В один из первых дней ноября стряпчий Фома Лукич Сдобов и сопровождавший его Сергей Николаевич Алексеев, управляющий Воейковых, тихо прибыли в К. и расположились на постоялом дворе в Ямской слободе, что спускалась по холмистому берегу вниз к реке. Отсюда до княжеского дома пешком было около получаса ходьбы в гору, если идти довольно быстро. Поэтому приезжие решили не брать экипажа, а пешком отправиться к месту назначения, предварительно уведомив князя о своем прибытии.

Княжеское семейство расположилось в парадной гостиной, по случаю траура задрапированной черными и лиловыми тканями. Глава семейства, князь Александр Петрович, с невозмутимым и слегка отрешенным видом сидел в креслах. Подле него расположилась княгиня Ксения Григорьевна. Вокруг расселись их дети, все в черном. Девицы чинно сложили руки на коленях. Подле Анны сидел ее жених господин Афанасьев и держал невесту за руку. Как лицо прямо заинтересованное, он в последние дни старался не покидать свою будущую родню на долгий срок. Конечно, свой куш — и довольно солидный — он уже получил. Но ничто не мешало ему надеяться на то, что старая графиня отпишет Анне еще некоторую часть своего состояния. Евгений, с лицом равнодушным и скучающим, сидел близ матери, Юлия — у окна.

Лиза сидела поодаль, в темном углу, так, чтобы никто не мог видеть выражения се лица. Смерть бабушки потрясла ее. Девушка сама себе не признавалась, как она рассчитывала на помощь старой графини. Все эти дни она ждала и думала, что ждала не напрасно, что Елизавета Петровна пришлет за ней. Но графиня написала ей только несколько писем, довольно ласковых, в которых сообщила, что здоровье ее сделалось дурно, но она надеется на скорое выздоровление, и тогда… Тогда, быть может…

Ах! Сколько было надежды в этом «быть может»! И Лиза уже воображала себя в Петербурге, вдали от тетки и кузенов, счастливой и всем довольной. Она мечтала быть хотя бы простой компаньонкой графини и вовсе не претендовала на ее наследство и на особое к себе расположение, но Елизавета Петровна умерла и все надежды умерли с нею. Теперь Лиза едва сдерживала слезы: среди всех она одна по-настоящему скорбела о покойной.

Сегодня утром принесли записку от стряпчего, который упредил, что прилет нынче во втором часу пополудни и все собрались в гостиной в ожидании его. Лиза проплакала все утро, но потом взяла себя в руки и спустилась вниз, когда ее позвали.

Фома Лукич, прокашлявшись, надел очки и с самым серьезным видом углубился в бумагу. В руках его было завещание графини. Все, кроме отрешенной от происходящего Лизы, замерли в ожидании. Ксения Григорьевна даже затаила дыхание, надеясь не пропустить ни слова из завещания старухи.

— Итак, — произнес стряпчий, — позвольте огласить мне волю покойной.

Господин Алексеев, управляющий, сидел поодаль от стряпчего и только наблюдал за тем, чтобы все происходило так, как надобно.

— Согласно воле покойной госпожи графини состояние ее распределено следующим образом. — Фома Лукич уставился на бумагу и прочитал. — Моей племяннице госпоже княгине Ксении Григорьевне Вяземской, урожденной Олсуфьевой, завещаю я пять тысяч рублей золотом. Супругу ее, моему племяннику князю Александру Петровичу Вяземскому, завещаю пять тысяч рублей золотом…

При этих словах муж с женой переглянулись. Неужели состояние тетки было так мало, что она завещала им сущие гроши по сравнению с тем, на что они рассчитывали? Или, быть может, она больше завещала их детям?

— Молодому князю Евгению Александровичу Вяземскому, внучатому моему племяннику, завещаю пять тысяч золотом. Княжнам Анне Александровне и Юлии Александровне Вяземским также оставляю по пять тысяч рублей золотом и каждой из них…

Лица княжон вытянулись от любопытства.

— И каждой из них, — продолжал Фома Лукич, — оставляю еще бриллиантовые серьги с фермуаром в качестве приданого, которые следует получить от господина стряпчего Сдобова Фомы Лукича, — Сдобов с важностью обвел присутствующих глазами, — который имеет полномочия взять их с собой в К.

