Он лег на диван, не раздеваясь, не зажегши свечу, и стал смотреть в окно, на молодой месяц, который показал уже свои рожки из-за облаков.

Владимир вспомнил, как быстро спускался вниз, горя нетерпением увидеть Лизаньку, и как он ее увидел… Он иначе и не называл ее теперь в своих мыслях, только так — Лизанька…

Она стояла перед его мысленным взором такая красивая, с немного растрепавшимися вокруг лба темными волосами, с косой, упадавшей на спину, и нежной и немного усталой улыбкой на устах. Но во взгляде ее была решимость, в походке — сила и уверенность, да и в поступках она была вовсе незаурядна! Вся эта история, что Лизанька поведала, повергла его в полнейшее изумление. Как она решилась на такое путешествие с человеком, которого вовсе не знала! Конечно, их управляющий был не только человек дела, но и человек чести, и это было хорошо известно каждому в семье, но она же ничего этого не знала! Какая смелая девушка…

Да ведь она же его родственница, его… как это — племянница. Владимир усмехнулся. Какая, право, жалость, что он ее родня и опекун.

Молодой человек закрыл глаза и вновь вообразил себе лицо Лизы таким, каким впервые увидел его. Тотчас она встала перед ним, как в тот миг, Владимир даже вздрогнул и открыл глаза. Какая у нее нежная, теплая и крепкая была рука, когда он взял ее в свою руку! Вовсе никакой вялости, как у многих светских девиц, которые томно протягивали ему руку для поцелуя. А как она держалась, с каким достоинством, с какою бодростью! Будто и не было всех этих утомительных дней пути и этого последнего приключения с разбойниками и бессонной ночи… И как же она понравилась ему…

— Какая жалость, что она моя родня, — прошептал Владимир.

9

Елизавета быстро освоилась в столице. В несколько дней Дарья Матвеевна провезла ее по всем магазинам и нарядила ее согласно последней моде. Тетушка также показала ей все достопримечательности столицы, начала возить ее по гостиным, вводя в свой круг, и пообещала, что скоро Петр Петрович устроит бал в ее честь, чтобы окончательно познакомить ее с большим светом и сделать Лизу в нем своей.

— Ты теперь богатая наследница и будешь желанной гостьей в любом доме, — говорила Дарья Матвеевна. — Но будь осторожна и осмотрительна, а главное, никому не рассказывай свои приключения! Это может плохо отразиться на твоей репутации…

— Конечно, тетушка, — улыбалась ей в ответ Лиза.

Владимира в эти дни она не видела совсем и, надо сказать, жалела об этом. Он произвел на нее сильное впечатление, такое сильное, что она и сама боялась себе признаться в этом. Новый родственник показался ей не просто красивым, но и весьма приятным, милым и веселым человеком. Он так вел себя с ней, что она очень быстро почувствовала себя как дома. И, более того, она почувствовала, что нравится ему… Но в эти дни им не предоставилось случая увидеться вновь. Дарья Матвеевна сказала Лизе, что он занят по службе, но в день бала явится обязательно. А может, и раньше…

— Так ты теперь опекун? Вот так штука, — рассмеялся Бунин. — А она хоть хороша собой, эта наша кузина?

— А тебе-то что? Не ты же ее опекун, — усмехнулся Завадовский.

— Смейтесь, смейтесь, — пробормотал Владимир.

Кирилл Михайлович Бунин был дальним родственником Владимира по матери. Этот молодой человек был поэт, вольная птица, когда-то служил в уланах, но вышел в отставку и теперь проживал состояние родителей да промышлял печатанием собственных стихов, и вполне успешно. Федор Завадовский был сослуживцем Владимира. Все трое приятельствовали и позволяли себе подшучивать друг над другом.

— Когда же мы ее увидим? Надеюсь, дядюшка даст бал в честь своей юной родственницы? — Бунин говорил о Петре Петровиче.

— Да, бал непременно будет, — ответил Владимир.

— Иного никто и не ожидал! — воскликнул Завадовский.

— Но ты так и не сказал, какова она из себя? — вновь вопросил поэт.

