3
Полина Платоновна, узрев, как ей показалось, пылкие объятия племянницы и управляющего, поначалу было потеряла дар речи, но потом, как мы увидели, быстро вновь его обрела.
— Я жду объяснений!
Полина Платоновна внешне была холодна как лед, но в душе ее пылало пламя, которое ей удавалось гасить только силой воли.
Она была возмущена до глубины души. В ее доме среди бела дня творилось совершенное беззаконие. И кем? Ее управляющим, человеком, которому она всецело доверяла и который… который… Но, впрочем, подробности после, ибо свое отношение к Петру Ивановичу Полина Платоновна тут же изгнала из ума и души, переключившись на отношения Черкесова и Лидии, которые, как оказалось, существовали! И ничего этого она не замечала ранее… Ах, что за ужасное открытие! Ужасное и для ее женского самолюбия, и для самолюбия родственницы, и для самолюбия хозяйки всего в здешней округе.
— Этого от вас я не ожидала, Петр Иванович, надменно произнесла она. — Что за возмутительное происшествие! Как вы смели в моем доме… — Полина Платоновна не стала продолжать, оскорбленно отвернувшись к племяннице. — Ну а ты, Лидия? Что ты сможешь сказать в свое оправдание?
— Тетушка, — при появлении тетки Лидия моментально пришла в себя и уже не повисала на руках Петра Иванович, а самостоятельно стояла и то краснела, то бледнела, страдая оттого, что ее застали в такой момент. — Тетушка… Я вовсе ничего такого… Просто мне сделалось дурно…
— Петр Иванович? — обернулась к нему Полина Платоновна.
Черкесов, в продолжение всей сцены сохранявший невозмутимое выражение лица, но в душе совершено потрясенный и разбитый, изобразив еще более полное спокойствие, ответил:
— Лидии Андреевне действительно стало нехорошо. Теперь такая жара…
— Вот как? — Полина Платоновна смерила управляющего долгим и пристальным взглядом, который тот выдержал с честью. — Ну что же… Коли так, то дурного в этом ничего нет. Но должна заметить, Петр Иванович, стоит быть более осмотрительным. И со слабыми девицами в саду не уединяться, ежели не желаете попасть в неприятное положение, сударь!
С этими словами она ухватила Лидию под руку и повлекла оную к дому, ни слова более не прибавив.
— Подумать только! — воскликнул Черкесов, оставшись один. — Ну что за досадное происшествие! Ну почему именно нынче случилось такое…
Чертыхнувшись, он повернулся и, вместо того чтобы идти в главную усадьбу, направился к собственному флигелю, где, наскоро выпив чаю и распрощавшись с мыслью о добром обеде, призвал к себе старосту и принялся назначать работы и проверять бумаги.
Полина Платоновна насилу опамятовалась. Гнев, который излила она на племянницу, возможно, покажется вам излишним. Действительно, хотя девица поступила своевольно и опрометчиво, но свидетелей подобного поступка не было, да и, ежели разобраться, ничего ужасного не произошло. Но дело было в том, что Полина Платоновна была влюблена. Давно и крепко. В кого? Да в Петра Ивановича!
Что же мешало им, как мы теперь знаем, обоюдно влюбленным друг в друга, объясниться и сделаться счастливыми? Тут было много обстоятельств и препятствий. Петр Иванович, как мы уж знаем, никогда не стал бы навязывать собственную персону даме, у которой он находился в положении подчиненного. К тому же Полина Платоновна никогда не давала ему понять, что испытывает к нему род симпатии, именуемый любовью, ибо ей этого не позволяла гордость, гордость родовитой дворянки, богатой вдовы и хозяйки своего бедного управляющего.
Более того, она всегда казалась неприступной даже более, чем требовалось, из соображений щепетильности. К тому же оба полагали, что персона, на которую изливается жар их сердца, вовсе не испытывает ответных чувств. То есть Петр Иванович считал, что Полина Платоновна не может быть в него влюблена, и то же думала Полина Платоновна относительно Петра Ивановича. Хотя с ее стороны все же более было гордыни, ибо она полагала, что Петр Иванович не столько не может, сколько не смеет ее любить.