Тут Сдобов достал из портфельчика, с которым явился, две сафьяновые синего бархата коробочки и, не сходя с места, положил их на стол и открыл. В глаза присутствующим блеснули чудные переливы прекрасно отделанных камней, заключенных в драгоценный металл. В каждой серьге было по три крупных камня, фермуары же по богатству не поддавались описанию. Княжны вскочили, подбежали к столу, и каждая взяла в руки коробочку, любуясь неожиданным даром. Господин Афанасьев уже воображал, как его Анна будет являться в здешних гостиных в подобном уборе и как он станет всем рассказывать, что эти камни были получены ею от графини Протасовой, ее бабки.

— И главное… — неожиданно для всех продолжил Сдобов.

— Главное? — изумилась Ксения Григорьевна. — А разве это не все?

— Отнюдь, — тонко усмехнулся стряпчий. — Здесь показаны первые распоряжения малой частью состояния госпожи графини.

— Но… — начала было Ксения Григорьевна и замолчала.

— Все свое состояние, исчисляемое в сумме миллион рублей, дом в Петербурге, имения и прочее, что положено тут по описи (вполне подробной, господа!) госпожа графиня завещает своей внучатой племяннице Елизавете Павловне Олсуфьевой…

Все дальнейшие слова потонули в восклицаниях гнева, удивления, изумления, потрясения и прочих чувств, на которые теперь были способны Вяземские.

— Как? Ей?

— Этой нищей сироте? Почему?

— В обход нас, своих ближайших родственников?

Князья были возмущены и яростно спорили друг с другом, доказывая себе и стряпчему всю несправедливость подобного решения. Один лишь Сергей Николаевич Алексеев спокойно сидел в стороне от всего этого, да еще Лиза, огорошенная неожиданной вестью. Княжны уже ненавидели кузину, ведь им досталось так мало в сравнении с ней. Кузен Евгений, закусив губу, не говорил ни слова, единственный изо всех. Он рассчитывал на большее, на значительно большее! И никто не хотел взять в толк, что Лиза — такая же ближайшая родственница графини, как и все они.

Лиза, слышавшая все, сидела ни жива, ни мертва от изумления. Как? Ей? Деньги? Миллион?..

Она закрыла лицо руками. Бабушка! Милая бабушка! Неужели теперь ее жизнь изменится так, как она и не мечтала?

— Но кто назначен опекуном? — воскликнула княгиня. — Ведь не может же Елизавета сама распоряжаться своими деньгами?

Какие еще опекуны? Лиза вздрогнула. Тут-то и конец ее счастью! Это, несомненно, князь да княгиня!

— Опекунами состояния госпожи Олсуфьевой до ее замужества или достижения ею двадцатипятилетнего возраста назначены господа Петр Петрович и Владимир Петрович Воейковы…

— Ах! — княгиня со стоном опустилась в кресла.

Все кончено! Денег графини им не видать… И однако…

Не такая была женщина Ксения Григорьевна, чтобы опустить руки, когда удача была так близко. В ее голове уже созрел план, коварством достойный самого Макиавелли.

— Ступай к себе, Елизавета, — сказала вдруг Ксения Григорьевна. — Благодарим вас, господин Сдобов, и вас, господин Алексеев, — княгиня обернулась к Сергею Николаевичу, — за труды. Теперь в столовой накрыт чай, не откажите в любезности откушать. Княжны, ступайте и вы к себе, — сказала она дочерям.

После этого княгиня сделала знак мужу и сыну и удалилась, как предводительница маленького, но решительного отряда. Лиза, которая привыкла исполнять приказания тетки, встала и, не глядя по сторонам, отправилась к себе.

6

— Есть только один выход, только один! — княгиня смотрела на мужа и сына.

— Какой, Ксения? — князь преспокойно уселся в кресло. — Да и что тебе еще нужно? Мне кажется, нам и так порядочно досталось. Если сосчитать общую сумму того, что нам завещала Елизавета Петровна, то это составит… — Александр Петрович задумался, — двадцать пять тысяч, причем золотом. Да еще бриллианты…

— Двадцать пять тысяч! Всего двадцать пять! — вскричала Ксения Григорьевна. — А ей — миллион! Почему? Почему наши дети обделены, а все получила она, дочь моего брата?