— Вульгарное любопытство, — осадил его Федор.

— Но я же хочу знать…

— Тебе как родственнику это проще простого. Нанеси визит и… все узнаешь, — посоветовал Завадовский.

— Но я хочу знать теперь же!

— Хороша, — ответил Владимир. — Очень хороша.

— Вот как?

— Так хороша, что…

— Что?

— Что слов нет, — усмехнулся Владимир. — Федор прав. Приходи с визитом и нечего больше расспрашивать!

— Что ж, приду…

Лиза сидела одна в своей комнате и глядела в окно. Они сегодня с тетушкой так наездились и устали, что Дарья Матвеевна легла отдохнуть перед обедом, а Лиза решила побыть одна у себя. Она уже налюбовалась и новыми платьями, и шляпками, которых теперь у нее было в изобилии, и прочими приятными вещами, что они приобрели сегодня с тетушкой. Теперь она рассматривала из окна улицу и заметила, как Владимир возвращался домой. Девушка обрадовалась, но спуститься вниз не решилась. Ей было неловко. Через некоторое время Лиза все же отправилась в дядюшкину оранжерею.

Петр Петрович содержал в доме обширный сад, цветший круглый год. Там росли и цветы, и фруктовые деревья, пели птицы, которых очень любила его супруга. Лизу очаровал этот уголок, и она решила как следует осмотреть его, раз уж ей предоставилась такая возможность.

Девушка вошла в оранжерею и ее сразу же опьянил аромат цветов и трав. Особенно сильно пахли лилии, которые как раз расцвели в этом домашнем Эдеме. Она села на скамью и задумалась. О чем она думала? Она бы и сама не ответила на этот вопрос. Неясные мысли бродили у нее в голове. Она вспоминала то, что было с ней, свою жизнь в доме князей Вяземских, это чудное превращение из нищей сироты в богатую наследницу… Что-то будет впереди?

Владимир увидел, как Лиза спустилась вниз и вошла в оранжерею. Он совершенно не собирался говорить с ней, но разговор с друзьями направил все его мысли к девушке. В который раз он убедился, что она красива и даже стала лучше, чем в тот первый день, когда он ее увидел. Матушка приложила все усилия для того чтобы украсить девушку и придать ей весь тот лоск, что характерен для светских петербургских барышень. Но она не сделалась ни холоднее, ни неприступнее, чем была. Тот же мягкий наклон головы, те же локоны, которые теперь, уложенные лучшим куафером столицы, вовсе не были растрепаны, а лежали мягкими волнами вокруг ее лба. Белые плечи в плену кружев и цветов ее платья и хрупкие руки, тонкий стан и решительная походка — все это было еще более прелестно, чем он мог помнить. Он забыл все, что собирался делать и, повинуясь порыву, пошел вслед за девушкой в оранжерею. Он увидел, как Лиза села на скамью среди цветов и о чем-то задумалась. Вдруг она обернулась и посмотрела прямо на него.

— Владимир Петрович? — сказала она тихим, мелодичным голосом.

— Елизавета Павловна. — Он поклонился в ответ.

— Я видела, как вы вернулись, — проговорила Лиза. — И первым делом — в оранжерею?

Владимир улыбнулся:

— Так получилось. Я увидел, что вы идете сюда, и не удержался, чтобы не последовать за вами.

— Отчего же мне такое внимание? — спросила она.

Молодой человек прошел вперед и сел на скамью рядом с Лизой.

— С первой минуты, как вы появились в нашем доме, вы вызываете мой самый живой интерес.

— Вот как? Но почему?

— Ваше таинственное появление, как в романе… Бегство из дома… — Владимир замялся, подбирая слова, — коварных злодеев. Из замка, в котором вас, как принцессу, держали в заточении…

Лиза рассмеялась:

— И так, и не так… Я вовсе не принцесса, а дядин дом — не замок…

— Да нет, — задумчиво произнес Владимир. — Вы именно принцесса, — при этих словах он пристально и серьезно посмотрел на Лизу.

Девушка отчего-то смутилась и покраснела. Владимир опустил глаза и продолжил:

— Разве наследство графини не превратило вас из Синдереллы в принцессу, как это и бывает в сказках?

