Наталья Александрова

Перстень Ивана Грозного

Елена перевела дыхание, открыла глаза, улыбнулась.

Глеб смотрел на нее с нежностью, по его щеке сползала капелька пота. Откатившись в сторону, он положил руку на ее живот и проговорил тихим, удивленным голосом:

— Как хорошо! Мне кажется, никогда еще не было так хорошо!

— Это потому, что мы свободны, — отозвалась Елена уверенно. — Это потому, что у нас впереди еще целая неделя счастья. Это потому, что он нас здесь не найдет.

— Да что ты так его боишься? Ты взрослая, свободная женщина… как он сумел так тебя запугать?

— Ты не знаешь, он страшный человек… он способен на все…

— Ты преувеличиваешь! — Глеб усмехнулся, махнул рукой. — И вообще, забудь о нем, в конце концов. Хочешь пить?

— Ужасно!

Он сбросил одеяло, поднялся.

Елена с удовольствием разглядывала подтянутую, сухопарую фигуру возлюбленного.

Глеб подошел к холодильнику, достал банку пива, наполнил два стакана, сел на край кровати. Один стакан бережно подал ей, другой поднес к губам.

— За нас! — проговорила Елена, прежде чем сделать первый глоток. — За нас… и за этот чудный пансионат!

— За нас! — как эхо, повторил Глеб и одним глотком осушил полстакана.

— Немного горчит — тебе не показалось?

— Показалось! — Он по-своему понял ее слова, улыбнулся и припал к губам Елены, как припадает к роднику измученный жаждой путник.

На какое-то время она забыла все на свете — но потом ее отвлекло какое-то движение на краю сознания.

И еще… ей просто стало тяжело дышать.

— Обожди… — проговорила она, оторвавшись от губ возлюбленного. — Дай вдохнуть…

Глеб оторвался от ее губ — но дышать все еще было тяжело.

Что это с ней?

И что за движение она заметила?

Елена перевела взгляд на задернутое шторой окно.

Штора снова чуть заметно колыхнулась.

Ну да, это просто сквозняк…

Дышать все еще было тяжело, к тому же сердце стало биться как-то медленно и неровно.

Что это с ней? Прежде ничего подобного не бывало…

Неужели это от любви? От занятий любовью?

Она взглянула на Глеба — и увидела, что он побледнел, и в глазах его проступило удивление, граничащее с испугом.

— Что… с тобой? — спросила она, с трудом шевеля языком. — Что… с нами?

Глеб не ответил.

Он упал рядом с ней на кровать, дыша тяжело и хрипло.

И тут занавеска снова шевельнулась — и из-за нее вышел человек.

Тот самый человек, которого она так боялась. А она-то рассчитывала, что он не найдет их здесь!

— Что… что ты сделал с нами? — проговорила она едва слышно, с трудом шевеля губами.

— А ты как думаешь? — Он смотрел на нее пристально, с любопытством, как ученый на какое-то редкое насекомое. — Ты думала, что сможешь вот так просто уйти от меня?

— Это пиво… — догадалась она. — У него был такой странный, непривычный вкус…

— Верно, я добавил в него один редкий растительный алкалоид… говорят, смерть наступает в течение трех-четырех минут. Две из них уже прошли.

Кровать рядом скрипнула.

Елена скосила глаза и увидела, что Глеб пытается подняться.

Он оперся на локоть, привстал, сделал еще одно усилие, лицо исказилось от напряжения, но он все же поднялся на ноги — но тут же ноги под ним подогнулись, и он упал на ковер.

— Хорошая попытка! — насмешливо проговорил страшный человек. — Браво!

— Тебя поймают… — выдохнула Елена.

— Да что ты такое говоришь! — Он усмехнулся. — Во-первых, этот алкалоид практически невозможно обнаружить. Через час после смерти он бесследно растворяется в крови. Во-вторых — меня здесь, само собой, не было. Я сейчас далеко отсюда, очень далеко…

— За… зачем ты это сделал?

— А как ты думаешь? — Глаза его стали холодными и злыми. — Ты что же, думала, что можешь безнаказанно уйти от меня? Можешь уйти, не расплатившись по счетам? За все в этой жизни нужно платить! А кроме того… — Он улыбнулся одними губами. — Кроме того, мне хотелось проверить этот яд. Хотелось убедиться, что он действительно так хорош, как о нем говорят.

— Зачем… ты… сделал… это с Глебом? — проговорила Елена. Каждое слово было тяжелым, как каменный блок. — Неужели… тебе… недостаточно… меня?

— Он покусился на то, что принадлежит мне! — прошипел он в ответ, склонившись над Еленой. — Это не прощается!

Елена попыталась закричать, попыталась позвать на помощь — но голос больше не слушался ее.

К тому же звать на помощь было бесполезно — их номер, как все номера этого пансионата, занимал отдельный домик. Это и привлекло их с Глебом — они никого не хотели видеть, ни с кем не хотели общаться, только друг с другом. Этот пансионат и был создан для таких, как они, для тех, кто искал уединения.