— Все-таки Елизавета — дочь именно твоего брата… Странно, что ты не хочешь оставить ее в покое, — заметил князь.

— Ничего странного. Евгений, я думаю, меня понимает лучше, чем ты, — ответила мужу княгиня.

— Верно, матушка права, — сказал князь Евгений. — Я, да и сестры, мы все рассчитывали на большее. В конце концов, нашей княжеской фамилии не помешает больше блеска, чем мы имеем сейчас. И почему-то эта сирота, которую дядя Павел повесил нам на шею, получает все в обход нас. Если бы бабка поделила свое состояние поровну! — вспылил Евгений. — Но нет! Она оставила почти все этой… А мы? Матушка решительно права!

— И что? Что теперь делать? — князь Вяземский был недоволен.

Ему вовсе не хотелось сейчас что-либо предпринимать, да еще против родственницы. Он был вполне доволен тем, что ему причиталось по завещанию. На какое-то время денег хватило бы, он рассчитался бы с долгами и осталось еще, а думать о будущем он не желал никогда. Но… Раз Ксения что-то задумала, проще было согласиться.

— Ты, кажется, сказала, что есть какой-то выход? — спросил князь жену.

— Да, — твердо ответила Ксения Григорьевна. — Если бы опекунами старуха назначила нас, то не было бы никакой мороки, но поскольку опекуны — Воейковы, то Елизавета должны будет покинуть наш дом, перебраться в Петербург, а деньги так и останутся под присмотром моих дяди Петра Петровича и братца Владимира. Были бы опекунами мы, то деньги оказались бы в наших руках и рано или поздно мы бы ими распорядились как надобно.

— Но позволь, Ксения, — сказал князь, — а опекунский отчет? Мы же не смогли бы в любом случае распоряжаться этими чужими деньгами, как своими…

— Это верно, — ответила княгиня, — но в таком случае даже и лучше, что не мы опекуны, как я сейчас понимаю.

— Так что вы придумали, maman? — вопросил Евгений.

— Мы заставим Елизавету отказаться от своей доли наследства в нашу пользу! — торжествующе вымолвила княгиня.

— То есть это как? — изумился князь. — Кто ей позволит? Без согласия опекунов?..

— Если дело провернуть с умом, то, насколько я знаю дядю Петра, он даже не усомнится в содеянном и никогда, слышите, никогда не будет опротестовывать воли Елизаветы!

— Но с чего бы ей вдруг от всего отказаться? — спросил Евгений.

— О! Скажем, моя любимая племянница решит посвятить себя монастырю. Разве она не высказывала такого желания?

— По правде говоря, нет, не высказывала, — заметил князь.

— Да кто знает о том! — закричала княгиня. — Достаточно нам сказать, что это было ее всегдашнее желание, и все нам поверят!

— Но деньги? — усомнился Евгений. — Деньги! Почему она оставит их нам, а не, скажем, своим опекунам?

— Да потому, что мы любили ее, — произнесла княгиня, — заботились о ней, воспитывали ее… И, в конце концов, я ей родная тетка, а кто ей господа опекуны? Так, дальняя родня. И что они для нее сделали? Ничего! А я заботилась о ней с малолетства, любила ее, как родную дочь! Чтобы не вызвать подозрений, нужна самая малость.

— Какая?

— Некоторую часть от наследства она принесет в дар монастырю, но самую малость… Тысяч пятьдесят, не больше. А все остальное завещает любимой тетке, заменившей ей мать.

— Таким образом, матушка, состояние достанется вам? — спросил ее сын.

— Евгений, мой мальчик, — нежно ответила ему Ксения Григорьевна, — я, твоя мать, всегда заботилась о твоих интересах, ты знаешь это. Даже сестры твои мне не были так близки, как ты. Подобное решение просто формальность. Логично оставить деньги женщине, заменившей мать, чем кузену или кому-либо другому. Как только я получу их, то тут же передам тебе.