— Верно, — тихо ответила она.

— И разве вы не бежали, опасаясь за свою будущность?

Она наконец подняла голову и, откинув смущение, внимательно посмотрела на собеседника.

— Не надо об этом… Я не хочу вспоминать…

— Простите, — ответил он. — Я больше не буду! — Владимир рассмеялся. — Итак, как вы находите столицу?

Он поднялся со скамьи и встал перед ней.

— Не желаете ли пройтись и оглядеть оранжерею, воспользовавшись моими пояснениями?

— С удовольствием! — в тон ему ответила Лиза и поднялась.

— Так какова столица на ваш вкус?

— Весьма прекрасный город, полный удовольствий и удобств…

Они шли между цветов и лиан, которые образовывали живой и душистый ковер вокруг них.

— Тетушка познакомила меня с некоторыми своими друзьями, — продолжала Лиза, — Приятные и милые люди.

— Что ж, хорошо, что вы вынесли именно такое впечатление. Многие ведь говорят, что тут скучно… Их терзают сплин, безразличие и прочее, что порождает наш холодный град Великого Петра.

— Думаю, что многие в К. пожелали бы оказаться здесь, даже если бы их после того всю жизнь терзала скука…

— А многие здешние жители мечтали бы оказаться в К., — тихо сказал Владимир.

— А вы? — спросила девушка. — Вы хотели бы уехать из столицы?

— Возможно… — протянул молодой человек. — А может быть, и нет…

— Что это за цветок? — девушка протянула руку к белому соцветию, украшавшему длинный зеленый стебель.

— Не трогайте его рукой! — предостерегающе воскликнул Владимир. — Это белый олеандр, он ядовит…

— Какой красивый, — полуиспуганно сказала Лиза, отдернув руку, — и ядовитый…

— Довольно частое явление. Вид совершеннейшей невинности, а суть — злодей, — промолвил Воейков.

Лиза поежилась:

— Вы так об этом сказали, что…

— Что? — Он остановился и посмотрел на нее.

— Вы часто обманывались, я думаю?

— Внешностью? Нет, — спокойно проговорил Владимир. — Но я видел многих обманувшихся. Здесь такое бывает довольно часто… Но вот посмотрите на эти цветы. — Он указал ей на фиолетовые и розовые гроздья фиалок. — Сколь милы и прелестны! И безобидны… Любуйтесь ими, срывайте их без боязни…

Лиза посмотрела на молодого человека и произнесла:

— Рвите их, ибо они не могут постоять за себя… Печальная участь! Беззащитные гибнут и не имеют даже возможности отомстить обидчику…

Владимир осекся. Потом, отвернувшись к цветам, произнес:

— Цветы, увы, беззащитны… Но, к счастью, не всякий настолько злодей, что будет губить их красоту бездумно и хладнокровно. Люди — дело иное. Жертва рано или поздно найдет своего погубителя.

Лиза побледнела:

— Странный разговор. К чему вы говорите мне такие слова?

— О, обычное дело здесь, в столице, когда неосмотрительность губит репутацию.

— Вы хотите меня предупредить о чем-то? — спросила девушка.

— Разве вас надобно о чем-то предупреждать? Вы весьма разумны, и у меня нет ни одного основания опасаться за вашу будущность.

Молодые люди замолчали. Разговор завел их туда, куда они совершенно не рассчитывали зайти. Между ними вдруг зародилось какое-то охлаждение, которое ни он, ни она не могли в себе преодолеть.

— Мне надобно пойти к тетушке… — пробормотала Лиза. — Она уже, думаю, ждет меня…

— Конечно, я непростительно злоупотребил вашим вниманием, — сдержанно ответил Владимир.

— Нет, что вы… — еще тише прошептала Лиза. — Я была рада нашей прогулке…

Они вышли из оранжереи, раскланялись, и каждый пошел в свою сторону.