Елена не могла пошевелить ни рукой, ни ногой и только безвольно, отстраненно, как будто со стороны, наблюдала за тем, как этот страшный человек одевает ее, словно куклу. Одевает с тщательной, извращенной аккуратностью. Затем он взвалил ее на плечо, вынес из домика, поднес к машине Глеба, стоявшей возле порога, усадил на пассажирское место. Оставив ее там, снова ушел в домик.

Елена все еще была жива. Она поняла, что задумал тот человек, и попыталась пошевелиться, выбраться из машины — но тело не слушалось ее, оно стало чужим и беспомощным.

Он снова вышел из домика, теперь на плече у него было безвольное, обвисшее тело Глеба. Он нес его легко, как тряпичную куклу. Усадив Глеба на водительское место, брезгливо перегнулся через него, включил зажигание, снял машину с ручного тормоза и сильно толкнул вперед по дорожке.

Елена попыталась повернуть голову, чтобы в последний раз увидеть возлюбленного — но из этого ничего не вышло. Тело не слушалось ее, как чужое.

Машина покатилась вперед, подскакивая на ухабах и постепенно набирая скорость.

Подъездная дорожка шла под уклон, и машина катилась по ней быстрее и быстрее.

Елена все еще была жива. Широко раскрытыми от ужаса глазами она видела, как мимо проносятся кусты шиповника в темных высохших ягодах, золотистые стволы сосен… впереди был поворот дороги, который уходил к главному зданию пансионата, но машина ехала прямо, к обрыву, огороженному низеньким символическим заборчиком…

Удар — и машина, проломив ограждение, выкатилась на край обрыва, на мгновение зависла на самом краю, словно раздумывая.

Впереди был глубокий овраг с крутым склоном, на дне которого виднелись огромные валуны, в незапамятные времена оставленные ледником.

Машина перевалилась через кромку оврага и устремилась вниз, разгоняясь и подпрыгивая на ухабах.

«Быстрее, быстрее, быстрее… скорее бы уже это кончилось», — успела подумать Елена — и тут все кончилось, кончилось страшным ударом и ослепительной вспышкой, после которой наступила бесконечная, бездонная темнота.

Жарко в горнице. Печь изразцовая накалена, чуть не светится. Жарко в горнице, томно. На высокой кровати мечется молодая женщина, пот стекает по лицу. Лицо красно, измучено. Рожает.

Рядом стоят мамки да прислужницы, шепчут, крестятся.

— Ну, еще потерпи, милая!

— Мочи нет…

— Потерпи, болезная… вот мы тебе сейчас поясок освященный повяжем, он непременно поможет!

В дверях показался высокий старый человек. Лицо властное, гордое — еще бы, сам великий князь Василий Иванович!

Властное лицо от боли перекошено, от страха за молодую любимую жену. Сил нет глядеть, как она мучается.

— Выйди, батюшка! — просит его мамка Ефросинья. — Негоже тебе здесь быть!

Повернулся, вышел… тяжело идет по кремлевским покоям, словно тяжкий груз несет.

И вдруг позади, за спиной крик раздался. Не женский крик — младенческий. Просветлело лицо князя, повернулся, поспешил назад, дитя свое увидеть. Вошел в горницу — а Ефросинья уже тянет к нему руки, а в руках — дитятко. Личико красно, сморщено, никакой лепоты, но таковы все новорожденные.

— Мальчик! — радостно говорит Ефросинья.

— Слава тебе, Господи!

От сына перевел взгляд великий князь на жену, на Олену.

Лицо бледное, истомленное, но в глазах светится радость. Радость и гордость.

Еще бы — родила она наследника великому князю, родила будущего государя.

И тут за окном словно день среди ночи вспыхнул — молния полыхнула вполнеба, озарила все окрест. И тут же загрохотало, загремело, словно целый воз железного товару опрокинулся перед великокняжеской палатой. Чисто было небо — и из чистого неба гроза разразилась…

Закрестились няньки, запричитали: «Не к добру это! Как ни говори — недобрая примета!»

Капитан Петр Лебедкин высунул голову из туалета и опасливо оглядел коридор. Служебный коридор был пуст, только где-то слышался начальственный голос, распекавший кого-то.

Услышав этот голос, капитан отчего-то вздохнул, затем еще раз оглянулся и отважился выйти. Мелкими шагами, стараясь ступать как можно тише, он пересек коридор и буквально по стеночке двинулся дальше, поминутно вздрагивая и оглядываясь по сторонам. Скрипнула дверь в конце коридора, капитан тут же прыгнул испуганным зайцем в нишу первой же попавшейся двери и затаился. Кто-то вышел и направился в противоположную сторону. Лебедкин перевел дух, выпрямился и зашагал по коридору, печатая шаг.