— Вот интересно, а я? — спросил князь. А девочки?

— Все получат необходимую им сумму. Но согласись, князь Александр, что наш наследник, — твой наследник! — имеет преимущество перед всеми!

— Хорошо. Но как ты заставишь Елизавету, Ксения, все деньги оставить нам, а самой пойти в монастырь? — лениво произнес князь.

— Я пока не решила, — ответила княгиня. — Но она в нашей власти. Мы можем вынудить ее принять такое решение. Запрем здесь, в доме… Или отправим в наш монастырь, к матушке-настоятельнице. Я хорошо знаю ее, мы с ней в свойстве. Понимая выгоду от пострижения Елизаветы, она пойдет мне навстречу и, я думаю, быстро уговорит или заставит девчонку согласиться стать монахиней.

— Теперь не такие времена, чтобы подобное дело можно было провернуть с такой легкостью, с которой вы все здесь расписываете, матушка, — заметил Евгений. — Лет двести-триста назад подобное легко было бы возможно. Но теперь…

— И теперь, мой мальчик, поверь, подобный план вполне возможен. Мы живем не в столице, и даже не в Москве. Тут все в нашей власти, никто и не усомнится в нашей порядочности и в доброй воле Елизаветы. Она хочет быть монахиней и…

— А не покажется ли странным, что девица, только что получившая такое наследство, вдруг решила удалиться от мира? — спросил князь.

— Может и покажется, но благочестие, которым славится наша семья, быстро заставит всех замолчать, — ответила княгиня на это справедливое опасение. — Девушка набожна, имеет в душе призвание к благочестивой жизни и не видит смысла в мирском. Да ею будут восхищаться!

— А когда узнают, что свое состояние она принесла не монастырю, а передала родне?

— Да какая разница! Главное, чтобы деньги оказались у нас, а тогда мы уедем из К. и… Ах! — всплеснула руками княгиня. — При таких деньгах мы любому заткнем рот!

Лиза дрожала.

«Так вот, значит, какую вы мне судьбу готовите! Нет, я вам не дамся!» Девушка, только что подслушавшая разговор родственников, кинулась к себе в комнату и заперлась там. Решаться следовало быстро! Что-то надо придумать, но что?

Какое счастье, что она, ведомая каким-то внутренним чувством, кинулась следом за теткой и прильнула к двери, за которой проводилось столь важное для нее совещание! Так вот что они задумали! Негодяи… Тетя Ксения, родная сестра отца, как она могла… Лиза до сих пор не могла поверить. Она знала, что тетка не любит ее, что в доме ее едва терпят, но чтобы так… Да, большие деньги сразу показали ей, чего следует ждать от родственников. А что, если и ее опекуны такие же? Да нет, не может быть. Тогда тетка обратилась бы к ним, и они, сговорившись, без особого риска завладели ее состоянием, но княгиня боится, как бы господа Воейковы ничего не узнали… Так… Стало быть, ей надобно только добраться до Петербурга и вверить себя защите неведомой столичной родни. Кто они ей? Двоюродный дед, родной брат графини Елизаветы Петровны, и его сын, то есть ее дядя. Что, если он, этот ее дядя, такой же, как князь Александр: старый, ленивый, вечно брюзжащий игрок, холодный и чопорный… Но может, он больше похож на графиню. Да, там, кажется, еще есть госпожа Воейкова Дарья Матвеевна. Жена… Чья же она жена? Лиза не могла вспомнить. Она слабо разбиралась во всех этих родственных хитросплетениях.

Тут девушка будто очнулась. Да вот и план! Надо добраться до Петербурга! Из К. туда без малого неделя пути, а то и больше. Как же она поедет одна? И словно добрый дух шепнул ей на ухо, что надо делать. Нет, нельзя ждать, чтобы тетка пришла к ней и завела свои разговоры. Чего доброго, они тут же ее и запрут. Но в доме еще должны оставаться стряпчий и управляющий, которые приехали с завещанием. Они теперь же собирались назад. Точнее, не сразу теперь, а ранним утром. Сначала в Москву, затем в Петербург, как все и путешествовали в столицу из К.