Таким вот образом они, как герои сказки Журавль и Цапля, не могли понять друг друга. И теперь, когда Полина Платоновна узрела их объятия, ее возмущению и, прибавим, ревности не было предела.
— Сударыня! Лидия Андреевна! — обратилась она к племяннице, едва они оказались наедине. — Извольте объясниться. Чему же это я была свидетельницей? — На «вы» Полина Платоновна называла Лидию, когда сердилась на нее.
— Ах, тетушка, да вовсе ничего особенного, — поначалу вздумалось ответить Лидии. — Мне стало дурно, и Петр Иванович…
— Ах, дурно? Отчего же, ежели вам дурно, вы не сидите дома, а ходите на прогулки? Ведь я, кажется, велела вам быть в девичьей и дала несколько домашних поручений? — При этих словах Полина Платоновна прошлась туда-сюда по комнате.
— Ну что тут объяснять? Мне скучно было в девичьей…
— И вы решили поразвлечься, — поспешно окончила за племянницу Полина Платоновна.
— Тетушка, тетушка! — воскликнула Лидия. — Что ж, ежели вы желаете, я вам отвечу: я люблю Петра Ивановича. Вот!
— Что? — Суровая тетушка остановилась в изумлении.
Она не ожидала подобной откровенности.
— Что? Любишь? Ты любишь господина Черкесова? Вот это номер! И что же, давно ли? А он? — Полина Платоновна не могла остановиться.
— Ах, ну конечно, он меня тоже любит, — самоуверенно ответила Лидия.
— Вы что же, уже и объяснились? Он тебе сам признался?
— Ну, не признался… — не решилась солгать Лидия. — Но я чувствую! Я знаю!
— Вот как? Ты чувствуешь? — задумчиво произнесла Полина Платоновна. — Надо же, а я-то полагала… — Тут она решила не продолжать. — И в саду…
— И в саду я желала объяснить свои чувства Петру Ивановичу… — мечтательно произнесла Лидия.
— Упав в его объятия… — подхватила Полина Платоновна. — Что же, вполне достойное занятие для благонравной девицы. Да, это моя вина. Я не воспитала тебя должным образом.
Довольно странно слышать сии слова, глядя на этих двух особ, ибо выглядели они все же почти ровесницами.
— Но разве моего примера недостаточно, Лидия? Разве, глядя на меня, ты не понимала, как надобно себя вести достойной девушке?
— Тетушка, — улыбнулась Лидия. — Глядя на вас и беря с вас пример, я навсегда останусь старой девой. Вы-то уже вдова! Ну и к чему же нас сравнивать? Ежели говорить о благородстве, то тут с вами сравниться трудно. Ваши батюшка и матушка — особы высокого положения, куда мне до них! И куда мне до вас! К тому же ваши понятия о чести столь высоки, столь безупречны, что следовать им очень сложно. Я человек слабый и лишенный множества ваших достоинств.
— Все это вздор. Достойное поведение, моя милая, непременный атрибут хорошего тона. И кем бы и какой бы ни была дама или девица, каково бы ни было ее происхождение, ничто не освобождает ее от хороших манер и благонравного поведения. А посему, — прибавила Полина Платоновна, — хотя ты и сочтешь меня злодейкой, я вынуждена наказать тебя для твоего же, впрочем, блага.
— Что? Наказать? — ужаснулась Лидия. — Но за что?
— Вот это мило! Ты спрашиваешь, за что? Да тебя непременно следует наказать для твоей же пользы. Запру-ка я тебя в твоей комнате на недельку.
— Что? Но только не это! — воскликнула Лидия.
На глазах девицы показались слезы.
— И не рыдай, не поможет. Посидишь, подумаешь о своем поведении. Я посажу к тебе девок, чтобы тебе не было скучно. Станете шить что-нибудь…
— Ну что за несправедливость! — зарыдала Лидия.
— Ах, перестань! — Полина Платоновна сдвинула брови. — Слезами меня не проймешь: я стараюсь для твоей же пользы. И ступай к себе, а лучше пойдем-ка вместе. Я тебя сама запру. Прислуге велю тебя не выпускать. И не вздумай меня ослушаться! Я взяла на себя ответственность перед твоим дядей, своим покойным мужем, что устрою твою судьбу как должно.
