванович фонды поддерживал, насколько я понимаю, там им часть отходит… Если Катерина Филипповна не оспорит, конечно.
— Упаси боги, — сказала Катька. — За кого вы меня…
— Я шучу. — Помощник обернулся к ней. Ему было лет пятьдесят: невысокий коренастый дядечка с залысинами, больше всего напоминавший заслуженного слесаря-сантехника. — Жизнь продолжается. Филипп Иванович особо настаивал, чтобы мы тут не убивались, а дело делали. Это я его слова повторяю, между прочим.
— Узнаю брата Колю, — процитировала Катька. За окном летела летняя Москва, нарядная, кружевная, и тени бежали по лицам. — Я уже поняла, что мне предстоит в это вникать.
— Вы знали, что так будет рано или поздно.
— Если бы меня не сбила машина раньше и не упал на голову кирпич.
— Но не упал и не сбила. И мы все здесь. Катерина Филипповна, что бы вы ни услышали…
Тут-то Катька и забеспокоилась.
— Он что-то учинил, да? — спросила она жалобно и покосилась на Марию Михайловну: та пожала плечами. — Что-то… в своем стиле?
— Пусть все огласит нотариус, — мягко заметил Валентин Петрович.
— Ы-ы-ы, — провыла Катька. Эти люди знали ее миллион лет, перед ними можно было лицо не держать. — Как же я его люблю.
— Он вас тоже любил. И сильно. Поэтому…
— Поэтому наверняка подложил мне свинью… — Катька кивнула.
— Не свинью, — усмехнулся Валентин Петрович.
До самого бюро нотариуса они молчали.
Вместе с водителем их проводили в небольшой зал, где уже толпились люди. Катька узнала представителей благотворительных фондов, нескольких дедовых знакомых и директора одной художественной гимназии. Кто-то подходил, что-то спрашивал, Катька отвечала. Среди этих сосредоточенных людей, деловито пришедших узнать, что им досталось, она чувствовала себя неуютно. Она уже больше недели не могла взять в руки карандаш, сроки работ горели (заказчики, впрочем, вошли в положение), а сейчас вдруг до зуда в пальцах захотелось взять кисть и нарисовать присутствующих — черными, широкими, злыми мазками. Чтобы потом замазать толстым слоем краски и не видеть больше никогда. Катька села в первом ряду и лишь кивала, когда к ней обращались. От нее быстро отстали.
Появился нотариус, и потянулась рутина. Проверить документы у всех присутствующих, свериться со списком, уточнить личности свидетелей. Вскрыть конверт хранения и распечатать завещание. Приступить к чтению.
Катька слушала вполуха. Ей было не то что все равно, нет, просто… нереально. Еще десять дней назад она пила кофе с дедом в «Хлебе насущном», думала о разной ерунде, и дед сказал, что скучает. Потом он прислал пару сообщений в WhatsApp, а потом случился тромб. Маленький такой тромб, оторвавшийся от стенки сосуда и оставивший Катьку одну. Врач сказал: умер мгновенно. Наверное, это хорошо. Но отделаться от чувства, что это глупый дедов розыгрыш, Катька до сих пор не могла.
Благотворительным фондам досталось столько, чтобы ушли довольными. Друзьям перепало кое-что из коллекции картин, которую дед собирал всю жизнь. Кое-какие его собственные полотна тоже отправлялись к друзьям и знакомым, пара десятков уходила картинным галереям и музеям. Валентину Петровичу, не считая денег, дед отписал летний домик в Нелидове, а Марии Михайловне — квартиру-студию в районе Большой Никитской. Катька и не знала, что у него есть эта квартира. Специально для домработницы купил, что ли? С него станется.
И добрались до нее.
— «Катерине Филипповне Литке я завещаю все остальное мое имущество: квартиру и студию по адресу: Солянка, семь, дом в Переделкине по адресу: улица Роберта Рождественского, пять, коллекцию картин и старинных предметов (опись прилагается), содержимое моих банковских счетов и драгоценности (опись прилагается). Однако стать полноправной владелицей моего завещанного имущества моя внучка сможет лишь в том случае, если будут выполнены условия, которые следует озвучить в ограниченном кругу лиц (список прилагается) не позднее трех суток после оглашения официального завещания. В случае, если условия не будут выполнены или же Катерина Филипповна Литке откажется от права наследования, имущество перераспределяется следующим образом…»
Катька сидела, вцепившись в рюкзачок. Вот она, та самая свинья. Дед не мог уйти просто так, оплакиваемый единственной родственницей и друзьями, он обязательно должен был что-то учудить напоследок. Как часто он переписывал завещание и насколько устарели эти его непременные условия? Что нужно сделать? Выйти замуж за Валентина Петровича? Голой залезть на Эверест? Расписать Бульварное кольцо граффити в стиле Бэнкси? Если бы из вскрытого конверта с завещанием посыпались хохочущие эльфы, Катька бы не удивилась. Вокруг деда всегда творилось волшебство, но далеко не всегда — доброе.
Собрав подписи с присутствующих и отослав тех, кто свой кусочек уже откусил, нотариус предложил «ограниченному кругу лиц», в который вошли Катька, Валентин Петрович и Мария Михайловна, пройти в кабинет. Туда подали кофе и легкие закуски, но Катьке кусок в горло не лез. Вот кофе — это отлично. Горький, адский, черный. Под стать этому дню.
— Ну что же, — произнес нотариус, когда все немного расслабились, а секретарша принесла новый полный кофейник. — Мы с Филиппом Ивановичем долго обсуждали условия, которые он хотел внести в завещание касаемо Катерины Филипповны. Скажу честно, кое-где я его переубедил и попросил не усердствовать, это все-таки завещание, а не квест в фэнтезийном фильме. — Тут он улыбнулся Катьке, и та вдруг с удивлением осознала, что нотариус молодой, симпатичный и подтянутый. До этого воспринимала его как функцию — а сейчас увидела зеленые глаза.
— Я в дедушке все равно уверена, — сказала Катька недрогнувшим голосом. — Он не мог так просто переписать на меня имущество. Только скажите, Анатолий Эдуардович, — она с трудом вспомнила имя нотариуса, — насколько давно были внесены эти изменения?
— О, ваш дедушка был человеком современным и понимал, как быстро все меняется в этом мире. Поэтому мы пересматривали завещание и вносили правки каждые два месяца. Последний раз был за неделю до его кончины.
Катька чуть кофе не поперхнулась.
— То есть квест… свеженький? — пробормотала она. — Мне хана.
Валентин Петрович улыбнулся.
— Ничего такого, с чем вы не могли бы справиться, Катерина Филипповна.
Катька резко повернулась к нему, чуть кофе на платье не расплескала. Жаль было бы синие цветы.
— Вы же небось в курсе, что он там учудил.
— Да, но он взял с меня слово, что я не буду вмешиваться до оглашения. А потом приму любое ваше решение, каким бы оно ни было.
— И поможете мне повеситься, если я решу?
— Мыло для слабаков в шкафчике на кухне, веревка для слабаков в кладовке, — сказала Мария Михайловна, ни на кого не глядя.