Тут в ее дверь постучали. Лиза вздрогнула — мысли ее прервались, и она замерла от страха.

«Вот, начинается», — подумала она.

— Лиза, открой, — послышалось из-за двери.

Девушка на цыпочках подкралась к двери, так предусмотрительно запертой, прижалась к ней ухом и прислушалась.

— Елизавета… — прошелестело вновь.

«Кузен! Будь он неладен…» — промелькнуло у нее в голове.

— Ты слышишь меня? Я знаю, что ты у себя, сестрица… — Лиза услышала, как он тихо рассмеялся. — Миллионщица…

«Молчи! Только молчи!» — приказала она себе.

— Ты помнишь наш разговор? — продолжал кузен. — Я бы женился на тебе, Лизавета… Да только вот беда: больно уж близкие мы с тобой родственники… Хотя и при таких обстоятельствах выход найти можно. Я бы тебя любил, Лиза… Отвори, эй…

Девушка тряслась от ужаса и гадливости. Сейчас он станет ломиться в ее дверь, а потом… Потом они избавятся от нее! Избавятся, сомнений нет!.. Из-за двери вновь послышался его тихий смех.

— Что же, я ухожу… — шепнул Евгений. — Прощай, невеста…

Напряженное чуткое ухо Лизы уловило удаляющиеся прочь шаги. Еще с четверть часа не отходила она от двери, прислушиваясь к происходящему за ней. Но все было тихо. Никто не проходил мимо, жизнь в доме будто замерла. Может, они решили, что ее и впрямь нет в своей комнате? Или… Нет, не угадать ей их мыслей! Страшно, страшно!.. Но ничего не поделаешь, надо перебороть страх и действовать согласно тому плану, который сложился у нее в голове.

Преодолев наконец свой трепет, девушка выглянула из комнаты и огляделась. Все было тихо. За дверью и впрямь никого не было, никто не поджидал ее, затаясь, с тайным и злым намерением. Даже не было слышно ничьих разговоров. Лиза вернулась в комнату, накинула капот, сверху шаль, в руки взяла шляпку. Потом кинулась к столику и достала из него два рубля, которые были запрятаны у нее с давних времен. Подумав немного, быстро ухватила со стола небольшую шкатулку. В ней она хранила миниатюрные портреты родителей и их письма. Затем Лиза вновь осторожно выглянула наружу и никого не увидала. Она замкнула двери своей комнаты на замок, тихонько пробралась к лестнице и спустилась вниз. Стряпчий Сдобов и управляющий Алексеев уже уходили. Вовремя! С ними никто не прощался из хозяев. Верно, они привыкли к такому обращению, но по отрывочным их репликам, которые едва доносились до нее, девушка поняла, что они не слишком высокого мнения о здешнем гостеприимстве и правилах вежливости. Оно и к лучшему. Они тем вернее согласятся ей помочь, чем более им не поправится княжеское семейство.

Стряпчий уже вышел из дому и направился налево, господин же Алексеев пошел направо. Почему они разошлись и какие у кого были дела, Лиза и понятия не имела, но, мгновение поразмыслив, решила отправиться за управляющим.

Через парадное крыльцо, вслед за приезжими, Лиза не решилась бы выйти. Она пробралась к черному ходу, через который ходила только прислуга. На ее счастье, и здесь никого не было. Лиза скользнула на улицу, благо уже наступили мрачные осенние сумерки, и, не теряя времени, кинулась за управляющим. Ей быстро стало ясно, что он движется к постоялому двору. Но там ей было бы неудобно объясняться с ним. Да и как зайти одной в такое место, да еще в поисках мужчины? Лиза прибавила шагу и в одну минуту догнала Алексеева.

— Сергей Николаевич, — окликнула она управляющего.

Молодой человек в изумлении остановился и обернулся к ней.

— Елизавета Павловна? — Он без колебаний признал в темной фигуре, остановившейся перед ним, богатую наследницу. — Что случилось?

Изумление его было беспредельным.

— Что вы делаете здесь, на улице, в этот час? Да еще и одна? Как вас отпустила тетушка?

— Я у нее не спрашивала позволения, — ответила Лиза.