— Так и выдайте меня замуж! За Петра Ивановича!
— Ступай к себе! — возвысила голос Полина Платоновна. — Ишь ты, замуж… Не тебе решать!
И Лидия решительной тетушкиной рукой была заперта в своей комнате с шитьем и вышиванием, которые, надо сказать, она никогда не любила.
4
К вечеру происшествие середины дня сделалось менее ярким, и Черкесов почти успел его позабыть. Но когда в дверях конторы появилась Полина Платоновна, то Петр Иванович моментально вспомнил произошедшее.
— Петр Иванович, — тут же начала она, — вы, верно, догадываетесь, о чем я хочу говорить с вами?
Черкесов, встав у окна, искоса поглядывал на Полину Платоновну, усевшуюся на стул и строго мерившую его взглядом.
— Вероятно, о происшествии нынче днем в саду? — с деланным равнодушием произнес он и прибавил про себя: «Лишившим меня обеда и вашего расположения».
— Да, именно о нем. Конечно, со стороны Лидии все это — сущее ребячество. Но она вовсе не ребенок, и подобные вещи допускать не след. Она изволила признаться мне, что… — Тут Полина Платоновна в нерешительности замолчала.
— Что? — переспросил Черкесов.
— Что она в вас… влюблена… — с удивлением в голосе сказала Полина Платоновна.
Петр Иванович ничего не сказал.
— Вы молчите? Как вас понимать? Мне показалось нынче, что и вы неравнодушны к моей племяннице, — с возмущением и вызовом прибавила она.
— Что же…
Некоторое время оба молчали, потом Полина Платоновна спросила:
— И это все? Вам больше нечего сказать?
— Как будто нечего. — Черкесов внимательно посмотрел на собеседницу. — А что бы вы хотели услышать?
Помолчав, она прибавила:
— Речь идет о репутации Лидии. Вы не можете не понимать, сколь деликатен вопрос.
Ей очень трудно было говорить подобное, она пересиливала себя. Теперь надобно пожертвовать собственным спокойствием ради чести племянницы.
— Смею вас уверить, Полина Платоновна, — сказал Черкесов, — что никакого ущерба репутации Лидии Андреевны я не наносил. Но ежели у вас имеются сомнения…
Оба молча посмотрели друг на друга. Щеки Полины Платоновны порозовели, и она первой отвела глаза.
«Что за дурацкое объяснение! — подосадовал Петр Иванович про себя. — Впервые со мной такое… Лидия. При чем тут Лидия? Лучше бы этой глупенькой девочки и вовсе не было! Одна помеха от нее…»
«Что за беда мне с Лидией! И вообще… — подумала Полина Платоновна. — Какая странная история… Как это… глупо!»
— Сомнений у меня нет, — наконец ответила она. — В вашем благородстве я усомниться не могу, вы не раз мне его доказывали. Пожалуй, вперед вам надобно быть осторожнее с решительными особами! — присовокупила Полина Платоновна с некоторой усмешкой.
Черкесов отвернулся, скрывая досаду. Она повеселела, узрев его смущение, и Петр Иванович, признаться, разозлился. Самолюбие его было весьма задето тем, что в этом доме уже вторая особа намеревается вертеть им в свое удовольствие. Сначала Полина Платоновна, теперь вот ее племянница. Но только одна не желает обращать на него внимание, когда он этого так бы желал, а вторая хочет его на себе женить, хотя вовсе не нужна ему.
«Ну постойте же! Уж я вам отомщу!» — решительно подумал Черкесов, призвав на помощь всю свою смекалку.
Тут счастливая мысль пришла ему в голову, и Петр Иванович произнес:
— Да мне решительные особы вовсе не страшны. Скорее это я им должен быть страшен.
— Это отчего же? — легкомысленно и спокойно спросила Полина Платоновна.
— Да оттого, что я уже, увы, женат.