Лиза кинулась к себе и заперлась на ключ. Она упала на постель и чуть не расплакалась. Девушка не могла понять, что с ней происходит. Но этот холодный тон, этот странный разговор… Что он имел в виду? От чего предостерегал или… Или, быть может, намекал на что-то? Но на что? Ей было больно и неприятно. Человек, которому она с первого же взгляда решила безоговорочно доверять, потому что он чрезвычайно понравился ей, вдруг проявил себя так странно! А может быть, он имел в виду ее путешествие с господином Алексеевым, когда говорил о репутации, которую так легко загубить? Ведь Дарья Матвеевна предупреждала ее о том, что подобную выходку не стоит предавать известности. Господи! Да что он мог о ней подумать?

Владимир, поднявшись к себе, почувствовал, что совершенно потерял и аппетит, и покой. Идя домой, он мечтал об обеде, но теперь понял, что не сможет проглотить ни кусочка. Мысль о еде вызывала отвращение. Он прошелся по комнате и, наконец усевшись, стал ругать самого себя. Кто дернул его за язык? Что за двусмысленности он нес? Лиза, пожалуй, подумала, что он имел в виду это ее бегство из К. Но, хотя это и был решительный и странный поступок для молодой девушки, никто в доме не усомнился ни в ее порядочности, ни в порядочности Сергея Николаевича, который взял на себя такую ответственность. А ведь когда он увидел девушку там, в оранжерее, в нем были совсем иные чувства… Он был… был… Владимир не мог подобрать слова. Очарован? Пожалуй. Или… Нет, более ничего. Молодой человек вздохнул. Какое странное чувство! Нет, он решительно потерялся и ничего не мог понять!

10

Бал прошел с огромным успехом. Блестящий праздник, данный Петром Петровичем в честь юной родственницы, еще долго обсуждался во всех гостиных в степенях превосходных. Какой размах! Какое великолепие! Как хороша Елизавета Петровна, а главное — как она богата! Кому достанется такая невеста? С тех пор приглашения для Лизы сделались весьма частыми, и ни один праздник не обходился без нее. Она будто взяла себе за правило появляться везде, где это только возможно. Лиза не спала, не ела — она вся окунулась в водоворот светской столичной жизни. Дарья Матвеевна даже опасалась за ее здоровье, и не даром: Елизавета простудилась и долго болела.

В эти дни, когда вихорь развлечений был где-то в стороне, она была почти одна, много читала и размышляла о произошедшем с ней. Ее частым гостем был дальний родственник Дарья Матвеевны — Кирилл Михайлович Бунин, тот самый молодой поэт, который приятельствовал с Владимиром. Он был с первого же взгляда увлечен Лизой и теперь не упускал ни одной возможности оказаться рядом с девушкой и сделать ей что-нибудь приятное. Он приносил цветы, конфеты, читал стихи и развлекал Лизу как мог в те дни, пока она больная сидела дома и никуда не выходила. Он сделался частым гостем в доме Воейковых, и Дарья Матвеевна подумывала даже, что молодой человек нравится Елизавете, но… Но Лиза ценила его только как приятного собеседника и доброго знакомого, сердце же ее молчало.

Также довольно часто ее общество составлял Владимир, который держался по-родственному, опекал ее, приносил разнообразные новости и рассказывал о городских происшествиях. Лизе было приятно его внимание, но он держался так корректно и холодно, что ей было не по себе. Перед ней будто был не тот открытый человек, которого она когда-то видела, а очень сдержанный и хладнокровный родственник: дальний, но полный благорасположения. Однажды ей показалось, что, когда Кирилл Михайлович особенно усердно проявлял свои чувства, Владимир рассердился, побледнел и с такой неприязнью посмотрел на своего приятеля, что Лиза изумилась. Что же это означало? Она боялась себе признаться в вещи очевидной, но совершенно неуместной в их положении. Ей показалось, что Владимир ревновал, но… Как он мог? Ревнуют, когда любят, а разве мог он ее любить? Ведь они были родственниками. Дальними, но все же родственниками… Их любовь, случись она вдруг, была бы беззаконной. Владимир не мог, никак не мог себе позволить такого! Да и она… Но что же она?