— Что?! — Вообразить себе впечатление, которое сие заявление произвело на Полину Платоновну, невозможно. Так же невозможно понять чувства, охватившие ее. О Создатель! Человек, которого она почитала совершенно своим, которым так решительно пренебрегала в собственной гордыне, женат! А следовательно, совершенно, абсолютно для нее недоступен! И ежели ранее она пренебрегала им, то теперь, выходит…
Теперь, выходит, он, ежели и не пренебрегает ею, категорически для нее недоступен! И не из-за Лидии, что являлось бы препятствием незначительным, которым можно было бы управлять по своему разумению, но из-за какой-то другой женщины, и это уже навсегда неразрешимо!
— Что? Женаты?
Заметив возмущение, смятение и растерянность Полины Платоновны, гордой своей хозяйки, Черкесов в душе немало повеселился. Но виду не подал, опасаясь своим торжеством вконец разозлить ее.
— Да, увы. — Он принял вид смиренный и печальный.
— Увы? Но отчего? И где она? То есть… я хотела сказать, что это довольно странно, — бормотала Полина Платоновна. — Ежели вы женаты, то ваша супруга… Отчего ее нет с вами?.. Но ежели вы сочтете, что я излишне любопытна, — спохватилась она тут же, — не отвечайте!
— Ну отчего же, — великодушно произнес Черкесов. — Вы имеете все права на мою откровенность. Ведь я живу в вашем доме, и вы должны требовать у меня подобного отчета.
— Нет, нет! Ваша жизнь вовсе не подотчетна моему любопытству!.. — попыталась остановить его хозяйка.
— Ну что вы, я расскажу вам свою печальную историю.
Невольно задетая глубже, чем ей бы хотелось, не в состоянии скрыть желание все знать об этом, Полина Платоновна подняла жадные глаза на Черкесова и приготовилась выслушать все от начала и до конца. Заметив это любопытство и нетерпение, он решил более ее не томить и начал свое повествование, оказавшееся, впрочем, весьма коротким:
— Да, я женат. Женился я, будучи еще совсем молодым человеком, на особе, выбранной моими родителями. Я был послушным сыном, — вздохнул Черкесов. — После двух лет совместной жизни супруга пожелала жить отдельно. Она, видите ли, полюбила другого человека. — При сих словах он посмотрел на Полину Платоновну.
Та сидела, склонив голову, потупив глаза и нервно перебирая пальцами край шали, в которую укуталась, по своему обыкновению. Он в который раз залюбовался ее изящной красотой, производившей на него с первой встречи самое сильное впечатление. Помолчав и справившись с собственными чувствами, сказав себе: «Надобно!» — Черкесов продолжил:
— Я не пожелал ей препятствовать, ведь даже детей у нас не было. Случилось это в 1805 году. Я тогда вступил в военную службу и надеялся сложить голову на поле брани, дабы дать свободу супруге и, признаться, чтобы освободить себя самого. Ведь я любил ее тогда, да, любил… — В голосе его зазвучала печаль.
Помимо воли Полина поняла, что сочувствует рассказчику. Она бы даже заплакала, если бы не была особой сильной и сдержанной. Но Черкесов, глядя на ее лицо, прекрасно понял, какие чувства ее одолевают.
— Да, признаться, я был влюблен и ненавидел себя за это. И мое решение погибнуть, несомненно глупое и мальчишеское, теперь мне смешно. Но что вы хотите? Мне тогда было едва за двадцать. Я не погиб, как видите, но меня сильно ранило в одной из кампаний. Тогда же получил и орден, и повышение в чине. После я остался в полку, служил долго. Вы знаете всю эту историю. Родители мои скончались, имение их пришло в упадок. Моя жена, с которой я с той поры не виделся, по моим сведениям, живет теперь хорошо, хотя и в незаконной связи. Но тот человек богат и титулован, и это доставляет ей многие блага и удобства.
Он замолчал.
— И вы не имеете о ней подробных сведений? — спросила Полина Платоновна.
— Нет.
— Но почему вы не разведетесь? Ведь это вполне возможно…
— Она того не хочет.
— Как странно… — пробормотала Полина Платоновна.