Девушка не признавалась себе в этом, она гнала всякую мысль о том, что Владимир ей приятен более, чем мог ей быть приятен брат или любой другой близкий родственник. Если бы это был любой другой человек, то Лиза тотчас же призналась бы себе, что влюблена. Но теперь… Теперь она пребывала в замешательстве и печали, не понимая, что с ней происходит.

Лиза сидела в совершеннейшем одиночестве. Несмотря на дождь, дядюшка с тетушкой отправились с обязательными визитами, а она, еще не вполне здоровая, оставалась дома.

— Елизавета Павловна!

— Кирилл Михайлович? — девушка изумленно посмотрела на гостя. — Вот уж никак не ожидала вас, — прибавила она.

— Как? — воскликнул Бунин. — Вы здесь в полном одиночестве, всеми покинутая?

Лиза рассмеялась его притворному возмущению:

— Да, одна! Но я вовсе не скучаю!

— Стало быть, я помешал вам? — огорчился поэт.

— Ни в коем случае! — Лиза протянула ему руку и весело посмотрела на него. — Будьте моей сегодняшней газетой и расскажите, что творится в свете.

— А разве Владимир вас не просветил уже о сегодняшних событиях? Ведь это его привилегия, как я успел заметить.

— Увы, нет…

— Какое упущение с его стороны!

— Так восполните его, — сказала Елизавета.

Кирилл Михайлович, приободренный столь ласковым приемом, стал пересказывать все городские сплетни и происшествия, которым был свидетелем со вчерашнего дня. Лиза смеялась его шуткам, расспрашивала всегда к месту и делала острые замечания, которые восхищали влюбленного поэта. Она и не подозревала, что их разговору уже был свидетель, не решавшийся войти и прервать их tete-a-tete. Владимир уже несколько минут стоял у дверей гостиной и не мог войти. Он слышал весь разговор от слова до слова. В нем не было ничего особенного, но Владимир отчего-то медлил, желая быть невидимым.

Поэт, увлекшись разговором и окончательно очарованный Лизой, внезапно остановился и проникновенно посмотрел на нее:

— Елизавета Павловна, я должен вам сказать…

— Что? — Девушка оборотилась к нему, ожидая очередной шутки или остроты.

— Елизавета Павловна… — Бунин вдруг неожиданно опустился перед ней на колени и, взяв ее руку, покрыл ее поцелуями. — Милая Елизавета Павловна!

— Кирилл Михайлович! — воскликнула пораженная до глубины души Лиза. — Позвольте! Что вы делаете?

— Простите меня, милая Елизавета Павловна, но я должен вам сказать… — пылко проговорил поэт. — Я более не могу молчать! Вы не могли не заметить, не могли не понять, что я люблю вас!

— Что? Кирилл Михайлович, перестаньте! Встаньте сейчас же! — Она боялась повысить голос, чтобы не привлечь прислугу в свидетели этой сцены.

Но один свидетель у них все же был. Владимир, услышав признание поэта, лишился дара речи и всякой возможности что-либо предпринять. Однако через секунду он опомнился и решился было войти, но остановил себя. В какое положение он поставит Лизу? Что, если она ответит Бунину взаимностью? Как он может помешать ей, ее счастию? Ну а если она откажет, то ей будет стыдно даже смотреть на него, на Владимира, если он станет свидетелем подобной сцены. И однако… Однако он едва держал себя в руках. Тоже мне друг! Стоило замешкаться, и вот он уже делает предложение девушке… девушке…

Тут Владимир опомнился. О чем это он? О своей родственнице, о своей почти сестре, о Лизе! О Лизаньке… Боже, о чем он думает? Что за мысли приходят ему в голову? Да и чем виноват Кирилл? Он имеет полное право влюбиться и просить руки его… сестры…

— Черт побери! — прошептал он сквозь зубы.

Страсти кипели в нем, и он чувствовал, что им овладело безумие!

— Елизавета Павловна, вы можете прогнать меня, но я должен признаться вам, должен изъяснить свои чувства! — говорил поэт.

— Какие чувства, помилуй Бог!

— Я люблю вас. Всей душой! Я молю вас — составьте мое счастие, сделайтесь моей женой!