— Отчего же? Ничуть. Ее любовник на ней не женится, оттого что он уже женат и жена его жива. Так что, разведясь со мной, она потеряет разом все. Теперь же она, буде останется вдруг одна и без средств, может претендовать на помощь и внимание с моей стороны, со стороны ее законного супруга.
— Как несправедливо и… нечестно, — сказала она.
— Такова жизнь, Полина Платоновна. Не все полны благородства. Иные рассчитывают в первую очередь собственные выгоды, не думая о других.
— Да, верно, — задумчиво прибавила она. — Что же… Я могу просить вас открыть эту тайну моей племяннице? Она должна понять, что ее надежды, какими бы они ни были, теперь несбыточны.
— Да, безусловно, — ответил Черкесов. — Но я попрошу вас обязать ее хранить все в тайне от прочих. Так же, как я попрошу о том и вас.
«Ежели возможно вам будет сохранить подобное в тайне», — прибавил он про себя.
— Конечно! Вам не стоило даже просить об этом! За себя я ручаюсь, ну а Лидия… Что же, думаю, это не даст ей удовлетворения, ежели она разгласит ваши обстоятельства. Так что и она сохранит ваш секрет.
— Благодарю вас, — улыбнулся Петр Иванович. — Вы само великодушие.
— Какая неожиданная история… И как вы скрытны. Мы знакомы уже три года, но вы никогда ничего не рассказывали о себе, — с удивлением сказала Полина Платоновна.
— Для чего? Не было нужды, — ответил Черкесов.
— Верно, не было нужды, — несколько обескураженно прибавила она. — Ну, я, пожалуй, пойду. Я отняла у вас слишком много времени и заставила вспомнить столь неприятную историю из вашей жизни… — Полина Платоновна поднялась.
— Что вы, сударыня, никакого беспокойства, — с достоинством ответил он. — Я даже был рад рассказать вам обо всем.
— Благодарю вас за доверие…
Они несколько скомканно распрощались, и Полина Платоновна покинула контору, где против ожидания провела так много времени и откуда ушла не с тем результатом, на который рассчитывала.
Едва она вышла за дверь, как Черкесов, пройдясь по комнате, остановился у окна и, глядя на ее удаляющуюся фигуру, пробормотал:
— Полина, душа моя… Что же вы со мною делаете? Просто в какого-то безумца меня оборотили… Чего я вам только не наговорил сегодня, какую ложь выдумал!.. Прости меня Господи…
Полина же Платоновна, растерянная и, хотя себе в этом не признавалась, огорченная, придя в большой дом, тут же поднялась к Лидии и, оставшись с ней наедине, сказала:
— Дорогая моя, забудь о Петре Ивановиче навсегда. Постарайся найти себе новый предмет для увлечения. Ежели тебе так хочется замуж, то я постараюсь подыскать тебе подходящего и состоятельного супруга.
— Но почему? — изумленно спросила Лидия. — Что вы опять придумали? Почему я должна забыть его? Оттого только, что он ваш управляющий, а не сосед?
— Нет, мой друг. Ты должна его забыть, оттого что он женат.
— Что? Женат? — Лидия вскочила и забегала по комнате. — Но как? На ком? Как вы узнали? Он сам вам сказал?
— Да, Петр Иванович сам сказал. На ком, я не знаю, он того не открыл. Но женат он давно, с юности. С женой у него разлад, оттого он теперь тут живет один. И это секрет! Не вздумай его разболтать кому-нибудь.
— Ах, ни за что никому не расскажу! — Щеки девицы были красны от смущения и осознания того позора, который она невольно на себя навлекла. — Но что же делать?
— Ничего, моя дорогая. Тебе следует о нем забыть, — задумчиво ответила Полина Платоновна. — Да, определенно о нем следует забыть.
— Забыть?.. — пробормотала Лидия.
Забудешь тут, как же! Ей бы хотелось отомстить за… За что, спросите вы? Ну хотя бы за те неприятные минуты, что Лидия теперь переживала. И не важно, что она сама в том виновата. Да нет, она не виновата! Как это он посмел оказаться женатым? Нет, право, только он виноват во всем!